По прошлогодней траве скользнула тень. Затем из редкого ельника, обступившего болотце, донеслось щелканье, сердитое урчание. Сомнений не оставалось: это — сова. Наконец-то, через несколько дней поиска, ее удалось заметить! На сосне, в том месте, где причудливо троился ствол, виднелось темное пятно. Смотрю в бинокль. Птица видна хорошо — и глаза, и клюв, и четко выраженная под ним темная бородка, и ровные, словно нарисованные, круги из лицевых перьев. Это была гроза мышиного царства — бородатая неясыть.
Что мы знаем о ней? Самая крупная из всех сов, живущих на территории нашей страны. Лишь филин крупнее ее.
Бородатые неясыти — моногамы, то есть живут парами. Они очень заботливые родители, надежно охраняют свое потомство, бывают предельно агрессивными в районе гнезда.
Все совы без исключения несут лесную службу, регулируя численность мышевидных грызунов. По подсчетам орнитологов, одна сова только летом уничтожает до 600 мышей. Разумеется; совы — полезные птицы, подлежат охране.
Находка моя была не случайной. Вот уже который год ранней весной в этих краях слышал я в вечерних сумерках за Кремлевым и Березовым болотами таинственные крики сов. Совы совершали там брачный ритуал, токовали. Вслушиваясь в ночные разговоры и перекличку птиц, я засекал направление, а днем, захватив бинокль, отправлялся на поиск, Случалось, и отыскивал совиные гнезда, но все они были непригодны как объект. Гнездо же, что отыскалось на этот раз, было превосходным для наблюдений: весь день оно находилось на солнце, Смущало одно — высота. До гнезда, похоже, не меньше десяти метров.
Будем строить вышку! Мой помощник — Сергей Гладких, лесничий из Нижнего Тагила. Вырвав из блокнота листок, он набросал схему будущего сооружения. Тут же мы прикинули, сколько понадобится жердей и досок… На четвертый день, уже в полной темноте, мы закончили монтаж вышки.
А совы? Пока мы стучали, пилили, рубили, тесали, одним словом, шумели, сова-мать, сидевшая на гнезде, внимательно смотрела на нас. Сергей пошутил: «Ну. высмотрела, глазастая, как вышки строить?»
А ведь действительно совы — не строители, они вообще не делают гнезд, селятся в чужие, в готовые. На сей раз заняли гнездо канюка.
Сова-мать не одна следила за стройкой. Отец будущих совят тоже всегда находился где-нибудь поблизости. Он, видимо, не улетал далеко, потому что стоило мне или Сергею сделать попытку подняться на вышку, как сова-мать подавала тревожные сигналы, и ее супруг являлся мигом и был готов как верный страж защищать гнездо. Поэтому нам, несмотря на теплую погоду, приходилось одеваться в защитные доспехи: полушубок и каску с опускающимся на лицо щитком из оргстекла. Если же пытались пренебречь этой техникой безопасности, с бородатой неясытью шутки заканчивались плохо: мы получали глубокие царапины.
И вот наверху сбита из досок площадка, на которой установлен маленький домик: стены, крыша, двери— все из мешковины. Напротив гнезда, в нескольких метрах, развешаны рефлекторы, лампы-вспышки для ночной съемки. У Сергея заканчивался отпуск, и он уехал в Нижний Тагил, а я остался один на один с лесом, с совами.
Изо дня в день, в разное время суток, согласно разработанному «скользящему» графику, приходил дежурить к своим подопечным и с каждым приходом открывал для себя страничку птичьих тайн. Вскоре и уже знал, какие из деревьев вблизи гнезда самые любимые для птиц, на каких они кормятся, на каких просто отдыхают, с каких нападают на меня.
Семнадцать ступенек отделяли домик-скрадок от земли. Внутри скрадка тесно, удобств — самый минимум. Впереди, возле смотрового оконца, столик для фотоаппаратов и сменной оптики. Здесь же фонарик, батареи для лампы-вспышки, вешалка для каски и одежды, складной стульчик. Обязательный запас продуктов — мешочек с сухарями, консервы, фляжка с родниковой водой, термос с горячим чаем.
Дело было в конце апреля ..и строительство вышки, и подготовка к съемке. В мае, а точнее, где-то числа пятнадцатого, в совином «доме» должно быть пополнение (ошибся я всего на один день).
Настала середина мая. Леса, поляны, луга одевались зеленью трав и листьев. Большой лесной дом полнился новыми и новыми голосами. В родные края пожаловали кукушка, иволга, козодой. Лес с утра до вечера гремел от птичьего пения. Дежуря в один из дней возле совиного гнезда, я Заметил в нем что-то новое. Оттуда доносилось неспокойное попискивание и тонкое стрекотание. Неужели появился на свет первый совенок? Да, вскоре мне удалось увидеть его. Он был еще очень мал и больше походил на пуховый шарик. Но с первых же дней у малыша выделялись не по возрасту мощный клюв, когтистые крепкие лапы. Конечно, совенок сам еще не мог не только добывать себе пищу, но даже и справиться с доставленным в гнездо кормом. На помощь приходила мать. Она ловко рвала на мелкие кусочки добычу, принесенную отцом семейства, и подавала клювом, словно вилкой, малышу. Совенок мгновенно глотал кусочек и вновь тянулся к своей кормилице, пищал, просил добавки. Насытившись, малыш затихал, прятался под живую грелку, но нет-нет да и выглядывал из теплого пуха, словно в окошко, смотрел и а мир.
С появлением совенка в гнезде стало оживленнее, а мои дежурства — интереснее. Свое пребывание возле сов я увеличил с шести до восьми часов в сутки. Теперь фотоаппарат был жестко укреплен на штативе и объектив, наведенный на резкость, постоянно смотрел стеклянным глазом в гнездо.
Скоро первенец перестал быть одиноким. Строго соблюдая намеченную природой очередность, с интервалом в несколько дней появились на свет, запищали, зашевелились под грелкой-совой остальные птенцы. Старшему совенку шел десятый день, а последнему не было еще и суток.
Дежуря у гнезда, я делал в полевом дневнике записи. «Теперь,— писал я,— когда сова закончила насиживание потомства и совята растут и требуют больше корма, стало заметно, как четко распределились обязанности между взрослыми совами. На отца семейства навалилась главная забота, он обязан денно и нощно поставлять пищу к столу. Мать-сова почти не покидает гнезда или же находится в непосредственной близости, готовая в любую минуту к защите своих питомцев от любого непрошеного гостя. В число именно таких гостей оказался занесенным и я. Совы, похоже, не только не собираются, но и упорно не хотят привыкать к тому, что я ежедневно посещаю их территорию. Наоборот, с появлением всех птенцов совы стали еще агрессивнее. Они встречают меня за сотню метров от гнезда».
И действительно совы уже нападали не тогда, когда я поднимался на вышку, а и на подходе к ней. Однажды, потеряв бдительность, я пострадал-таки. Удар совы был настолько необычным и резким, что я едва устоял на ногах. При этом мне еще повезло: когтистая лапа неясыти чиркнула по щеке, и царапина прошла чуть ниже глаза. Аптечка была всегда при мне, и я немедля обработал раны, а затем сделал себе укол против столбняка.
…Первые дни лета преподнесли немало сюрпризов. И не только приятных. После сухого мая наконец-то пошли дожди. Двое суток, не останавливаясь ни на минуту, лило и лило. Казалось, дождь нескончаем. 13 лесу стало сыро, неуютно, и когда, после очередного дежурства, я возвращался в избушку, то усиленно топил печь, просушивал одежду. Но вот дождь прекратился, сразу похолодало, подул порывистый северный ветер, и разыгралась, точь-в-точь как зимой, снежная пурга. За какой-то час кусты, деревья, поляны вокруг заснежило. Для птиц наступили трудные дни. Особенно тяжело добывали пищу насекомоядные: дрозды, трясогузки. лесные коньки, пеночки, горихвостки… А мои совы переносили непогоду значительно легче. Однако в эти холодные дни я решил не беспокоить птиц. Только когда снегопад утих, решил посетить их владения. Наблюдая в бинокль, увидел, как мать-сова, вся распушившись и прикрыв разновозрастных малышей, намокшие, с жалким видом упорно сидела в гнезде. Но, как потом выяснилось, и у неясытей не обошлось без беды: в гнезде не стало самого маленького совенка. Может быть, не выдержал холода, сырости или погиб по какой другой причине?
Дожди и выпавший снег дали сухой земле много влаги, оживились болотные паточины, ключики, а когда наконец потеплело, все вокруг зашевелилось, запело, задвигалось, наскучавшись по солнцу, по его ярким лучам. Пуще прежнего зазеленели молодые листочки на березах, осинах и липах, но открытым буграм зацвела земляника. Совята росли не по дням, а но часам. Их пуховая одежда менялась на серое перо.
Опять, как вчера, позавчера, приходила в лес июньская ночь. Бледнели и гасли на небе вечерние краски. Так же шумно пели дрозды-дерябы, тянули с громким хорканьем над самой крышей скрадка вальдшнепы. Внизу, в сочной болотной траве, бегали и резко посвистывали болотные курочки-погоныши. Но темнота ночи брала свое. Лесных звуков становилось меньше, и мое внимание полностью переключалось на сов.
При свете фонарика я сделал очередную запись в дневнике: «Нот уже не первый день замечаю, что все сложнее и сложнее ‘становится добывать корм отцу семейства. Порою кормление совят затягивается за полночь. чего не было раньше. Может, оскудели мышиные запасы па территории, которая вот уже два месяца находится под неослабным контролем сов?.., В основном, как и прежде, главным охотником является отец, а сова-мать. дабы ускорить дело, принимает от него добычу на месте охоты и спешит доставить ее питомцам».
Случалось, родителям не везло с охотой: видно, предчувствуя перемену погоды, мыши неохотно покидали даже ночью свои подземные убежища. Тогда совятам оставалось одно — сидеть и ждать. Тот, кто был потерпеливее или и еще не проголодался, молчал, а кто уж очень хотел есть, кричал неистово, до хрипоты.
Трудностей было предостаточно не только у сов, но и у меня. Как ни старался я всякую минуту быть начеку, чтобы отснять момент прилета совы с добычей. Это не всегда удавалось. Возвращалась она домой не каждый раз с предупреждающим криком, бывало, она подлетала молча, бесшумно. Только но переполоху, который возникал в гнезде, и можно было узнать об этом. Срабатывал -затвор фотоаппарата, сверкала вспышка. А сова? Уже и след простыл. Она, передав добычу, вновь была в полете, вдали от гнезда. Но одно удалось заметить: как бы ни трудна была охота родителей, первым получал корм самый маленький совенок, за ним — средний, потом — старший. Птицы никогда не нарушали этой очередности, да п можно ли было ее нарушить, когда младший кричал и требовал больше всех.
С того дня, как совята подросли, начали менять пух на перо, сова-мать уже не сидела при малышах, согревая их. Я мог теперь наблюдать за птенцами и вечером и днём. Но были в этом для меня не только преимущества. Когда солнце держалось в зените, меня не спасала и тень от кроны могучей сосны. Крыша, обтянутая на случай дождя пластиковой пленкой, нагревалась так, что, казалось, вот вот расплавится, а внутри стояла духота. На крышу приходилось набрасывать полушубок, а со стороны солнца заслоняться спальным мешком. И жару совята не решились, лежали в самом центре гнезда, разинув клюв, и тяжело дышали. Но только-только приходила вечерняя прохлада, как птенцы оживали, оживал с ними я, готовясь к съемкам и наблюдениям. В гнезде начинались игры, возни, и порою настоящая чехарда. Отличался старший совенок. Он совершал смелые прыжки от одной кромки к другой, взмахивая крылышками, а то начинал с тщательностью взрослой птицы заниматься туалетом, укладывая перышко к перышку на куцых пока что крыльях. Забавно было наблюдать, как он на правах старшего следил за самым младшим, боясь, что тот выпадет им гнезда. При опасности спешил поддержать братца клювом за пуховые штанишки или с силой затаскивал его в гнездо.
…Я решил провести в высотном домике целые сутки: в гнезде намечалось важное событие.
С утра у сов было все обыденным, а я не терял надежды подсмотреть еще не увиденное. Вполглаза читал журнал, но вскоре смотрел только на гнездо. Старший совенок начал смело прохаживаться по самой кромке гнезда с таким видом, словно бы искал выход из него. И что же? «Дверь» нашлась. Ею оказался толстый и бескорый сук дерева, отходящий от гнезда. Совенок осторожно ступил на нею когтистой лапой, словно пробуя, выдержит ли. Глянул вниз. Замер. Страшновато! Но любопытство брало верх, сделал еще один робкий шаг. за ним другой. Это был ответственный момент. Казалось, даже ветер стих и птицы при остановили свое пение. Я одним мигом перевел объектив фотоаппарата на сук. Но тут внезапно нарушил тишину маленький братец. Он. видя, как старший мед лен но, но все дальний шел но суку, поднял ужасный крик, замахал крылышками. Не Знаю, подействовали ли на смельчака крики малыша, но он остановился, повернул обратно. Этим закончилось его первое в жизни путешествие. На следующее утро он вновь попытался найти из родного гнезда. И это ему удалось. Шел двадцать пятый день его жизни. Потом, последовав при меру старшего, покинул гнездо средний но возрасту совенок. Птенцы, конечно же, еще не умели летать, но уже умели лазать по веткам. Когда наступало время кормежки, мать-сова отыскивала детей но крику.
…Днем, осматривая деревья- вблизи гнезда, я нашел таки смельчаков: они сидели на сучьях. Заметив мое приближение, совята замерли. вытянулись столбиками «спрятались». И тут я услышал над головой грозное урчание и щелканье. Сова-мать предупреждала, что она по-прежнему охраняет свое потомство…
