Дед вспомнил о конюховке, где. дежурил добровольно у новенького красного телефона, но… чего сомневаться, у них в деревне, слава богу, никто не пакостит. Ребятишки даже отвыкли лазить в огурешники и огороды. Ничего не случится, можно идти, и надежнее, если он составит компанию Анатолию…
На угоре Анатолий и дед забрались в густую полоску конопли на меже, при этом старик поворчал попутно на тракториста. Мол, куда смотрите, чего коноплю разводите у хлеба, однако парень смолчал. Верно говорил дед.
Затаились они, как в дозоре на границе. Анатолий предупредил Ивана Гавриловича, чтобы тот не «пазил самосадом и не кашлял». Старик обидчиво моргнул редкими ресницами. Дал понять, что хоть и не охотник, а три войны испытал на веку. Всякое случалось: в разведку к фашистам, пропади они пропадом, сколько хаживал, сколько «языков» приволок…
С угора родную деревеньку Полозовку всю видать: тополя высокие отяжелели листвой; грачиные стаи кружат — старые учат летать молодых; скворцы облачками носятся; домишки ладные, крашеные вдоль речки Барневки; озерки белым-белы от гусей и уток. А день знойный, смаривает на сон. И задремал бы дед, но букашки попадают за ворот рубахи, щекочут морщинистую шею, заползают в уши и ноздри. А шевельнуться нельзя, чихнуть тем более.
