Получив диплом, он вздохнул свободно, оформил очередной отпуск, купил билеты на самолет, сгреб жену, дочку и улетел с ними к Черному морю, прямо в знаменитые Сочи — впервые в жизни.
И снова было такое безоблачное, немыслимое, ослепительное счастье, какое, наверно, только в сказках бывает, а ему вот, чудику, выпало наяву — за все его прошлые беды.
Но только в первый же трехдневный шторм, когда сидели дома, пережидая непрерывный, нудный мелкий дождь, и дочурка взялась рисовать,— что-то опять екнуло и сладко заныло у него в груди.
Она рисовала теперь совсем не так, как два с половиной года назад. Оказывается, их всерьез учили этому в детском саду. И дом у нее теперь был не кособоким, а ровненьким, легким, даже изящным. И елки с березками были четкими, броскими, трогательными в своей молодости и одинокости. И себя она рисовала не выше дома.
Рисовать пальмы и море, которые виднелись из окна, дочка почему-то отказывалась.
— Это потом,— говорила она. И упорно выводила елки с березками.
