Данилов посмотрел в землю, раздул тонкие ноздри, сказал раздумчиво:
— Уходить нельзя. Приказа нет. Других подведем.
И признав справедливость Комиссаровых слов, Игнат стал готовиться к предстоящему бою. Он выбрался из своего окопа и, пригибаясь, пошёл по траншее… Мертвые солдаты безучастно глядели широко открытыми глазами прямо в раскаленное солнце. Обшарив их подсумки, Игнат мысленно отметил, что почти все убитые лежали головой к немцу. В двух местах вражеские танки были подорваны возле самых траншей, но там не было видно погибших бойцов. Только на ветках кустов темнели куски шинелей да в одном месте валялся кирзовый солдатский сапог. Игнат понял, что сапог не пустой, и машинально снял с головы каску. Кто из солдат лег под танк со связкой гранат, установить уже было невозможно. Да и ни к чему.
Игнат мысленно представил себе, как он, обвязанный гранатами, бросается под гусеницы, и ему стало страшно. Он опустился на колени, прижал лицо к сухой, пахнущей полынью земле и зарыдал без слез. Но, к его удивлению, эта вспышка отчаянья принесла облегчение.
К комиссару он возвратился уже успокоенный и готовый к смерти.
