Командир надел наушники, поправил микрофон, обернулся к радисту, и тот понимающе кивнул: «Есть связь!»
— Иркутск, «75410», прошу запуск двигателей.
Услышав привычную скороговорку диспетчера по рулежке — «75410», запуск разрешаю»,— выглянул в форточку: на месте ли «земля», контрольный механик, который следит, как запускаются двигатели, и крикнул:
— Поехали!
Дальше пошла хорошо знакомая, отрепетированная сотнями полетов, предстартовая проверка. Сначала готовность экипажа:
— Бортрадист готов! — в тон командиру выкрикнул радист Невьянцев.
— Бортмеханик готов! — без задержки повторил за Невьянцевым бортмеханик Дима Киселев.
А штурман молчал. Командир повернулся и удивленно уставился на Витковского, который, прижав ладонями наушники, сидел за своим столиком какой-то грустный, понурый…
— Геннадий Осипович!
Штурман поднял голову, все понял и сказал не «по уставу»:
— Я всегда готов.
— Второй пилот готов! — выкрикнул Никита Сударев.
Затем шла проверка топлива, гидросистемы самолета, радист перечислял штыри, заглушки, струбцины… И опять Витковский пропустил свою очередь, не подтвердил рапорт бортмеханика, сколько должно быть заправлено керосина по заданию. По расчету. За него ответил Дима:
— По заданию — семнадцать тонн.
Потом пошел запуск двигателей, и Невьянцев отсчитывал секунды: «Десять… двадцать… сорок…» А Геннадий Осипович совершенно машинально повторял отсчет про себя: «Десять, двадцать… сорок… Второй двигатель… третий… первый…»
