А на утро, еще в потемках, опять стоял у кабинета. Дверь была приотворена, и в щель пробивался свет. Наклонив лысую, с оттопыренными ушами голову, Валерьян Петрович сидел за столом, писал. Перед ним горела зеленая лампа с абажуром, я вспомнил, что раньше она освещала книжную комнату, и подумал: «Как же так? Человек собирается на войну, а сам даже и лампу из дома в школу принес?»
Я скрипнул дверью, Валерьян Петрович поднял голову:
— Это ты? Заходи.
Я без лишних слов приступил к делу:
— Дайте справку об окончании семи классов.
— Зачем? — спокойно спросил Валерьян Петрович.
— Поступлю на работу в МТС. С семью классами туда берут.
Что верно, то верно. В нашем классе я был моложе всех на целый год. Я сам научился читать и в школу пришел до времени. А кроме того, я был низковат ростом… Кто-то дурашливо крикнул: «Глико, ребята! Вершок!» А с другой парты добавили: «Вершок-Горшок!», да так это имечко за мной и осталось. Но в классе было проще. В классе такого дразнилыцика-обзывальщика поймал, отлупил, и все в порядке, а тут ведь надо за себя заступаться как-то иначе, и я упрямо сказал:
— Нет пятнадцати, так будет,— настаивал я.— Меня возьмут. У меня отец тракторист.
Валерьян Петрович ничего не ответил, только подвинул мне стул и негромко спросил:
— С голоду идешь?
Я чуть не сказал: «Да!», но подумал и ответил:
— Нет! Не только с голоду…
И это была правда.
