Если пройти по местам боев партизан гражданской войны, а затем разложить на письменном столе годами собираемые документы об этих боях и мысленно перенестись в то время, они словно оживут и заговорят.
Мне явно слышится уханье партизанских берданок, стрельба из винтовок различных систем — русских, японских, английских, французских, цокот копыт партизанской кавалерии, звон сабель, предсмертные крики людей и захлебывающееся та-та-та пулемета…
Смотрю в те годы и вижу строй партизан 5-го Зиминского кавалерийского полка имени Гершевича, стоящих на центральной площади забайкальской станции Хилок 4 июня 1920 года. В разнообразной одежде, рваной обуви, еще не остывшие от жестокого боя за Читу, но с хорошей выправкой и решимостью в глазах, они станут завтра бойцами Народно-революционной армии Дальневосточной республики (НРА ДВР), наденут новенькую форму народоармейцев, перекуют лошадей, поучатся приемам сабельной рубки и пойдут в бой против белогвардейцев и интервентов Забайкалья. Они будут бить барона Унгерна, уничтожать банды белогвардейцев, охранять границу нового Советского государства, а потом штурмовать Спасск под командованием легендарного В. Д. Томина — сподвижника В. К. Блюхера.
Вижу их командира Ивана Михайловича Новокшонова, читающего свой последний приказ по полку. Вижу его таким, каким помнят его военачальники и соратники по борьбе.
Участник сражений на Дальнем Востоке Александр Герасимович Нестеров вспоминал: «Весьма примечательной личностью был командир зиминских партизан… Даже внешне, несмотря на небольшой рост, он был очень приметен. Крепкий, коренастый, плотно сбитый, он невольно привлекал внимание. У Новокшонова было лицо человека решительного и волевого. Взгляд блестящих серых глаз холодный, твердый и очень жесткий…»
После прощания со своим полком И. М. Новокшонов начнет работу во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ВЧК). Он будет занимать различные должности — начальника оперативного отдела, начальника охраны топливных маршрутов Сибири, начальника административного управления Сибирской Чрезвычайной Комиссии. Его пути пересекутся на чекистских дорогах с командиром эскадрона Тимофеем Николаевичем Угроватовым. Ему придется, скрепя сердце, посылать своего верного помощника по созданию партизанского отряда в эсеровское подполье и в логово кулацкого мятежа в Ишиме. В него не раз будут стрелять тайные враги…
Ваня Новокшонов родился 20 октября 1896 года в деревне Гусевской Томской губернии, в семье безземельного крестьянина, переселенца из Вятской губернии. С 1905 года семья Новокшоновых проживала на станции Култук, где и начинается трудовая деятельность Вани. В школу он ходил две зимы, за которые окончил три класса, вспоминала его жена Серафима Михайловна, он очень выразительно читал, и вот, десятилетнего, его взял к себе поп — псаломщиком. Поп был жаден, жесток. Мальчик к тому же очень боялся покойников, над которыми читал ночами молитвы, и, не выдержав, убежал. Тогда его устроили в лавку купца Лемперта. Когда Ваня подрос, купец сделал его перегонщиком скота, который закупался в Монголии. Почти два года Иван бывал в Монголии и очень полюбил эту страну.
В 1914 году семья Новокшоновых обосновалась в Иркутске, где отцу Ивана удалось найти работу по специальности в железнодорожных столярных мастерских, а сын его устроился приказчиком у купца. Службу в царской армии Иван проходил в Иркутске. Под воздействием большевиков унтер-офицер Новокшонов после Февральской революции 1917 года вступает в партию. В декабре 1917 года он участвует в подавлении мятежа юнкеров, командуя ротой революционных солдат. Во время боев с юнкерами был ранен, но, едва окрепнув, включился в дела оперативного отдела штаба Красной гвардии при Центросибири. Одновременно ведет большую работу с молодежью, в Глазовском предместье Иркутска создает организацию соцмоловдев (предшественники комсомола).
В период белочешского мятежа И. М. Новокшонов был арестован и приговорен к расстрелу. Он бежит, укрывается у верного товарища по партии Крошкина, в Зиме. Зиминская подпольная организация большевиков поручила Новокшонову создать партизанский отряд из крестьянских парней. Теперь он посчитается с колчаковцами!
Выступление партизан для колчаковских властей было неожиданностью. Двигаясь от деревни к деревне, партизаны собирали в свой отряд всех желающих бороться за восстановление власти Советов. Разъезжал от деревни к деревне и колчаковский офицер Шишлянников, выискивал новые жертвы. Это он тащил на петле в 1918 году молодого красногвардейца Семена Щербацкого, арестовал командира зиминских красногвардейцев Мирона Подаюрова. У деревни Карповской его и захватили партизаны.
— Что будем делать? — спросил Новокшонов своих товарищей. А их-то было тогда всего 14 человек, одна винтовка на всех да несколько берданок.
— Расстреляем,— ответил за всех Тимофей Угроватов, 24-летний моряк из донских казаков.
— А не пошлют за нами карателей? — высказал мучившее парней сомнение Дмитрий Ульяненко.
— На обочине Сибирского тракта мы и привели в исполнение приговор этому палачу,— вспоминал в беседе со мной Т. Н. Угроватов в 1979 году.— Прозвучало два выстрела: мой и вслед — выстрел Новокшонова из нагана.
Каратели, действительно, появились сразу. Местные жители сообщили, что колчаковские власти насильно мобилизовали 18 бурятов и под командованием поручика Пахаева отправили в село Тангут. Указали и дома, в которых они расположились на ночлег. Решили брать ночью. Без единого выстрела каратели были обезоружены, оказал сопротивление только поручик.
— Что будем с ними делать? — обратился Новокшонов к собравшимся.
— Отпустить их,— раздались голоса,— люди насильно мобилизованные.
— А с поручиком что? — повторил Новокшонов.
— Этот зверь, однако,— высказался старейший бурят.
Вместе с Пахаевым кара настигла и бурятских нойонов (кулаков) Цыренова и Содоева, которые стреляли в 1918 году в отступавших под напором белочехов красногвардейцев. Из их огромных табунов партизаны отобрали себе лошадей и, сделав из куска красной материи знамя, поехали уже кавалеристами. Жители бурятских улусов выходили навстречу отряду, преподносили подарки.
И. М. Новокшонов одел тогда бурятскую шубу-борчатку и меховую шапку.
— Ходил он в борчатке, — вспоминал Т. Н. Угроватов, — пока мы не подарили ему офицерскую меховую куртку и папаху.
А дело было так. Наша разведка задержала двоих. Оказалось, офицеры пробираются в Иркутск. Как крысы с тонущего корабля, дезертировали из колчаковской армии. На допросе они говорили о своем разочаровании Колчаком и даже просились в отряд. Но при тщательном обыске у одного из них нашли в сапоге маленький, узенький блокнот, в котором были фамилии замученных и расстрелянных. Он оказался контрразведчиком колчаковской армии. После этого офицеры уже не запирались, не скрывали ненависть к партизанам. Партизанский ревтрибунал приговорил их к расстрелу. Место, где их расстреляли, и сейчас жители называют «Белая падь». Офицерское обмундирование одного из врагов хорошо подошло И. М. Новокшонову.
В январе 1920 года чех-коммунист Владимир Кратохвил сообщил о том, что адмирал Колчак бежит на восток в поезде под флагами союзных держав. На заседании партийной подпольной организации Зимы стоял вопрос: «Что делать?» Партизанский отряд насчитывал 300 человек. Ситуация была не в его пользу, и тогда Новокшонов выдвинул смелый, по рискованный план — отправиться к начальнику чешского гарнизона и требовать от него выдачи Колчака. План принят, и группа в семь человек при полном вооружении проследовала через весь город на станцию. Полковник Ваня принял ее, но выдать Колчака отказался, ссылаясь на распоряжение
союзного командования. Новокшонов добился разрешения на переговоры с союзным командованием и ревкомом Иркутска. Он дал телеграмму по линии железной дороги Зима — Иркутск: «Всем, всем, всем начальникам партизанских отрядов и рабочих дружин. Сегодня, 13 января в Зиму с поездом 58-«бис» в чешском вагоне прибыл Колчак. Принимаю меры к его задержанию и аресту. В случае неудачи примите все меры к задержанию его в Иркутске. Подтягивайте силы к линии. Командующий Зиминским фронтом красных войск Новокшонов».
Таким образом, тайное бегство Колчака стало явным, и в Иркутске ему подготовили достойную встречу. Союзное командование вынуждено было выдать его революционным силам Иркутска.
А на Иркутск уже двигались остатки колчаковских армий под командованием генерала Каппеля. Не рассчитывая на пощаду, они, очертя голову, прорывались к своим. Партизаны Новокшонова героически дрались с наступавшими каппелевцами 30 января 1920 года в Зиме.
Они отбили несколько атак кавалерии врага, захватили «Льюис» и сами перешли в наступление. А когда чехи, нарушив нейтралитет, ударили в тыл и фланги наших войск, захватили штаб Западной группы. Они сдержали чешских гусаров, прикрывая отход войск из Зимы.
Отступая к Балаганску, партизанам пришлось выдержать бой с каппелевскими кавалеристами под селом Тангу ты. Положение было критическое. Большинство партизан осталось без патронов, к пулемету имелось всего 1800 патронов. Заняли круговую оборону в низине, что укрывало от прицельного огня, а глубокий снег не давал каппелевским кавалеристам развернуться в лаву. Пулемет был установлен на санях, в которые партизаны запрягли лучшую лошадь. Получилась «сибирская тачанка». Как только каппелевцы приближались к партизанской позиции, они оказывались на возвышенности и попадали под губительный огонь пулемета, появлявшегося в месте нападения врага. Опытный пулеметчик, бывший солдат первой мировой войны, отважный партизан Снопко бил короткими прицельными очередями.
После трех атак, потеряв убитыми 75 человек, подобрав раненого полковника, каппелевцы прекратили атаки, ушли на Иркутск. А партизаны, полностью собравшиеся в Балаганске, преследовали врага. В Иркутске полк был переформирован, увеличен до 1200 человек и под командованием И. М. Новокшонова двинулся на помощь партизанам Забайкалья…
И. М. Новокшонов вспоследствии опишет пережитое, трудные бои под Читой в своих книгах и повестях. Обогащенный опытом гражданской войны, он постоянно ощущал потребность рассказать людям, как создавался новый мир.
В 1925—1926 годах в газете «Бурят-Монгольская правда», в журналах «За семь дней», «Жернов», «Комсомолец» Новокшонов публикует серию рассказов и очерков. Созданные по горячим следам только что отгремевших боев, они тепло были встречены читателем.
Первого июня 1925 года И. М. Новокшонов был принят в члены Всероссийского общества крестьянских писателей. Он с головой окунается в общественную работу — председатель юридического бюро, ответственный секретарь профсоюза писателей, член правления литфонда, председатель комиссии по охране прав писателей. Везде и во всем он был четким, аккуратным и добросовестным, умел снискать уважение товарищей, о чем свидетельствуют письма к нему А. Фадеева, Б. Горбатова, К. Федина, Вс. Иванова и других поэтов и писателей.
В 1927 году увидели свет сборники его рассказов «Великий Аным», «Памяти павших за Октябрь» и «Таежная жуть», в 1934-м Уралгиз издает его повесть «Застрельщики» и книгу «Партизанские были».
Но главной книгой И. М. Новокшонова была и остается повесть «Потомок Чингисхана». Особую известность она приобрела в связи с кинофильмом того же названия, поставленным талантливым советским кинорежиссером Всеволодом Пудовкиным.
С 1932 по 1937 год И. М. Новокшонов жил в Свердловске. По рекомендации наркома Серго Орджоникидзе он работал управляющим делами во Всесоюзном объединении «Востоксталь». Принимал активное участие в организации выставки достижений хозяйственного и культурного строительства Урала. Он был первым директором Дома литературы и искусств. В 1933 году Серго Орджоникидзе встретил на железнодорожном вокзале Свердловска голодного плачущего мальчишку. Он привел его в кабинет к Новокшонову и дал задание — собрать всех беспризорных детей и открыть для них санаторий.
Такой санаторий был открыт в Уктусе. На фотографии того периода запечатлены ребятишки, греющиеся на солнышке в этом санатории. Невозможно без жалости смотреть на них, в то же время фотография вызывает чувство гордости за нашу советскую родину, спасавшую свое будущее.
И. М. Новокшонов писал не только о гражданской войне. Ему принадлежат созданные в тридцатые годы рассказы о комических явлениях жизни — «Медвежья сноровка», «Наказанный пьяница», пьеса «Веселый портняжка », драма «Ненависть». В Центральном Государственном архиве литературы и искусства мне посчастливилось обнаружить его неопубликованные рассказы «Гнедко» и «Седой спутник». Один из них предлагаем вниманию читателей «Уральского следопыта».
Иван Михайлович Новокшонов умер 12 мая 1943 года в расцвете творческих сил. Имя его живет в литературных трудах, в названиях улиц сибирских городов — Иркутска и Зимы, в экспозициях Иркутского краеведческого и Зиминского народного музеев.
