Но вот опять наваливается давящая тяжесть, я проглатываю крик и молча плачу от бессилия и сумасшедшей боли. Даже сквозь сощуренные веки по глазам бьют ослепительные вспышки, потом плывут разноцветные круги, я чувствую внезапное облегчение, и сразу проваливаюсь в темный, глубокий сон.
— Опять кричал. Тяжело парню…
Все это я слышу сквозь сон, приоткрываю глаза, и, как продолжение сна, вижу перед собою где-то внизу удлиненное, симпатично очерченное лицо и глаза — синие-синие, как у ребенка. Голова тоже мальчишечья: кругла, русоволоса, а на макушке вихры.
Это мой старший друг — Солдатов. Ему сорок пять лет. Он был на войне, несколько раз ранен, принес из промозглых окопов болезнь, и она отняла у него обе ноги, одну руку по локоть, а на другой оставила всего три пальца.
Солдатов сидит на полу на бордовой ковровой дорожке, опираясь куцым обрубком руки о край моей койки.