В вышедшем недавно «Советском энциклопедическом словаре» известный уральский писатель Иосиф Исаакович Ликстанов представлен книгой — повестью «Малышок». Объяснить это недостатком места и вынужденной краткостью изложения, отличающей статьи словаря? По-видимому! Только не в одном этом фундаментальном издании имя Ликстанова ассоциируется с «Малышком», а «Малышок» — с именем Ликстанова. Спору нет, эта книга, удостоенная Государственной премии СССР, сделала имя автора широко известным. По данным Всесоюзной книжной палаты, «Малышок» только в СССР издавался— до 1975 года — 45 раз общим тиражом 1 545 430 экземпляров.
Остальные книги писателя — пусть их и немного — идут часто в обезличенном ряду — «и др.». Право же, незаслуженно. Из написанного им можно выделить несколько рассказов и две остросюжетные книги приключенческого жанра.
Ликстанов сам считал себя романтиком, приключением. «Не думайте,— писал он Н. А. Максимовой, редактору всех его книг в Детгизе,— что я выступаю против романтики. Упаси господь,— сам романтик». В другом письме тому же адресату: «Меня продолжает привлекать приключенческая книга. Задумалась в этом плане повесть из жизни ребят на севере Урала, где дремлют лесистые горы, где живут, суровые и добрые люди, где мой герой, паренек, попавший на Урал волей случая, волей семейных обстоятельств, растет быстро и хорошо, находит в себе силы полюбить суровый край и хмуроватых людей. Плодом моих размышлений явилась убежденность, что приключенческую тематику можно и надо решать в романтическом ключе».
Писалось это 8 мая 1945 года, накануне Дня Победы, до «Малышка». Замысел этой прославившей писателя книги родился позднее и, можно сказать, трансформироаался, выпочковался из выше приведенного схематичного сюжета. Подчеркиваю, до «Малышка», но После приключенческих рассказов, после повести «Приключения юнги» — первой крупной вещи писателя, полной флотской романтики, забавных приключений юнги Виктора Лескова, полюбившегося мальчишкам своей бойкостью, находчивостью и неунывностью. Именно по этой книге, давая Ликстанову рекомендацию для вступления в члены Союза писателей, Павел Петрович Бажов характеризовал его как «незаурядного мастер занятной фабулы и прекрасного уменья расположить материал».
«Приключения Юнги» родились не на голом месте. Им предшествовали рассказы, печатавшиеся в журнале «Вокруг света» — ленинградском издании, журнале «Краснофлотец», газете «Красный Балтийский флот». В ее редакции Ликстанов работал до 1930 года, когда списался на берег и переехал на Урал. Рассказы и романтичны, и остросюжетны. Уже в первой пробе пера он решает приключенческую тематику в романтическом плане.
Подписаны ранние рассказы чаще всего псевдонимом «Кожан». И в нем выражено романтико-приключенческое кредо писателя. Мне долго казалось, что «Кожан» — от кожанок, которые в гражданскую войну носили краснофлотцы, деятели революции и, подражая им, многие комсомольцы двадцатых годов. Вспомните, на одном из снимков Яков Михайлович Свердлов снят в кожаной тужурке. Ликстанов с юных лет, восемнадцатилетним, ушел на флот, увлеченный романтикой революции. Мне и думалось, это навеяло ему псевдоним.
Существенно поправила мои догадки жена и друг Иосифа Исааковича, его верная помощница Лидия Александровна.
— Нет, его Кожан от кожанов — летучих животных из семьи крыланов, невидимых и молчаливых. Ему нравилась и их летучесть, и их таинственность…
Вот один из ранних рассказов Ликстанова — «Золото реки Игрень». Небольшая геологическая партия повстречалась в таежной глухомани с археологом; общей группой они ведут поиски, каждый свои. Неожиданно на археолога набрел хитник-золотишпик, бродивший в тайге в поисках золотоносных жил. Копушку археолога он принимает за старательскую дудку, а радость того при находке чего-то блескучего — за ошалелость при фарте. Ни минуты не сомневаясь в своих предположениях, хитник из укрытия, из которого наблюдал за археологом, разряжает в него свой зауэр. Течение реки уносит тело убитого, но в дудке ничего золотого не оказалось, только какие-то неинтересные хитнику предметы. Он собирается уходить. Тут, привлеченные выстрелами, подходят геологи. Не найдя у раскопки своего товарища, они заподозревают неладное. Чутье подсказывает им, что здесь замешан хитник. Но чутье — не доказательство. Между геологами и хитником начинается психологический поединок. Победителями выходят молодые геологи-комсомольцы. И тогда встает вопрос о возмездии. До ближайшего населенного пункта, до законных органов власти далеко, сопровождение туда преступника отвлечет от поисков, которые ведет партия, и вести его с собой у нее нет возможности. Комсомольцы настаивают совершить суд на месте. Руководитель партии — профессор — колеблется… А золото это, россыпное и самородковое, оказалось рядом с археологической косушкой…
Читая рассказ, вспоминаешь Джека Лондона. Ликстанов его очень почитал и в раннюю свою пору несомненно подражал ему. Но ликстановские герои иного склада: уже в том, как геологи относятся к обнаружившимся кладам реки Игрень, писатель подчеркнул новую, советскую черту человеческого характера. Богатства вызывали у геологов не алчность, но чувство радости, что они послужат Родине. Эта чистота и бескорыстие и есть высшей пробы золото.
До этого рассказа Дикстанов был преданным маринистом. Все, что он ни написал, было связано с морем, флотом. Тайгу он мог представить себе умозрительно, ибо даже в лесу никогда не бывал. И об Урале еще не подумывал. И все же ему удался, как он говорил, «колорит местности», представленный художническим воображением.
В том же 1929 году, когда появился рассказ «Золото реки Игрень», в газете «Красный Балтийский флот» в семи номерах печаталась остро приключенческая повесть «Самбо». Ее писали два сотрудника газеты, будущие профессиональные писатели — И. Ликстанов и С. Скайф-Кудрявцев. Писали друг за другом, что называется сразу «в набор», и это сказалось на литературных качествах повести. Она эскизна, действие обнажено до предела, авторы пользовались лишь двумя красками — черной и белой. Но и в таком виде повесть с большим увлечением читалась на .флоте. Перипетии борьбы решительной комсомолки Насти за порабощенного негра-матроса Самбо никого не оставляли равнодушным. В повести все, как положено по законам детектива: преступники скрываются от властей, упрятывают свои, жертвы в тайнике, занимаются контрабандой, персонажи дерутся, стреляют. Занимательная фабула, однако, подчинена высоконравственной цели — изобличению человеконенавистнического расизма и в противовес ему — изображению человеколюбия интернационализма. Два противоположных мира предстают в повести, не разделенные океанами, а лицом к лицу, в акватории одного порта (американский пароход ошвартовался в, Ленинграде) — мир грязи и гнусности и мир света и чистоты.
«Самбо» не было для Ликстанова мимолетным занятием, этаким словесным тренажем. В 1932 году, уже из Свердловска, он писал С. Скайфу в шутливом тоне: «Что ты думаешь делать с нашим милым «Самбо»? Ей-богу, этот негритенок (хороший малый, весельчак, простодушный, зубоскал) родился у очень плохих родителей. Ведь другие непременно вынянчили бы из него большую литературную фигуру. Честное слово! А мы… А ну-ко! Возроди Самбо, сделай из него фигуру из фигур, героя Пионерии, пошли его на Урал, а тут я его заставлю домны строить. Из корабельного трюма — на колошник комсомольской домны завода «Титанит». Здорово?!»
Замыслу не суждено было осуществиться. В голове писателя созрели «Приключения юнги». А вслед за ними замысел повести «Зелен камень», лучшей из приключенческих его книг.
Шла война, когда Ликстанов урывками, в редкие свободные от газетных дел часы, набрасывал страницы нового детектива. Это была большая творческая смелость, вера в жанр, который и прежде не был в почете, а в дни суровых переживаний народа и вовсе оказался на задворках литературы. Сердце ему подсказывало, однако, что книги такие нужны, читатель их ждет. Замысел его одобрила и, можно сказать, благословила Мариэтта Сергеевна Шагинян, первые годы войны жившая в Свердловске. Ликстанов называл ее своим добрым гением. Всячески поддерживал его редактор газеты «Уральский рабочий» Л. С. Шаумян — сын легендарного руководителя бакинских комиссаров Степана Шаумяна. Повесть была на выходе, когда Ликстанов от кого-то услышал, что И. В. Сталин с увлечением прочитал «Лунный камень» и поинтересовался, где советский детектив. Это и вовсе ободрило Ликстанова. Он спешит поделиться услышанным с Н. А. Максимовой. «Если «3-К» и детектив,— пишет он ей,— то с некоторыми советскими черточками».
Первоначально повесть была задумана на событиях Великой Отечественной войны.
«Хочешь знать, что это за повесть? — писал он С. Скайфу.— Представь себе попытку дать романтику времен Отечественной войны, да еще, так сказать, в реалистическом плане. Если добавить, что все построено на детективном сюжете, то контуры чудовища обрисуются довольно явственно. В повести характеры написаны черным и белым, страсти обнажены, уральцы, как полагается, решительны, драгоценные камни сверкают, единственный чекист оказывается пресимпатичным парнем, герой побеждает, проявив себя подлинным «горным рыцарем». Чего ты еще хочешь?»
Повесть писалась несколько лет, и со временем Ликстанов внес в сюжет значительные изменения.
В «Зелен камне» произошли большие перемены,— пишет он Н. А. Максимовой.— Все перенесено в современность, все является откликом в какой-то степени на гнусную политику наших бывших союзников, злодей, открывающийся в конце книги, это не отец Павла, а его бывший, компаньон по Самоцветному — английский или американский инженер мистер Р. Прайс, большой негодяй, убивший отца Павла еще в то время, когда этот Прайс вывел шахту из строя. Отец реабилитируется — человек это был особый, но колоритный и честный горняк. Никомед Халузов реабилитируется наполовину, но под суд идет. Шпионская линия Прайса показана намеком. МВД показано в окружении честных советских людей, помогающих ему. Вся книга должна быть призывом к бдительности и гимном доверия своим испытанным людям, хотя об этом не говорится в лоб».
Так идеи, эскизно выраженные в «Самбо», получили четкое воплощение в хорошо разработанном и тщательно выписанном сюжете «Зелен камня». Это был если не первый, то один из первых в литературе призывов: быть бдительным к Прайсам, к их звериной идеологии.
Писался «Зелен камень» в муках сомнения. Замысел замыслом, но как он реализуется, как будет встречена необычная вещь? «Я тысячу раз в день и умираю, и воскресаю. То кажется очень плохо, то ничего… Как мне хотелось бы услышать Ваше мнение. Тут дело даже не в том — пойдет книга или не пойдет. Это какой-то мой экзамен на рост…» «Зелен камень» я полюбил, он мне кажется любопытным,— вдруг плохо, вдруг не пойдет, вдруг провал… Я не ребенок, не рассчитываю на путь, усыпанный розами, тем более, что я только учусь писать, неудача меня не срежет, а упорство у меня каменное, но все-таки переживаю всяческие муки ожидания». «Итак, с «3-К» на данном этапе кончено… Закончил я его со стандартным ощущением: ничего не понимаю. Что это получилось?»
Выдержки из разных писем писателя тех лет передают его настроение, переживания.
Поддерживало его то, что все, кому он давал рукопись, читали ее с увлечением, неотрывно. «Недавно я прочитал одну из частей на нашем литературном «четверге», — делится он с товарищем,— слушали, открыв рты, а теперь ходят по пятам, просят продолжения». В другом письме: «Я писал Вам о первом читателе повести — редакторе нашей газеты Л. С. Шаумяне. Это человек, вкусу которого мы доверяем, с мнением которого считаемся. Меня очень поддержала оценка, данная им повести, а особенно то, что 17 листов он прочитал, не отрываясь».
Сомнения, терзавшие Ликстанова, были не беспочвенны. Приключенческие книги встречались критикой без одобрения, даже в штыки. Добрая, занятная, озорная повесть «Приключения юнги» получила разносную рецензию, и не где-нибудь, а в «Новом мире». Критик А. Дерман углядел в ней апологетику… хулиганства, которое он усмотрел в действиях Виктора Лескова. Было это в 1945 году, и на Ликстанова разнос подействовал удручающе. «Должен сделать признание,— писал он в письме Н. А. Максимовой 20 августа 1945 года,—решение по «Зелен камню» 2 вызревало так долго, а выступление в «Новом мире» было настолько резким, что я всерьез занялся пересмотром своих планов… Понемногу крепла мысль, что в литературу мне соваться не стоит, что достаточно мне я газеты».
Недобрые предчувствия его не обманули. И «Зелен камень» критика встретила резко отрицательно. Чего тут было больше — вульгаризаторства, перестраховки, неприятия жанра, непонимания его природы? Наверное, всего вместе. После войны это был первый детектив. И более поздним долго отказывали в признании.
Скажем, забегая вперед, что «Зелен камень» выдержал несколько повторных изданий в Москве и Свердловске — увы! — уже после смерти автора. Буквально за день до своей скоропостижной кончины Ликстанов закончил переработку повести.
Высокую оценку повести дал известный уральский писатель К. В. Боголюбов. В изданном отдельной брошюрой Детгизом критико-биографическом очерке «Иосиф Ликстанов» он писал, что «Зелен камень» «носит новаторский характер». Приведя высказывание Алексея Николаевича Толстого — «Без дерзаний нет искусства», К. В. Боголюбов добавил: «Зелен камень» — одно из таких держаний Ликстанова».
Детгиз издал книгу в «Библиотеке научной фантастики и приключений». И в этом ее место в литературе. Она возрождала после войны жанр.
На Ликстанова обрушившаяся критика произвела тягостное впечатление. Не выдержал экзамен на рост… «Работая над детективом.— если «3-К» детектив, я понял, какой это трудный жанр. Особенно, если хочешь дать и характер, и колорит местности. Кстати, теперь я за детектив не взялся бы, бог с ним. Гораздо лучше писать о простых, обыденных вещах»,— писал он Н. А. Максимовой.
Трудно сказать, долго ли это владело бы им. Думаю, он снова пришел бы к детективу, особенно, когда жанр получил признание и занял полноправное место в литературе. От приключений же Ликстанов не отказывался, не мог отказаться, они были в его писательской натуре. Ведь в «Малышке», который начал писаться после «Зелен камня», а точнее, после его первой редакции, он не удержался и поначалу развил «золотую линию». Малышок убегал в тайгу, в Синий туман,— добыть много Золота, чтобы вместе с друзьями купить на него много танков, которые сокрушат фашистов. Но найдя эту линию лишней, запутывавшей повесть, Ликстанов вычеркнул ее, хотя признавался в письме, что она ему очень нравилась. «Повесть стала стройнее не в ущерб романтике». Романтика была душой всех его книг. В романтическом ключе начал он и последнюю, оставшуюся незаконченной, повесть для юношества «Соседка».
Он ушел из жизни в самом расцвете своего творчества, когда все больше и больше перо его оправдывало высокую и добрую характеристику Павла Петровича Бажова.
Нынче И. И. Ликстанову исполнилось бы 80 лет.
