Осень, начало октября. Пасмурно; то дождик пройдет, то сыплет сверху белая хрупкая крупа и ненадолго покрывает землю. Земля еще теплая, снег пятнами протаивает, и в прогалинах видна бледно-зеленая трава.
Утро темное, светает неохотно. А когда я выглянул в окно, оказалось, что на нашем прудке перед домом появилась пара чирков: селезень и уточка. Видно, ночью отдыхала стая и утром улетела дальше. А эти двое ослабевших остались.
Много косяков пролетает над деревней. Иногда в сумерках слышно прямо со двора, как звонко прогогочут, будто переговариваясь, в темной вышине гуси. Прокричат… и летят дальше. В тепло.
Сегодня воскресенье, но, хотя погода что надо, на охоту я не пойду: болею. Сяду в кресло у окна и буду смотреть на пруд и на чирков, как они ныряют.
Если бы сегодня был будний день, то каждую перемену из школы напротив прибегали бы ребятишки. Так уж заведено: как что интересное в деревне — бегут смотреть, на уроки опаздывают.
Нынешней весной на пруд случайно зашел бобер. Вот так же утром увидели: плавает по середине пруда крупное продолговатое существо. Он проплавал там весь день, пугаясь криков с берега, пытался найти приют под мостиком у огородов, но пришла женщина полоскать белье, и он опять уплыл на середину. А ребятишки, чтобы посмотреть, как бобер ныряет, кидали в него камушками.
Ребятишки — половина беды: подвыпившие парни вошли в опасный азарт. Казалось, ни за что не уйдут, пока не попадут камнем в бобра. И точно: один из камней попал в цель. Зверь нырнул, снова показался наверху и неловко, рывками поплыл дальше. Я с парнями тогда поссорился, а бобр ночью ушел. Показал себя, какие они, бобры, бывают: черные, крупные и беззащитные. Показал школьникам и взрослым, как могут держаться под водой, и убрался от беды.
А нынче осенью повадились утки. Поплазают денек, отдохнут и — улетают. Что же будет с этими? Улетят они до вечера или загубит их залетный ястребок? Или, может, я решусь, выйду и подстрелю уток?
Чирки больше держатся середины, берегов боятся. Вот идут взрослые. Торопятся: дела. Поважнее чирков на пруду. Женщины прикидывают, сколько в утках мяса, и разочарованно торопят мужей: пошли! Овчинка выделки не стоит.
Утки, отплывшие от людей к середине, вновь приближаются к берегу, ныряют. Тут, у бережка, можно ухватить немного корма. Бедняги! Они и ныряют по очереди: одна скрывается под водой, другая караулит.
Да, стоит только собрать ружье, подкрасться со стороны огородов — и ветром прибьет птиц к берегу. Дело самое простое. Можно даже обойтись одним выстрелом — выждать момент, пока утки сплывутся.
Ружье — надежное изобретение… Но сегодня мысль моя идет по другому пути. Приятно вот так, по болезни, не уйти на охоту, сидеть у окна и поглядывать на дичь. Да и не особенное это счастье — посадить на мушку двух больных чирков.
Пока я сидел у окна, пока раздумывал, по дорожке к пруду подошел высокий плотный парень в телогрейке. Он не спеша, как бы оценивая ситуацию, походил по бережку, потом остановился в том месте. где в воду вдавался небольшой клин. Все, что произошло дальше, делалось по-хозяйски, основательно.
Парень вынул из-под одежды двустволку, привычно собрал ее, вставил патроны и, хорошенько прицелившись, выстрелил.
Чирок перевернулся на бок, распластав крылышки по воде. Черные лапки, словно защищаясь, он прижал к брюшку. Его уже погнало ветром к берегу, как вынырнул второй, и снова грянул выстрел. Но поздно: чирок уже успел нырнуть.
Парень неторопливо переломил ружье и стал вынимать гильзы. Тут я опомнился и в чем был выскочил на улицу. Оказывается, к берегу спешил еще один человек — мой сосед Виктор.
Парень все же успел выстрелить, но от наших криков, видно, разволновался — промазал, а чирок вместо того, чтобы нырнуть, взлетел и подался к нам. Далеко он лететь уже не мог и потому, приземлившись между мной и Виктором, снова поковылял к пруду. Виктор поймал подранка и, пряча глаза, сунул его мне: лечи. Ругаясь, он побежал к себе, и я тоже возвратился домой.
Утенка я поместил в старую клетку для птиц. Пусть обсохнет, там посмотрим, что у него с крылом.
И снова сел в кресло, взглянул на пруд. Парень все еще стоял на берегу, но ружье было спрятано под телогрейку. По дорожке на выстрелы бежала девочка, видно, сестренка охотника. Он показал ей на прибившегося к берегу чирка и пошел к дому.
Девочка взяла птицу в руки и внимательно рассмотрела ее. Она погладила перья, раскрыла клюв и заглянула утенку в рот. Лицо ее было задумчивым, движения вялыми…
За окном все сыплет и сыплет крупа. И хотя на улице ничего больше интересного нет, я все равно смотрю и смотрю на пустые берега и мутные волны. Думаю. Пруд, наверное, скоро замерзнет.
Изредка за моей спиной шевелится чирок. Я даже не оглядываюсь — мне больно смотреть на его поблескивающие из темноты глазки.
Я хочу, чтобы он выжил.
КАМЕНЬ АГАТ
Виктор РОЩАХОВСКИЙ
Гальки агата бывают величиной и со сливовую косточку и с грецкий орех, но иногда это — целый булыжник. Дело не в размере — только знаток обратит на камень внимание и скажет: агат. Внешне он совсем неказист. Предстанет же агат во всей своей красе только тогда, когда его ровно распилят и затем эту ровную плоскость отшлифуют. Вот тогда можно залюбоваться узором и окраской природного рисунка.
Для камня характерна многослойная структура. Различно окрашенные слои бывают порой и сантиметровые, но чаще — тонкие, как волосок. Например, у одного агата под микроскопом насчитали 2576 слоев на сантиметр.
Камни эти поражают своим разнообразием. По расцветкам их классифицируют так: агатовый оникс — белые и черные слои, карнеолоникс — красные и белые, сардоникс — красно-бурые и белые, собственно агаты — голубовато-серые и белые.
Знали агат в очень древние времена. Шумеры, египтяне и другие народы древности использовали его для украшений и изготовления дорогих сосудов, особенно же красивые — для амулетов. Верили, что агат продлевает жизнь и защищает от врагов. Но агат тогда еще не звался агатом. Это имя пришло к нему позже.
А случилось это так. На юге Сицилии течет река Дирилло, которую в античные времена называли Агатес. На берегах этой реки люди находили похожие на обкатанные булыжники камни, внутри которых скрывались пестрые и броские рисунки. Описал камни впервые греческий философ Теофраст (III век до нашей эры), который и назвал их по имени реки — агатами.
В Древней Греции широко использовались красочные полосатые агаты для изготовления украшений. Из них вырезали геммы. Это были дорогие поделки: с выпуклой резьбой — камеи, с углубленной — интальо. Вначале геммы изготавливали только с религиозными символами и разного рода заклинаниями, позже на них стали вырезать и другие сюжеты.
Римляне переняли у эллинов искусство обработки агатов. Со временем стало традицией у патрициев носить перстни-печатки с агатовыми камнями, на которых вырезались различные письмена, изображения и кабалистические знаки.
В 85 году до нашей эры в Риме собрали первую коллекцию агатовых гемм. Значительную часть ее составили трофейные перстни, которые Помпей привез после победы над царем Митридатом VI. В 61 году до нашей эры это собрание было выставлено в Риме как жертвоприношение богам за военные победы.
После распада Римской империи традицию обработки агата в виде гемм переняли византийцы. Но с веками искусство это упало, а потом и вовсе забылось.
Вернулись к обработке агатов в эпоху Ренессанса, когда снова стало популярно ремесло изготовления украшений из драгоценных и полудрагоценных камней.
И в наши дни агаты применяются в ювелирной промышленности. Но не каждый найденный камень хорош для поделок. Знатоки скажут, что только один из 30, а то и из 50 камней стоит отделки.
Чаще всего агаты находят в Бразилии, Индии, на Аравийском полуострове и в Центральной Европе. В нашей стране лучшие агаты встречаются в Закавказье.
