В соседнем помещении делали капитальный ремонт. Выходя в коридор покурить, я любил заглядывать туда, как идут дела. На этот раз там трудились двое — пожилой и молодой. Штукатурили.
Велика ли премудрость — штукатурка, полагал я. Бери раствор, набрасывай на стену или потолок да разравнивай, а высохнет само. Однако в этой комнате происходило нечто непонятное. Как будто та же работа, да не совсем та.
— Просей-ка, Володя, растворчик, — велел пожилой молодому.
— Да я уже сеял, дядя Коля!
— А ты еще разок не поленись. В нашем деле тонкий раствор — всегда хорошо. Как мы с тобой поштукатурим, так дальше и будет. Побелка наших грехов не скроет.
Пожилой потер раствор между пальцами, даже как будто понюхал его. Похоже на то, что так пробуют землю пахари, чтобы определить момент, когда начинать сев.
Он добавлял немножко цементу, поливал водой, снова растирал между пальцами, подсыпал алебастру, перемешивал. И все это делалось так «аппетитно», что я не выдержал. Попросив разрешения, пощупал раствор. Действительно — тонкая работа, ни малейшего камушка! Молодому было велено тщательно перемешивать эту «кашу».
— Вы прямо, как моя мама,— сказал он своему шефу,— долго тесто заводите.
— Во-во, правильно говоришь, сынок. Я так считаю, что раствор и должен быть навроде доброго теста. Тут расчет нужен: много алебастру дашь — быстро схватываться начнет, не успеешь растереть. Цемент тоже подхода требует — мягкость придает.
Вот он набрал на фанерку немного раствора, мастерком аккуратно, но быстро набросал на потолок. При этом он все время подставлял фанерку под мастерок. Почти ни одна капля не упала на пол. Потом кругами растер дощечкой.
Чтобы сделать приятное, я сказал, что после них можно не мыть пол, так чисто. Не отрываясь от дела, дядя Коля ответил, что его учитель говорил ему: «Ты затираешь потолок, а внизу люди кушают, и ни одна капля не должна упасть на стол». Вот как меня учили. А сейчас, чего греха таить, сами знаете, штукатурят иной раз так, что половина раствора на полу наляпана.
Это верно, увы, привыкли мы к подобным картинам.
У моих штукатуров насчитал я четыре затирочных инструмента. Большая и длинная деревянная пластина, малая пластина, дощечка с набитым на нее войлоком и, наконец, металлический лист с наклеенным поролоном. А я-то думал, что хватит одного, по крайности, двух инструментов.
Стены эта пара затирала таким образом. Дядя Коля накладывал на большую пластину Свежий раствор и снизу вверх, держа ее косо, проводил по стене. Получался ровный слой. Подправив его, дядя Коля наносил следующий. За ним шел Володя и растирал малой пластиной. Дядя Коля возвращался и дощечкой с войлоком, смачивая его водой, равнял поверхность. А после опять шел Володя и поролоном «вылизывал», как они говорят. Получился у них своего рода конвейер. Впрочем, потолок Володе «вылизывать» не доверили, там дядя Коля старался сам.
— Завтра, когда просохнет окончательно, еще раз пройдемся сухим поролончиком. Песчинки сотрем, и хорош будет! — И дядя Коля сел перекурить.
Еще я спросил, почему они не применяют затирочные машинки. Выпускает эту технику Свердловский завод «Пневмостроймашина». Дядя Коля знает о них, пробовал. Для массовых работ, конечно, машинки подходят. Вот Володька, когда начнет самостоятельно работать, пусть трет машинкой. А он, дядя Коля, привык своими руками чувствовать стену или потолок. Производительность, может, и поменьше, зато уж качество — извините!
Дядя Коля вышел, Володя сказал:
— Он не хочет машинкой работать, говорит, что почерка не видно, у всех одинаково получается.
— А ты хотел бы на технике работать? — спросил я.
— Не знаю, сначала надо все тонкости постичь. У меня еще не получается так ровно и чисто.
И Володя показал мне нишу в стене, которую штукатурил сам. Да, разница налицо, хотя при других обстоятельствах я бы ее, наверно, не заметил. Вполне приличная работа, у себя дома я делаю похуже. Но Володя сказал, что дядя Коля оценил ее на тройку и не стал переделывать только потому, что здесь ниша.
Потом Володя провел меня в другую комнату, где кто-то затирал машинкой. Действительно, качество поверхности’ получалось средним между Володиным и дяди Коли. От машинки оставались едва заметные полосы, и мне захотелось взять у моих новых знакомых поролон, смочить водой и «вылизать» стену.
На другой день, выбрав минутку, я заглянул в соседнее помещение, где вчера «мы штукатурили». Оно стало совсем светлым и сухим. Я провел по стене рукой — поверхность была совершенно гладкой и ровной. Хоть в пинг-понг играй, если бы она была горизонтальной. У плинтусов лежала аккуратная белая полоска, словно от зубного порошка. Я понял: мои штукатуры уже побывали здесь и прошоркали стены сухим поролоном, сняв песчинки.
Надо же! Впервые в жизни видел я такую чистую затирку. Или мне это казалось, потому что наблюдал всю «кухню»? И, может быть, прав пожилой штукатур насчет собственного почерка?
Вошли женщины-маляры, разложили шланги, разбрызгиватель, готовились к побелке. Одна спросила:
— Это кто здесь затирал, Николай, что ли?
— Не видишь разве,— ответила другая, поглаживая стену.
В это время забежал Володя и стал в нише растирать сухим поролоном стены. Наверное, забыл или решил навести блеск. Нравится ли ему работать штукатуром, спросил я, глядя, как парень, подражая своему учителю, щурил глаз и приседал.
— Мне с дядей Колей нравится!
Когда буду делать ремонт в своей квартире, непременно разыщу дядю Колю и расспрошу его о всех тонкостях этого непростого и замечательного строительного ремесла.
