Старенький «газик» погожим июньским утром, тарахтя, катился по выщербленной снарядами и минами шоссейке. В кузове стоял коренастый старший сержант. Упругий ветер трепал русый чуб, заставляя щуриться, а он, смахивая слезу, с нарастающим любопытством рассматривал развертывающуюся перед ним панораму. Недавно здесь проходил передний край. Многочисленные, залитые водой воронки, изорванная паутина проволочных заграждений, посеченные, обгоревшие деревья — все свидетельствовало о жарком бое. Вон там, левее дороги, в кустарнике, была его огневая позиция, где он чуть было не поплатился жизнью из-за своей беспечности.
День стоял ясный, безветренный. Твердохлеб на огневой позиции, не выдержав соблазна, закурил. Приметив над кустами струйку дыма, вражеский снайпер уже не спускал с того места глаз. А Михаил, отведя душу и не подозревая об опасности, осторожно приподнялся, чтобы поудобнее устроиться для наблюдения, и в этот момент был взят на мушку. Пуля угодила в плечо, повредила ключицу.
Больше месяца лечился Твердохлеб и стосковался по полку, по товарищам.
