Институт лихорадило: пропал сотрудник отдела синтеза, руководитель поисковой группы Слава Ванин. Пропал при загадочных обстоятельствах.
Утром в субботу он провел совещание группы — обычный недельный отчет: разбор, обсуждение, критика, предложения. Затем работал в инфотеке, пробыл там, по показаниям Майи, не более часа, новых запросов не делал. После инфотеки его видели у входа в музей древней культуры. Заходил ли Ванин в музей — неизвестно. Около двенадцати он беседовал по видеофону с Сережкой. О чем, мальчик не помнит, вроде бы о какой-то сказке. Больше Ванина не видели.
Встревожились потому, что он не явился на Завершение. Давно сложилась традиция: результаты опыта Ванин считывал сам. На вызов телеробот ответил, что хозяин вышел из дома в воскресенье утром, до сих пор не вернулся, никаких распоряжений не оставил.
Опрос ближайших служб скорой помощи и безопасности движения также ничего не дал.
Учитывая исключительность обстоятельств, решили осмотреть вещи и бумаги Ванина в институте и дома — в надежде отыскать какой-нибудь след. Эту деликатную миссию возложили на членов группы Ванина, его ближайших помощников— Олега Виртуозова, Джона Метелкина и Светлану Синичкину…
ДНЕВНИК, НАЙДЕННЫЙ ГРУППОЙ
2 января. Я — в отчаянии! Какое-то наваждение! Стоит мне закрыть глаза, как является проклятое чудище и заостренным коричневым образованием начинает стучать по ступам. Ноги сразу становятся тяжелыми, хочу бежать — и не могу. А мерзкая уродина шумно хлопает себя по бокам широкими крыльями и пялит на меня круглые стеклянные глаза. Я кричу и просыпаюсь.
2 января, вечер. Опять неудача. Сотая серия и снова — в корзину! Все проверили. Опыт сегодня контролировала Света, самая аккуратная из лаборантов, но и она не обнаружила никакой ошибки. Компоненты строго дозированы, реактивы очищены, ферменты добавлены, технология соблюдена пунктуально. А белок снова распадается! И это перед приездом комиссии! Все нервничают ужасно…
3 января. Снова приходило! Сегодня стучало не только по ступам, но и по ноге. Утром ка правой голени обнаружил местное капиллярное кровоизлияние. Кажется, схожу с ума.
4 января. Был у невропатолога. Говорит — переутомление. На неделю отстранил от работы, прописал гимнастику, прогулки, лыжи… Сижу дома, а мысли — в лаборатории. Ребята ничего не говорят, Светка, чтобы я «не мудрил», подкидывает мне на день своего Сережку. Он выматывает лучше всякой гимнастики: заставляет
бегать в догонялки, лазать на шведскую стенку, играть в «умственные прятки». Но это еще ничего. Он принуждает читать ему с «выражением». Если я начинаю «без выражения», сердится и велит перечитывать.
Удивляюсь., какой ерундой пичкают детей! Как только их мозг справляется с этим обилием ненужной и часто вредной информации! Зачем, например, современному ребенку знать, как нетрудовой элемент, злостный бездельник, сидя на печи, добивается всяческого благополучия?.. Кстати, не забыть выяснить, что такое «печь». —
8 января. Истекает срок моего заточения. Ребята упорно отмалчиваются. Но по их глазам вижу — ничего хорошего. Почему не синтезируется полибелок? Почему?!
А «оно» посетило меня за последнее время лишь один раз.
9 января. Мы с Сережкой порядком надоели друг другу. Сегодня он предъявил ультиматум: если я срочно не научусь играть в «космического дурака», с завтрашнего дня он уйдет в свой универсад.
— Ну и пожалуйста,— сказал я.
— Ну и уйду,— сказал он.
Минут десять мы сидели каждый в своем углу, Но отрицательные эмоции вредны для ребенка, пришлось мне наводить мосты:
— Что ты хочешь?
— Сказку!— Сережка повеселел и тут же забрался на колени, про «космического дурака» он уже забыл,— Только настоящую!
Сказок я не знал, если и читал в детском возрасте, то начисто стер эту информацию, когда работал над диссертацией. В подсознание лезть не хотелось, но и бросить тень на авторитет взрослого человека я не мог, поэтому начал:
— В некотором царстве, земном государстве жил да был прекрасный юноша. И была у него масса достоинств: и калорийность высокая, и усвояемость — единица… Да только людям это без толку: сидел он за семью замками, а ключи потеряны. Вот и кукуем… Какие только варианты не пробовали…
Сережка долго хлопал своими пушистыми метелками, потом не выдержал:
— Ты что мне про полибелок-то рассказываешь? Мне про него и дома надоело слушать.
Я обиженно замолчал.
— Ладно,— сжалился Сережка,— не дуйся. Лучше я тебе расскажу. Значит, жили-были дед и баба. И была у них курочка Ряба.
— Кто?
— Такое животное доисторическое. Ну, вот. Курочка снесла яичко…
И тут меня посетила мысль…
— Послушай, старик, у тебя есть эта книгокарта?
— Я все правильно говорю!— возмутился Сережка.— Зачем тебе в карту подглядывать?
— Мне только взглянуть! Один разок!
Сережка недоверчиво посмотрел на меня.
— Отдашь?— спросил он.
— Конечно, отдам!
Сережка подумал. Он чувствовал, что интерес мой неподделен, не понимал причину и волновался.
— А гравикомпас дашь поносить?
— Дам!
Я выдал себя с головой, и Сережка задумался снова.
— А машинку?
Машинкой он называл портативный компьютер, который я только что получил как руководитель группы.
— Зачем тебе компьютер?
— А тебе — карта?
— Ладно, вымогатель, получишь и машинку. Давай карту!
— Она в универсаде. ‘
И мы поехали в универсад за книгокартой о курочке Рябе.
11 января. Не хватает времени. Пишу исключительно для того, чтобы не забыть хронологию событий. Вдруг этот дневник станет когда-нибудь единственным документом, проливающим свет на эксперимент века!..
Итак. Первое знакомство с курочкой Рябой (для краткости буду именовать ее просто Рябой) подтвердило догадку: Ряба и мой ночной кошмар — одно и то же, сработало, очевидно, подсознание. Но возникло множество вопросов.
Вопрос первый. Почему такая нехитрая — можно сказать, «дурацкая» — история пережила столетия?
Предполагаю: она несет важную информацию, поэтому а) передается из поколения в поколение в виде наиболее стойкой формы — легенды и б) вводится в мозг человека на стадии, когда критические центры отбора информации практически отсутствуют.
Вопрос второй. Что скрывается за аллегориями «дед», «баба», «курочка Ряба», «яичко» золотое и простое?
Если допустить, что «яйцо» — продукт деятельности некой Рябы, то «яйцо простое» было более совершенным творением, чем «яйцо золотое». Иначе обещание Рябы изготовить «яйцо простое» не послужило бы утешением «деду» и «бабе». (Под этими терминами я склонен понимать действительных лиц пожилого возраста — и в наши дни таковые встречаются среди тех, кто отказался своевременно пройти биопрофилактику.)
Вопрос третий. Каков возраст сказки?
В тексте нет ни малейшего указания на эпоху. Напрашивается вывод: история безвременная, следовательно, вечная…
За всем этим что-то крылось! Мне нужен был дополнительный материал, и мы с Сережкой отправились в местную инфотеку. Оставил его в детском зале, а сам поднялся наверх. Сережка, надо сказать, вел себя идеально все последнее время: не хныкал, не приставал с глупостями, а главное, не жаловался матери. Придется подарить ему компьютер,— все равно после Сережкиных усовершенствований он стабильно перешел на четыре действия арифметики.
В инфотеке мне нужно было перерыть массу инфокарт. Я не знал, в каком временном пласту искать это. Да и что — это? .. Боюсь подумать, чем кончилась бы моя затея, если бы не Майя, которая работает там классификатором, а в универсаде была влюблена в меня. Она не удивилась просьбе и очень быстро заполнила карту-запрос колонками шифра. Мне оставалось лишь пройти в смотровую кабину и нацепить считывающие датчики…
Сам факт существования Рябы теперь не вызывает сомнения. Она жила бок о бок с человеком с незапамятных времен. Более того, человек не расставался с нею. Ряба пользовалась большим уважением: с нею советовались в особо ответственных случаях (см. «Сказку о золотом петушке» А. С. Пушкина). Кстати, «петушок» и «курочка» — разные названия одного и того же существа ‘.
Особенно большое количество кур появилось в середине XX столетия. Для них строились специальные помещения — «курятники», в других источниках — «инкубаторы». Интересная особенность: возводились они, как правило, за чертой города. Не потому ли, что относились к наиболее важным объектам?
Далее. Яйцо — это действительно продукт деятельности петуха-курицы. Специально выписал цитату: «В продолжение жизни курицы яйца ее составляют превосходное произведение, и уже за это одно курица достойна тех стараний, которые ее окружают в хороших хозяйствах» (выделено мною).
Употреблялось в пищу! Обладало потрясающим коэффициентом полезности! Усваивалось полностью и без каких-либо болезненных последствий! Давалось детям, больным, певцам — для улучшения голоса. По составу — идеальный полибелок!!! Древние знали секрет его получения, имели в неограниченном количестве, а мы не можем его даже синтезировать…
Перехожу к самой странной части моего открытия. Имею в виду тот единственный источник, который, с моей точки зрения, обладает несомненной достоверностью. Из него-то я и узнал о составе яйца и его достоинствах… Речь идет о нескольких ветхих страницах какой-то, видимо, толстой книги, где описывается приготовление различных блюд, употреблявшихся древними. И там — «курица жареная в сухарях», «куриный суп», «курица фаршированная яблоками»… Какое варварство! Я не знал, как классифицировать подобную информацию. Что же такое курица?
Если курица — живое существо, снабжающее человека столь удивительным продуктом, то ее уничтожение — чудовищное расточительство, ставящее в тупик разумного человека! Если курица — не живое (не естественное) биологическое образование и, допустим, ее аннулирование происходило после выработки энергетических ресурсов, то следует признать, что цивилизация, способная создать идеальную биосистему с .цикличной, самовоспроизводящей программой, была необычайно развитой. Тогда можно объяснить самые странные, казалось бы, вещи. Например, стабильную привязанность человека к данной модели, стремление передать информацию о ней последующим поколениям…
13 января. Я думал, будет нелегко втолковать моим ребятам эту новость, но то, что произошло на самом деле!.. Как все-таки консервативен мозг человеческий!..
Когда я объявил, что сворачиваем опыты, они посмотрели удивленно, но промолчали. Ждали, какую идею я подкину взамен.
— Ав ovo,— сказал я.— Начнем с начала, как говорили древние. Полетим в гости к ним за курочкой Рябой.
Олежка запустил пятерню в свой «девственный лес», который не могла одолеть ни одна щетка. Джон широко и счастливо улыбался. Света Синичкина глядела на меня по-детски распахнутыми глазами, и они медленно наполнялись прозрачной влагой.
— Славик,— начала она,— пойдем домой. Посидим, поболтаем, музыку послушаем…
Я засмеялся.
— Думаете, с ума сошел, пока сказки Сережке читал? Ого! Петушок-курочка — это биокибер! Поняли!.. Ряба — это РеБе, регенератор белка! Нашего полибелка, который распадается от одного взгляда!..
Меня не поняли. Виртуозов старался незаметно переместиться к локатору «сон», Метелкин двинулся ко мне, гостеприимно раскинув руки и по-прежнему лучезарно улыбаясь… Я позволил усыпить себя и обследовать на предмет полной вменяемости. Только после этого у нас пошел нормальный разговор.
20 января. Готовимся к приезду комиссии. Решили стоять «на смерть». Отказать нам не посмеют. Не имеют права! Мы должны побывать там!..
1 апреля. Ура! Победа! Отправляемся в двадцать первый век! Виртуозов утвержден моим заместителем. На него возложена вся «техника». Очень рад, что Олег со мной…
На этом первая часть записей кончалась.
— Вот как все начиналось,— задумчиво произнес Джон.— Не знал, что у шефа был дневник.
— Никто не знал,— откликнулся Виртуозов.— Но меня удивляет другое: почему он писал? Не использовал, например, мыслеграф или, на худой конец, стенограф?
— А все-таки Ванин — голова!— вздохнула Света.— Надо же додуматься! Сколько раз читала Сережке про эту курочку…
— Гений,— подытожил Метелкин и раскрыл вторую тетрадь.
Эта часть записок представляла собой нечто вроде развернутого письма или отчета, перед самим собой. Ванин писал торопливо, с малопонятными сокращениями…
«Теперь, когда путешествие позади, когда написаны доклады и сделаны определенные выводы и прогнозы, появилась потребность проанализировать свои впечатления и поразмышлять… Хочу восстановить все по памяти. Уверен, что ограниченная скорость в написании знаков делает возможным более тщательный анализ и отбор переносимого на бумагу материала. Мысли фиксируются в оптимальной форме, внутренняя логика суждений становится более выпуклой, обнажая незаметные ранее закономерности…
…Перед стартом все казалось просто и ясно. Разумеется, предполагались и самые сложные ситуации, но, как выяснилось, они не имели ничего общего с теми, в которых мы очутились.
Во-первых, был выбран недостаточный временной интервал. Очутившись в двадцать первом веке, мы уже не нашли действующую Рябу. В музее техники ее вообще не оказалось. Обнаружили Рябу… в музее Природы! Странно, конечно. Но так или иначе, а отныне мы знали, как в действительности выглядит Ряба; ее изображения в современных книгокартах искажены просто до неузнаваемости…
Во-вторых. «Методика пассивного наблюдения», которой снабдили нас временологи, безнадежно устарела. Подумать только, она ни разу не корректировалась! Не было, видите ли, необходимости, поскольку путешествия в прошлое вообще нерациональны: расход энергии велик, а чему можно научиться у древних?! Эта методика, вероятно, идеально соответствует «Кодексу невмешательства», но чтобы с ее помощью что-то изучить — сомневаюсь. Пришлось нам выкручиваться на месте…
В-третьих, мы совершенно не были готовы психологически.
После неудачи в двадцать первом веке Олег «промахнул» целый виток спирали — а конец двадцатого! Конечно, риск был: ошибись мы и на этот раз, экспедицию пришлось бы свернуть,— энергии оставалось лишь на возвращение. Кроме того, в точке перемещения могло оказаться слишком людно. А способ, который мы с Олегом придумали для нейтрализации последствий нашего посещения, был эффективен только при ограниченном числе контактов…
Вторая высадка прошла благополучно. Место пустынное, я бы сказал, дикое. Огромная поляна, растения в рост человека, вокруг — стеной лес, вдали — крошечный, какой-то несерьезный дергшянный домик… Но анализ обстановки и действий пришел позже: мы ослепли, оглохли, задохнулись! Невероятно яркие краски — синее, зеленое, белое, алое. Одуряющие, густые незнакомые запахи. И удивительная поющая тишина… Наши мыслеграфы, не выдержав эмоциональной перегрузки, вышли из строя. Прошло несколько минут, прежде чем Виртуозов первым из нас вспомнил о цели путешествия. Мы взяли курс через поле — на дом, потому что Ряба, если наши предположения верны, могла находиться только рядом с человеком. —
Идти по траве было чрезвычайно трудно и физически, и морально. Привыкнув лишь любоваться малюсенькими зелеными островками в зонах отдыха, мы должны были наступать на гибкие, сочные стебли растений! Не сговариваясь, мы с Олегом включили антигравитационные подошвы своих ступов, на четверть уменьшающие вес.
Рябу, наверное, мы увидели одновременно, потому что дружно споткнулись и вскрикнули. Ряба уловила движение и замерла с поднятой «ногой». Обследовав нас поочередно правым и левым зрительными локаторами, она продолжила перемещение, поскольку реагировала, очевидно, только на движущиеся объекты.
Историческая минута! Вот оно, легендарное изобретение неизвестного гения! Лишь увидев Рябу, я понял, как боялся все время, что легенда так и останется красивой сказкой…
В маленьком, огороженном дощатой изгородью пространстве Ряба оказалась не единственной. Мы насчитали по крайней мере десяток. Все они были примерно одной величины и несколько различались окраской. Но форма, поведение повторялись удивительно стабильно. Несомненно, производство Ряб массовое. Лишь одна из моделей имела более крупный красный отросток на «голове» и чрезвычайно развитое хвостовое оперение… Решение созрело одновременно у нас обоих: Рябу требовалось заполучить и основательно изучить; взять ее с собою в наше время мы не могли, не нарушив «Кодекс».
Олег перелез через загородку и двинулся к Рябе. Та подпустила его довольно близко, но едва Олег протянул к ней руки, как она издала предупреждающий сигнал тревоги «куд-куда» и увернулась. Олег повторил попытку. Ряба увернулась и на этот раз, причем «куд-куда» повторялось чаще и на более высоких нотах. Поднятые этим сигналом, остальные особи с шумом разбежались, а модель с мощным красным гребнем в верхней части, наоборот, стремительно кинулась на Виртуозова.
Мы отступили. В этот момент скрипнула дверь, и перед нами появилась… баба! Мы хоть и готовились к встрече с древним человеком, тем не менее опешили. А баба подняла темную руку ко лбу и несколько секунд вглядывалась в нашу сторону. Затем произнесла:
— Не трожь курей! Чего нада? Как объяснить ей цель нашего визита?
— Дед!— крикнула баба куда-то назад.— Дед, подь сюды!
Так, все правильно: согласно легенде где-то поблизости должен находиться дед. И действительно, в разрисованном оконце возникло седобородое морщинистое лицо.
— Чего тебе?
— Да вот, курей шшупают охламоны каки-то. И молчат, язви их!
— Може, от Нинки?— предположил дед.— Тоже все с имя возюкается!
Я выступил вперед.
— Извините за вторжение! Мы из ПСАСБСа — проблемной станции анализа-синтеза белковых соединений.
— Изучаем возможность воспроизведения универсальной биомассы с комплексно-эннобелковым наполнением согласно номенклатуры ВАН № 134/22,— пояснил Олег.
— Покорми их, старуха,— сказал дед.— Ишь, головастенькие, оголодали, должно: заговариваются! Нинка сказывала, у их там, в ниверситете, такие водятся.
— И то,— согласилась баба.— Айда в горницу,— пригласила она.— Счас молочка с погребу достану, ишо чего сварганю…
Мы плохо понимали, о чем говорят дед и баба, но общий смысл уловили. Хозяева принимали нас за сотрудников какого-то научного подразделения — Ниверситета, где, по всей вероятности, работает их родственница или знакомая. Что ж, возражать мы не стали.
Нас усадили на деревянные сидения без всяких амортизаторов, так что не знаю, как Олег, а я скоро начал ощущать негибкость собственного позвоночника. Баба поставила перед нами по большому непрозрачному сосуду без ручек, наполненному белой жидкостью с желтовато-коричневой пленкой. Дед принес на чистой салфетке темную ароматную массу с ячеистой структурой, наформованную толстыми пластинами.
Мы с Олегом переглянулись: справятся ли наши нетренированные желудки с этой адской пищей? Я вытащил таблетку нейтрализатора… Теперь все вредное, что попадет в организм, будет выведено в течение суток. Олег свою проглотить не успел: заметила баба.
— Животом, сердешный, маешься?— пожалела она.— Ить молоденький, а микстурки ешь. Пей топленку лучше! А то— яйки. Сырые-то очень пользительно при больных кишках. Дед, приташши-ка, там в лукошке, утрешние, прямо с-под курицы!
Бедный Олег, он страдал за науку… Дед и баба жалостливо смотрели на нас и качали головами: до чего ученье-то доводит!
— Нинка сказывала, будто в вашем ниверситете из солярки икру рыбиную делают?— занимал
нас разговорами дед.— Сделать, будто, сделали, а запаху нет. Хошь тресни! Так что удумали? Рыбу ловят, икру вынают, а заместо настояшшей в брюхо рыбе, значит, из солярки напихивают. Чтоб она, значит, рыбьим духом пропиталась!-— Дед захихикал и поскреб за ухом.— А в другом ниверситете, седня в газетке прочитал, собираются кур извести. Всех! А яйца нести машине поручить. Э-Ве-Ме,— старательно выговорил он.
Что имеет в виду дед? ЭВМ — самая древняя электронно-вычислительная машина…
— Не слухайте старого брехуна!— посоветовала баба.— Нешто машина заменит куру? А заместо Петьки каку ВеМе подрядишь?— хитро прищурилась она.
— В газетке написано, ведутся работы,— обиделся дед и потряс бумажным свертком.— От!.. Ну, Нинка придет, спросим. »
Он встал и, шаркая примитивными ступами, пошел из комнаты.
— Газетку надо заполучить,— шепнул я Олегу. Он понимающе кивнул и вышел вслед за дедом.— А что, бабуся,— обратился я к хозяйке,— не покажете ли нам ваших Ряб?
— Курей, что ли? Ежели интересуетесь, смотрите— не жалко,— разрешила она.— Только Петьку опасайся: зело он у меня лютый. Поклевать может.
Во дворе ни Олега, ни деда не оказалось. Куда они могли уйти? Я направился вокруг дома и под пышными цветущими кустами нашел Виртуозова. В первую минуту я испугался! Он лежал на спине, ноги в коленях были согнуты, руки раскинуты, рот полураскрыт. Грудь Олега вздымалась, и с каждой очередной порцией воздуха из ее глубин взвивался фонтан свистяще-шипящих, весьма не мелодичных звуков.
Рядом сидел дед и сосредоточенно обмахивал Олега той самой газетой…
— Сомлел паря,—сочувственно причмокнул он.— Пушшай в тенечке похрапит. Я тоже завсегда — как намнусь, так и на бок!
Эх, Олежка, не вовремя ты «сомлел»! Придется операцию по отлову Рябы проводить одному…
— Мостись рядком,— пригласил дед.— Я посторожу.
Надо было под каким-то благовидным предлогом исчезнуть.
— Где тут у вас…— я затруднялся сформулировать мысль.
— Сортир?— быстро сориентировался дед.— А на задах, в огороде. Иди, не смушшайся…
Я пошел по адресу, указанному дедом. «Огородом» оказалась огороженная переплетенными прутьями площадка, на которой неширокими полосами росли невысокие растения. Среди них бродили две-три Рябы. Это было весьма кстати, ибо охотиться в той многочисленной группе, что координировалась около «Петьки», со слов бабы, было небезопасно…
Рябы неторопливо бродили среди растений, останавливаясь и разгребая конечностями землю. Изредка энергично наклонялись к самой земле, затем двигались дальше. Самое вероятное (и невероятное!), что можно предположить, наблюдая за их действиями,— это… поиски пищи! Да-да! Великолепная машина пополняла свои энергетические ресурсы! Очевидно, энергию органических соединений она преобразовывала в какой-то другой вид, возможно, в электрохимическую…
Биокиберы двигались в моем направлении, и надо было набраться терпения, подождать, пока они окажутся возле моего укрытия. Я уже понял, что поспешность в этом предприятии успеха не гарантирует.
Невысокое кривоствольное деревце, под которым я устроил засаду, давало негустую тень. Над головой шелестели листья, перед глазами качались неизвестные цветы: желтолицые, в белых лучистых ожерельях, на гибких голенастых стеблях. Их было много, и все они кивали, заговорщицки подмигивали мне, словно давая понять, что тайна моя им известна и они обещают молчать… Я не удержался от искушения, прилег, закрыл глаза. И тотчас тело, вопреки разуму, вспомнило нечто призрачно-давнее: ему было знакомо и уютно среди этой жесткой травы, качающихся цветов, дурманящих запахов; оно чувствовало землю, и земля принимала его тяжесть. Солнце набросилось на меня жарко, жадно, прижимаясь, приникая к каждой клетке тела. И вдруг поплыло, заволокло сознание, и я перестал ощущать себя…
— Сгорите!— донеслось откуда-то издалека.— На солнце вредно спать. Голова будет квелая!
Я вскочил. Передо мной стояла девушка. Темные волосы собраны в пучок на затылке, темные же глаза под разлетными бровями. Ярко-синее платье тесно облегало остроплечую фигурку, тонкие в запястьях руки с резко выпирающими косточками цепко держали руль громоздкого, неуклюжего двухколесного чудища — прадеда нашего самогона.
— Вы турист?— спросила она и заразительно рассмеялась.— Ну и видок у вас! Пойдите к речке, освежитесь.
Я по-прежнему стоял молча. Эта новая встреча… Если деду и бабе можно было не объяснять, кто мы и зачем, то живая, быстрая незнакомка обязательно начнет расспросы.
Тень тревоги скользнула по лицу девушки.
— Пойдемте, я провожу вас.— Она прислонила «самогон» к дереву и решительно взяла меня за руку. Девушка вела, а я послушно переставлял ноги и лихорадочно придумывал «легенду».
Сразу за огородом поднимался лес. Едва заметная тропинка бежала впереди, ныряя в буйно заросшие низинки, проворно взбираясь на замшелые взгорки и гривки, усыпанные золотистой хвоей. Очень скоро я понял, как мало приспособлен к подобным прогулкам. Спина взмокла, лоб и нос покрылись испариной. Моя спутница шла рядом легко, невесомо, украдкой меня разглядывая.
— Меня зовут Слава,— не выдержал я.
— Очухались немного?— обрадовалась девушка.— Сейчас выкупаетесь, совсем придете в себя.
— А вы — Нина. Работаете в Ниверситете,— последнее слово я произнес особенно тщательно.
— С дедулей общались,— поняла девушка.— Приставал?
— Рассказывал о вашей работе. Что-то насчет искусственной икры,— я весьма неловко подбрасывал девушке тему, которая больше всего меня сейчас занимала. К счастью, Нина этого не заметила.
— Дедуля все просит меня принести попробовать.
— И что, ее действительно можно есть?
— Можно,— несколько вызывающе ответила девушка.— Не понимаю вашей иронии. Вы тоже противник этого направления?
— Какого направления?.. Нина, я полный профан в этих вопросах. Просветите, хоть на уровне детского сада!
Не знаю, поверила ли она мне… Смысл того, что она говорила, сводился к следующему.
Пища, которую потребляет человек, дает клеткам необходимую энергию и «строительный материал» для воспроизведения себе подобных. Но в натуральном виде она им «не по зубам». С помощью ферментов пища предварительно размалывается на биохимической «мясорубке» на белки, жиры и углеводы. Не рациональнее ли сразу вводить в организм эти составляющие, которые можно синтезировать промышленным способом? Польза колоссальная. Отпадет нужда засевать огромные площади хлебными культурами, затем их убирать, обрабатывать, хранить. Не будет необходимости в пастбищах для скота, в заготовке кормов для его содержания, так как не будет и самого скота. Наконец, исчезнет зависимость человека от погоды. Все технологические процессы будут автоматизированы, резко повысится производительность труда. А в качестве сырья можно использовать все, что под рукой: траву, лес, уголь, нефть, отходы других промышленных производств…
Нина употребила несколько непонятных терминов: «хлебные культуры», «пастбища», «скот»,— но уточнять я не посмел.
— Проблема уже решена, раз дело дошло до дегустации?
— Если бы,— Нина вздохнула.— Белковые молекулы очень сложны. Мы научились синтезировать белок в лабораториях, на эту операцию уходит много месяцев упорного труда. А в естественных условиях белок образуется за несколько минут, причем не требуется никаких особых условий: ни повышенной температуры, ни давления. Отстаем от природы, одним словом. Вам скучно?
— Нет, нет! Напротив!— я разволновался. Вот они, истоки наших успехов и… ошибок!— А как все-таки получают эти самые белки? Очевидно, есть разные способы?
— Конечно,— откликнулась девушка.— Мы, например, используем микробиологический. Модель «корова»,— Нина снова употребила непонятный термин.— Роль «коровок» выполняют особые бактерии. Мы их кормим специальными «травами» и «злаками» — углеводородами нефти. Они растут, а мы их потом «доим» — выделяем из них белки и жиры.
А РеБе?..— вертелось у меня на языке. Иметь такую универсальную машину и биться над какими-то «коровками»?! Тут что-то не так…
— Ну вот, прибыли,— Нина широко повела рукой.
Река открылась неожиданно. Пологий, застланный зеленым ковром берег неторопливо сбегал к воде. Противоположный, крутой, склонялся над нею плакучими ивами, почти касаясь узкими длинными листьями. Казалось, река замерла в полуденной дреме, и только солнечные блики скользили по переливам, выдавая глубинное течение.
— Что же вы?.. Или раздумали купаться?
Странно было слышать такое предложение. Купаться можно в бассейне, в специально оборудованном канале, но — в реке?.. У нас это никому не пришло бы в голову! Наши реки давно превратились в неотъемлемую часть технологических производственных комплексов… Видимо, мое лицо было достаточно красноречиво, потому что Нина снова рассмеялась.
Я обреченно дернул рубашку, забыв, что эту, бывшую сейчас на мне, следовало предварительно расстегнуть. Белые кружочки прыснули в траву.
— А пуговицы здесь ни при чем,— сказала Нина, собирая их в ладонь,— Какие странные… Вы все-таки кто?
— В некотором роде… турист,— вспомнил я гипотезу самой девушки.— А вообще…— я окончательно запутался в пряжках, пуговках, застежках, ремешках и в замешательстве уставился на мою провожатую.
Она, очевидно, истолковала мой взгляд как-то иначе, потому что неожиданно залилась румянцем.
— Я пройду выше,— она отвела глаза.— Тоже искупнусь, коли пришла. Речка тихая, омутов нет…— донеслось уже из-за кустов.
Тихая… Охотно верю, но рисковать в моем положении — глупо,— подумал я и, оголив повыше ноги, шагнул! Прохладная влага обволокла ступни, щиколотки, голени и легким ознобом прокатилась по телу. Вода под рукой была упруга и податлива, щекотливо струилась между пальцами, настойчиво увлекая за собой. Я нагнулся, и словно огромная вздрагивающая линза приблизилась к самым глазам. Вместе с нею придвинулся увеличенный диковинный мир. Он дрожал, колебался, ползал, носился, вспыхивал, мерцал,— жил!
— Вы что затихли?— крикнула Нина.— Крокодилов нет,— добавила она насмешливо.— Смелей!
Видимо, это была какая-то местная шутка, потому что откуда бы взяться крокодилам в средних широтах северного полушария?
— Ух! Хор-рошо!..— гулкие ритмичные всплески неслись над рекой — девушка плыла.
— Крокодилов нет, а кто есть?— вернулся я к шутке, когда Нина, свежая, сияющая, появилась передо мной.
— Спрашиваете, кто?—-откликнулась она.— Окуньки, щурята попадаются. Стерлядка, чо это — ниже… Вам лучше с дедулей потолковать. Он у меня большой специалист по части рыбы — завзятый рыбак. Весь наш ученый люд к нему на уху ездит.
Словно сигнал тревоги прозвучал для меня при слове «рыба»! Рыба— что это? Разновидность РеБе? Его гидромодификация?.. А рыбах?
Так, вероятно, называется человек, который занимается этой проблемой?.. Конечно! Нина сказала: «Большой специалист… К нему ездят ученые…» Стоп! Рыбак — дед? И мгновенно, как разматывается клубок, если дернешь нужный конец, выстроилась логическая цепочке. Дед— рыбак, крупный специалист по биокиберам, обитающим в водной среде. Отсюда вполне понятны его интерес и скептическое отношение к искусственной пище: «Рыбу ловют, икру вынают, а заместо настоящей в брюхо из солярки напихивают…» Объяснима теперь и вспышка Нины: она и дед — представители разных направлений!.. Как я раньше не обратил внимание — ведь он упоминал об этой проблеме! Объяснение только одно: мы с Олегом слишком зациклились на «курочке» и приняли деда как некое приложение, некий обязательный антураж легендарной Рябы…
— И они тоже — самовоспроизводящиеся? Рыбы?— почти машинально спросил я. Нина встревоженно посмотрела на меня,
— Разумеется,— ответила она,— Нерестятся, мечут икру. Все, как положено: воспроизводят себе подобных… Я вижу, вам купание не помогло. Пойдемте к дому, и я на станцию сгоняю на велосипеде— вызову неотложку,
— Неотложку?
— Да. Врача, понимаете? Вам сделают укол — и все будет хорошо.
— Не надо неотложку! Я прекрасно себя чувствую,— я стиснул ее плечи и пристально взглянул в переполненные негодованием глаза.
— Пустите,— слабо дернулась Нина,
— Кричать тоже не надо. Тихо, тихо,
— Вы… шпион… все заграничное,..-— прошептала она, обмякая у меня в руках.— Как я срезу…
Я бережно положил девушку нз траву и склонился над нею. Теперь ты будешь спать. Спать. Спать. Проснешься через два часа. Все забудешь, что произошло сейчас с тобой. Все забудешь. Спать!
Прости, Нина, что напугал тебя. Иначе я не мог. Мы не имеем права оставлять следы…»
Записи обрывались в самом неподходящем месте. Остальные листы в тетради отсутствовали.
— Мне кажется,— сказала Света Синичкина,— он их просто уничтожил. Смотрите! Вот, у корешка следы вырванных листов.
— А смысл?— задумчиво произнес Олег.
— Ванин что-то скрывал от нас!— убежденно тряхнула челкой Света.— И тут,— она ткнула в тетрадь,— было как раз то самое!
— Возможно,— согласился Виртуозов.— Если бы он хотел исчезнуть бесследно, то уничтожил бы весь дневник. А раз изъял только последнюю часть, значит… Значит, там были какие-то выводы. Его собственные выводы. Он почему-то не захотел нам их сообщить. Не был уверен? Считал ошибочными? Или…
— Он хотел, чтобы мы сами их сделали!— выпалила Синичкина. ,
— Похоже на правду. Джон, ты что молчишь?
— Ребята,— предложил Метелкин,— давайте по порядку. Разложим, а потом… снова соберем… Олег, как вы возвращались?
— Да я много раз уже рассказывал!.. Ладно, повторю. Тогда я уснул. Неожиданно. То ли отразился, то ли объелся… Очнулся в машине. Славка сказал, что все в полном порядке. Функциограммы Рябь: сняты, статика и динамика основных узлов зафиксированы, хозяевам приказано под гипнозом «все забыть». Кстати, о девушке я не знал.
— Вот видишь?!— распахнула глаза Света.— Я чувствовала!
— Погоди со своими предчувствиями,— остановил ее Джон.— Что было в газете, Олег?
— Газету заполучить не удалось: дед изорвал ее на самокрутки, пока я спал. Это вроде древних сигарет, которыми они себя травили… Про газету я сказал Славке, он отмахнулся: не нужна. Тогда я удивился, а теперь ясно: всю информацию он получил у девушки. Вообще Слава был предельно измотан. Подвел я его крепко…
— Ванина словно подменили! Стал неразговорчивый, мрачный, все думает, думает. О чем — неизвестно, Я один раз его спросила, не влюбился ли он там в бабулю. А он,— Света понизила голос,— подмигнул мне и говорит: «Была такая опасность». Соображаете, надеюсь, какая опасность?.. Ванин — там! Ребята, точно — там!
— Света, не спеши,— попросил Олег.— Славка действительно потерял интерес к опытам. Словно отчаялся. Особенно после неудачи с Рябой. Помните? Когда мы собрали первую модель по нашим записям, а она вместо того, чтобы производить белки, сотворила какую-то каменную болванку. Славка тогда пошутил: «И снесла курочка яичко, не простое — золотое»,..
— А где вы обнаружили Рябу?— неожиданно спросил Джон.— В самый первый раз?
— В первый раз мы увидели ее в музее Природы! Помню, так хохотал…
— А Петьку?.. Он упоминается в записях…
Виртуозов прошелся пятерней по своему «девственному лесу».
— Эх! Теперь уж все едино… Ребята, мы ведь еще раз были там. За ним летали.
— Это когда ты с забинтованными руками ходил?— уточнила Света.— Еще сочинял: обжег!..
— Сознаюсь. Дождались ночи, изловили. Он, проклятый, всё руки мне поклевал. Славка думал тогда, что генетическая память сосредоточена в этой модели. Ну, все сделали, как положено, а потом Славка ленты изорвал и сказал: «Кажется, мы не поняли главного».
— Р-ребята, а что, если…— Джон заикался в минуты особого душевного волнения.— Если Ряба… не кибер?
В навалившейся тишине смятенно бухали три исследовательских сердца. Первой не выдержала Света Синичкина.
— Живая?!
— Вот что понял Славка… И хотел, чтобы это поняли мы. Гениально просто! Ряба производит полибелок, а из него возникает Ряба…
— Но мы по-прежнему не знаем, куда исчез Ванин,— напомнил Джон.
— Подождите меня здесь!— Света сорвалась с места.
…Вернулась она не одна. С трудом вытянула из-за двери упирающегося Сережку и приказала:
— Говори.
— А что?— мальчишка сопел, пытаясь высвободиться, но мама Света была начеку.
— Про дяду Славу. О чем вы говорили по видеофону?
— Да-а…— гнусаво затянул Сережка.— Скажу, а он тогда не даст!
— Сергей,— выступил на сцену Виртуозов.— Дядя Слава исчез. Никто не знает, куда. Возможно, он болен, ранен. Возможно, ему угрожает смертельная опасность. Он ждет помощи, а мы не можем ее оказать.
Сережка шмыгнул носом: ситуация складывалась безвыходная. Выдать тайну — дядя Слава не даст, что обещал. Промолчать — он может вообще не вернуться: вдруг и вправду раненый? И уж тогда обещанное уплывет насовсем…
— Дядя Слава велел показать по видику книгокарту про курочку Рябу. Я показал. Он прочитал и сказал: «Ну, Сережка, принесу тебе яичко — не золотое, а простое! Жди! Но смотри — никому!..»
— Ну что?— Синичкина торжествовала.— Ванин — там!
— Ой, Света,— придержал ее Олег,— дай подумать… Если я правильно понял, Славка отправился в прошлое за яйцом, из которого надеется получить курочку Рябу. Но ведь перемещения возможны, если не нарушается причинно-следственная связь. Что здесь причина и что следствие? Яйцо или курица?..
— Ты помнишь сказку наизусть?— спросил Метелкин мальчика
— Конечно! У него такая память! — в Светлане заговорила материнская гордость. .
— Прочти ее нам, пожалуйста,— попросил Джон.
Сережка сглотнул, облизнул губы и запел речитативом:
— Жили-были дед да баба. И была у них курочка Ряба. Это животное такое доисторическое… Мам, я не буду про золотое, хорошо?— он сделал паузу и продолжал:— Плачет дед, плачет баба. Утешает их курочка Ряба: «Не плачь, дед, не плачь, баба! Снесу я вам яичко не золотое, а простое». Все.— Сережка помолчал и спросил, адресуясь к матери:— Повторить?
