3. Важный мальчик
Дни рождения — привилегия избранных детей.
Соню Белоножку нужно считать привилегированной девочкой. Еще не было в ее короткой жизни случая, чтобы родители забыли ее день рождения.
Булочная, постоянный представитель интересов Белоножки в нашей компании, роздал собственноручно написанные пригласительные билеты на этот большой семейный праздник. Кроме слов о том, что нас зовут на день рождения, там был еще и стишок:
Если пить вино проворно,
Если выпьешь ты излишек,
Белый свет увидешь черным,
А белыми — чертей и мышек.
Булочная уверял нас, что отыскал этот стишок в какой-то книжке для детей. Мы поверили: речь шла о мышках.
— Белоножка велела Субботе хорошенько вымыться, потому что будут гости из другого дома, а Январь пусть острижет свои ногти, — объявил Булочная.
— Ладно, — проворчал Суббота и вынул из кармана осколок зеркала.
Потом мы думали и решали очень трудные задачки с подарками. На те жалкие полтора-два рубля, которые можно было выпросить у родителей, ничего интересного не купишь. Да и тот дом, куда мы собирались, был полон до краев всевозможными красивыми дорогими вещами.
Январь тихонько стащил у себя дома кактус— кактусов у Белоножки не было. Суббота сделал для нее звонок на батарейке. Простым нажатием кнопки она могла вызывать к себе Булочную из соседней квартиры: один короткий — «приходи делать уроки», два длинных — «принеси мою книгу», три звонка — «не стучись ко мне, я сплю» и так далее и так далее.
Я преподнес Белоножке расписку:
«Я, Андраша Миша, обязуюсь в любое время изготовить бесплатно для Белоноговой Сони любую мебель — табуретку, скамейку под ноги, скалку, доску для рубки мяса. В чем и расписываюсь».
Булочная сказал, что зачтет подарком альбом для марок, который он в прошлом году отдал Белоножке.
Свои дары мы подносили от чистого сердца и они произвели на родителей неизгладимое впечатление. Отец прямо воскликнул:
— Нам как раз в доме не хватало еще и кактуса!
Мать — Анна Федоровна — сразу же заказала мне березовую доску для рубки мяса.
Думаю, что флегматичная Белоножка тоже осталась довольна. Она провела нас в большую комнату и я заметил, каким придирчивым взглядом она обследовала наши руки и шеи. Нет, нет, чистились и мылись мы не напрасно: в гостиной стоял круглый стол и казалось приседал от обилия тарелок и различных блюд.
В доме ждали еще какого-то важного гостя, никого не приглашали садиться за стол.
Время шло в пустяковых разговорах о том, как лучше провести звонок в квартиру Булочной, говорили о школьных делах и прочитанных книжках. Белоножка только что закончила книгу о верных женах декабристов, последовавших за своими мужьями в Сибирь, чтобы разделить с ними их тяжелую участь после суда.
— И я бы поехала в Сибирь за декабристом, — сказал она между прочим.
Суббота напрямик спросил:
— А за Булочной поехала бы?
Белоножка секунду думала, потом сказала:
— За Булочной поехала бы.
— А за мной? — лениво спросил Суббота.
Я промолчал, потому что мне не хотелось при всех допытываться, помчалась бы она за мной в Сибирь или нет.
Что же касается Субботы, то он получил категорический отказ.
Из кухни тянуло жареной курицей, истомившейся в духовке в ожидании важного гостя. Нетерпеливо дрожал студень в тарелках, ножи с вилками позвякивали возле хрустальных стаканов, а важный гость даже еще не хлопал парадной дверью внизу.
Мать появилась в комнате.
— Где же Виля? — встревоженно спросила она.
— Я здесь, — отозвался Булочная.
— Виля другой, — сказала мать.
— Он сегодня встречает делегацию и, наверное, задерживается, — сказала Белоножка.
— Начальство всегда задерживается, — хмыкнул тихонько Булочная.
Мы подождали еще минут десять, еще поговорили на голодный желудок кое о чем, Суббота не вытерпел:
— Мне можно яблоко взять? — спросил он Белоножку.
Белоножка горестно вздохнула и пожала плечиками.
— Можешь взять, не жалко, но так поступать в гостях невоспитанно. Ты это запомни на всю жизнь.
Она никогда не упускала случая привить Субботе хорошие манеры.
Суббота презрел условности, достал из вазы самое большое яблоко и дал всем нам откусить. Белоножка принципиально заслонилась рукой.
Давно замечено, что невоспитанным детям легче живется на свете, чем детям с изысканными манерами. Но не думайте, что из них обязательно вырастают невоспитанные люди, просто прихлебывание или почесывание — восхитительные привычки, которых больше не вернешь. Сколько раз мне приходилось слышать от взрослых: «Если бы видели, как я чавкал в свои счастливые десять лет!»
Прибывший с опозданием гость во всех отношениях превосходил нас. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Завидный букет цветов, который он держал в руках, не шел ни в какое сравнение с нашим кактусом. Подаренный им автоматический карандаш иностранного происхождения стоил, наверное, больше всей мебели, которую я мог изготовить по своей расписке.
Когда он вошел в комнату, он первым делом представился, склонив голову, расчесанную на прямой пробор.
— Виля Шебунеев,— сказал он, чуть-чуть гнусавя от насморка.
Потом он принес всем нам глубочайшие извинения:
— Я прошу у всех прощения за то, что заставил себя ждать. Наша машина неожиданно попала в пробку,— сказал он и приложил к лицу сложенный вчетверо платок.
Самое интересное в этом извинении было то, что он приехал на автомобиле.
Поднося Белоножке свои дорогие подарки, он сказал:
— Желаю тебе огромных успехов в учебе и труде на благо всего народа.
Никто из нас никогда бы не сообразил так поздравить Белоножку, так складно сказать про успехи.
Мы во все глаза следили за Шебунеевым и ждали, что он скажет интересного.
Шебунеев опять приложил платок к щеке.
— Было так утомительно с этой делегацией!
— вздохнул он.
— Вы встречали делегацию из Гиппопотамии? — спросила Белоножка, явно осведомленная обо всех делах Шебунеева и желающая похвастать перед нами таким великим гостем.
— Правительственная делегация, — несколько небрежным тоном сказал Шебунеев. — Гиппопотамцы своими усами искололи мне все лицо.
Из этого вытекал неожиданный для нас вывод: Шебунеев целовался с этими гиппопотамцами.
— Они только что пообедали и от них несло, как из винных боченков, — сказал он.
Мы не вступали в разговор, не зная, о чем можно говорить с мальчиком, который ездит целоваться с делегациями иностранных государств.
Так значит, вот ради кого мы получили категорическое предупреждение вымыть шеи и остричь ногти!
Я глядел на Шебунеева и думал об очень простых вещах: дома у него, наверное, отдельная комната, у них нет задолженности по квартирной плате, кроме этого синего костюма, у него дома еще полный шкаф вещей, способных вызвать завистливые взгляды.
— Что вы такие кисленькие, ребятки мои? — спрашивала мама, заметив, как гость изменил наше настроение. — Садитесь за стол. Сонечка, будь хозяйкой дома, угощай своих друзей. Ребятки, кладите себе на тарелки, вот ветчинка, вот селедочка, вот колбаска, возьмите очень вкусный салат. Кладите, кладите, не стесняйтесь. Сонечка, налей сок в стаканы…
Что и говорить! Ожидавшая нас еда была замечательной. Люди, выставляющие такую закуску, безумно любят своих детей.
Суббота, замолчавший с приходом Шебунеева, вдруг повернулся к нему:
— Такой страны на свете нет,— сказал он
— Какой страны? — осведомился Шебунеев.
— Ну, этой Гиппопотамии. Может Гватемала?
Вместо того, чтобы поспорить и доказать, что на свете имеется загадочная Гиппопотамия, Шебунеев махнул вилкой.
— Это меня не волнует. Прибыла делегация, моя обязанность по протоколу преподнести цветы королю и сердечно поприветствовать прибывших министров.
— И ты всех обязан целовать? — спросил я.
— Они сами целуют в знак благодарности. Отдашь ему букет, он тебя целует в щеку, поднимет иногда, ну, конечно, приходится отвечать взаимностью. Международный порядок.
— А с кем ты еще целовался? — заинтересовало Булочную.
— Народу много приезжает,— ответил Шебунеев, цепляя на вилку кусочек колбасы.
Белоножка попросила:
— Виля, ты расскажи, расскажи. Это же интересно. Ты так много знаешь, столько знаменитых людей встречал!
— Ну, вот, — нехотя сказал Шебунеев, — на прошлой неделе встречался с итальянским президентом.
— И ты целовался с самим президентом? — восхитился Январь.
Шебунеев утвердительно кивнул.
— А что тут такого?
— С киноактерами тебе приходилось? — задал наводящий вопрос Булочная.
Шебунеев опять кивнул:
— Приходилось.
— С Кадочниковым целовался?
Вопросы посыпались, как из мешка.
Белоножка восседала за столом, словно, она сама придумала Шебунеева. В ее коллекции автографов были письма очень известных личностей, Шебунеев являлся живым представителем этой коллекции, всех он знал, всем дарил цветы, со всеми целовался.
Я не хочу пересказывать дальнейший разговор. вертевшийся вокруг да около знаменитых имен. Теперь это не так уж интересно. Да и знаменитости перестали быть знаменитостями: одни имена за эти годы померкли, другие намеренно преданы забвению за ту злобу, что носили в сердце. Были ведь люди недостойные ни цветов, ни поцелуев Теперь другие имена, другие цветы.
Мы еще несколько раз виделись с Шебунеевым в том же доме — он временами навещал нашу Белоножку, и всякий раз вместе с завистью и восхищением пробуждал в нас тихую ревность.
Удачливая судьба была обеспечена ему с самого детства. Это был по-настоящему счастливый ребенок. Когда он уезжал в командировку в Москву, учить за него ботанику и другие предметы поручали его одноклассникам, вынужденные прогулы ему не засчитывали, четвертные отметки выводили на уровне первых учеников, класса. Этого требовало дело, которому он себя посвятил целиком. Скажите, кому будет приятно целовать двоечника или даже троечника? А цветы? Букет от прогульщика? Нет, такого позора никто бы не допустил.
Провожая одну высокую делегацию, Шебунеев заразил насморком короля небольшого южного государства, жители которого и понятия не имели о насморке. Король вернулся домой с мокрым носом и половина жителей королевства сморкалась и чихала.
Шебунееву простили и это.
Вскоре он перебрался в Москву. Мы больше не видели его.
Интересно, что он поделывает теперь? С кем целуется, кому подносит цветы?
