Птица повернула голову к сверкающему диску и, пригретая им, вдруг почувствовала, что наступила долгожданная пора. И в ней проснулась песня. Она не только умела стрекотать и надоедать охотникам. Она, оказывается, умела петь… В сорочьей песне словно забулькал горный ручеек, ожили трели жаворонка и теньканье пуночек, некогда ею подслушанные… В ее песне были, возможно, чужие слова, но перышки на шейке сороки вздрагивали и топорщились от вдохновения.