Поехал я к берегу.
А там, в крапивных зарослях, мой сосед Володя Яковлев воюет. Володе этому лет за пятьдесят, он местный, из кержаков, и теперь работает кочегаром в доме отдыха.
Залез Володя в самую крапивную чащобу и колдует там чего-то.
Я вылез из лодки, подошел.
— Во, глянь, Левонтий Иванович — это крапивные огурцы. На, отведай! Вкусные? То-то. Их не чистить, ничё не надо, пыль сдул и айда понужай за обе щеки.
— Как тебя крапива не жалит? — изумился я.
— Так вот, гляди,— Володя нарвал целую охапку крапивы.— Вишь, я ее по шерсти глажу, вверх. Ты попробуй, попробуй. Эдак-то она никогда не кусает. Хошь, хоть гектар ее голыми руками выпластаю. Ага.
— Пойдем-ка, Володя, я тебе тоже кое-что покажу.
Я подвел его к лодке.
— A-а! Это Панко Шкелета мережа. Потерял он ее. Только поставил, а его в больницу отправили. Месяц лежал. Давай-ка, Левонтий Иваныч, выберем рыбу. Тухлую-то вон туда кидай. А дивно ее, однако. Ага.
…Я не устаю удивляться быстроте, с какой разносятся до деревне новости. На озере я сидел один, «общнулся» только с Володей, ну вороны да сороки еще прилетали тухлую рыбу клевать, а вон уже бежит к нам Пашка Шкелет — худосочный мужичонко, лет под шестьдесят, бежит, вскрикивает издали:
— Ой, спасибо, ребятушки, отыскали мою рыбницу, мою кормилицу!
А сам уже бутылку на ходу открывает.
— Во-первых, не пью я красного, а во-вторых, браконьер вы, Павел Хрисанфович,— сердито выговорил я Шкелету.— И мерёжу твою в сельсовет бы снести надо.
— Насчет красного я исправлюсь, а об остальном поговорим,— ответил Шкелет.
И вот сидим мы втроем на берегу, закусываем вкуснющими крапивными огурцами, а Пашка Шкелет рассуждает:
— Вот обозвал ты меня нехорошим словом, Левонтий Иванович. Ладно, я стерплю. Ты тут всего ничего живешь, а я…
