В семи часах езды от Свердловска, в лесах Верхотурского района можно встретить знаменитую на всю страну бесстрашную охотницу Анну Степановну Таскину.
Скоро ей исполнится семьдесят пять лет, но тетя Нюра бодра и неутомима, не выпускает из рук ружья. Силы ей дает тайга.
Мне посчастливилось познакомиться с Анной Степановной, слушать ее рассказы, наблюдать ее на охоте. Об этом я и решил поведать читателям «Уральского следопыта».
Нюра родилась в тайге. Далеко за Верхотурьем, в полуверсте от реки Туры, стояли на хуторе Путимцево дом и охотничья избушка отца. Степан Михайлович Путимцев был известен на всю Пермскую губернию. Он убил 67 медведей и множество другого зверья. На вид казался человеком суровым, нелюдимым.
Маленькая Нюра часто до глубокой ночи слушала отца и его товарищей. Как-то девочка попросила взять ее на охоту. Степан Михайлович строго отрезал:
— Не бабьего ума это дело.
Со слезами провожала Нюра отца с братом Федором в лес. Запах пороха ей казался самым привлекательным и таинственным…
Время шло, незаметно стукнуло шестнадцать, выдали девушку замуж, не спросив согласия. И больше всего огорчало: выдали не за охотника.
Пошли дети. С каждым годом прибавлялось забот в семье. Но как бы тяжело ни приходилось, в какой бы уголок России ни бросала судьба Анну Таскину, думка стать охотницей никогда не оставляла ее.
Известие пришло неожиданно: умер брат Федор. К тому времени Анне Степановне шел сорок шестой год. Муж Михаил Георгиевич вышел на пенсию. Долго не судили: решили всей семьей ехать на хутор.
У родной избушки их лаем встретил пес Грозный — замечательная сибирская лайка. От брата осталось богатое охотничье наследство. Участок был в заделе, требовал работы. Надо продолжать промысел. В лесной избушке прикормлены звери, птица, поставлены капканы, множество ловушек.
И вот Анна Степановна в тайге, с ней Грозный — собака умная и опытная, получившая на смотрах не одну медаль.
По-своему благоухает лес, по-своему встречает человека прохладой высокого цветистого разнотравья, прелым запахом валежника и неярким сумеречным светом. Лишь кое-где на траве да на толстых стволах кедров играют зайчиками солнечные блики, прорвавшись сквозь густую крышу листвы и хвойных ветвей.
Прошли верст пять, и вдруг Грозный заскулил, остановился у пенька. Догадалась: здесь брат Федор Степанович делал первый привал.
И снова Грозный бежит впереди, мелькает упругим кольцом его хвост. Подождет хозяйку, погарь, и как бы объясняет, что живут здесь колонки, куницы, лоси.
На любого зверя идет Грозный, но особенно любит белку. Вот он учуял ее, облаивает. Маленький красивый зверек высунул мордочку. Но Анна Степановна гладит собаку и отводит в сторону. Не сезон сейчас.
Домой возвращались под вечер, и тут Грозный обнаружил огромную рысь.
Не успела Анна Степановна прицелиться, рысь прыгнула на собаку и… промахнулась. Грозный налетел, смял ее. Но лапы хищницы сильны и опасны. Она клубком вырвалась из-под собаки, одним ударом далеко откинула ее, и — на дерево. В мгновение охотница взяла зверя на мушку… Выстрел, первый выстрел Анны Степановны оглашает тайгу. Раненая рысь падает на Грозного. Схватка стремительна, как в кинокадре. Насмерть сражаются они, очумевшие.
«Что делать!— думает Анна Степановна.— В первый день и потерять собаку?! Но выстрели — убьешь Грозного. Отступать, попуститься, ждать исхода — нельзя».
И тогда женщина изловчилась и прикладом ударила рысь между ушей. Упал зверь, а Грозному это и надо — быстро придушил его.
Путь предстоял не близкий, и Анна Степановна решила оставить рысь до утра. Она положила хищника на огромные сучья кедра. Грозный подошел к дереву и лег около рыси. Охотница направилась к дому через магистральную грань. Прошла метров сто, слышит бежит Грозный и скулит. Забежал вперед, лег перед хозяйкой, загородил дорогу. Стала обходить, а он зарычал, не пускает.
Как ни тяжела была ноша, пришлось взвалить ее на плечи. Грозный радостно ластился: доволен. Прошли километра четыре, устала Анна Степановна, села отдохнуть. Понял Грозный, стремглав бросился домой. Около избушки громко залаял. Вышел Михаил Георгиевич, встревожился:
— Где хозяйка? Что там у вас случилось?
А Грозный лает, показывает в сторону леса: зовет с собой. Наскоро накинул Михаил Георгиевич пальто, кепку и за собакой.
Дети — Кронид, Тамара и приемная дочь Мария ждали мать не без волнения. Пришли охотники, лесник. Анна Степановна рассказала о первой схватке, мужики стали журить за ненужную смелость:
— Так рисковать нельзя. Раненая рысь опаснее медведя…
— Не могла я отступать, собаку-то выручать надо было…
Первый и последний
На сезон охоты Анна Степановна обычно уезжает из поселка в свой охотничий домик. Жить тут — приволье. Столик, два топчана и даже маленький каминчик с плитой в один кружок. Рядом рыбная река Тура, подальше — озера, кругом лес.
Около семидесяти лет назад построил избушку отец, а сейчас зовут домик в шутку «теремок тети Нюры». Любят его охотники и берегут. Настоящая таежная гостиница, только с той разницей, что прописываться не надо, и все услуги, даже провизия, бесплатно. В деревянном ящике сухари, сахар, чай, соль, посуда. Анна Степановна увидит, что были охотники, улыбнется.
— Спасибо, не побрезговали.
Как промысловику, тете Нюре в первый же год охоты дали лицензию на отстрел лося. Знакомые в шутку поучали:
— У тебя на участке их, как на ферме. Сдай в кооперацию одного, да не зевай.
Вся-то и беда в этом — «не зевай». Делается так. Сначала охотник убьет одного лося себе, второго — на продажу, и если засекут, возвращает лицензию и говорит:
— Вот и я помог кооперации — завтра привезу мясо и шкуру…
Бывает, что даже похвалят такого, деньги или товар ему. И никто, конечно, не знает, что за лицензией «на одного лося» ушло два, а то и все четыре.
На утро чуть свет взяла Анна Степановна Грозного и в тайгу. Знала — в самом дальнем углу, где разрастаются ельничьи островки, стоит большая семья. Рогач — старик, лосиха, молодой лось — самец и лосенок.
Идет с собакой, а она уже знает: раз на лося, значит на лося. Белок словно не видит, заячьи следы не замечает, птиц не слышит. Спугнула великанов.
Рогач быстро ведет семью по валежнику, по болоту и круги начинает делать. Кажется, ноги переломаешь в таком буреломе, а лоси словно плывут по чащобе. Куда там охотнику догнать их. Грозный забегает вперед к старику и прыгает ему прямо на морду. Тот останавливается, высоко поднимает гордую голову, а собака снова, слозно кто ее подбрасывает, так и хочет схватить за губы рогача. Великан шагнет два-три раза, а пес опять прыг к морде. Отмахивается вожак и не замечает, что шаги-то сбавляет: а там где-то охотник с ружьем догоняет.
Подошла близко Анна Степановна. Лосиха с молодыми в сторону подалась, а вожаку собака не дает идти, лает до хрипоты, зло и остервенело.
«Что делать? Лицензия в кармане. Я не убью — другой придет, всю семью истребит.— Анна Степановна прислонилась к дереву, взяла ружье наизготовку.— Стрелять? А что тут трудного? Вот он близко: бери его,— не угрожает, не рычит».
Выстрел ворвался в тишину ямана, дым рассеялся, и видит женщина, как лось вздрогнул, встал на колени и, склонив гордую ветвистую голову, свалился на бок. Подошла близко, а он дергается, мучается — не сильно задела пуля сердце. В огромном выпуклом глазу плывут голубые облака. Жалко глядеть на муки. Берет ружье, снова стреляет — теперь уже в самое сердце.
Долго смотрела на убитого великана Анна Степановна и никак не могла понять смысла этой охоты. Спорт? Добыча? Нет, разбой!
И с тех пор вот уже двадцать девятый год не берет она лицензии на отстрел. Это был ее первый и последний лось.
Снеговая книга
Листья березы, ивы, осины опали и разноцветным сплошным ковром закрыли землю. Жухлая трава перепуталась с папоротником, пригнулась. Не слышно шелеста, только ветки оголенных деревьев да хвойные лапы шумят от ветра, тревожно, со свистом. Уже отошли мелкие затяжные дожди и первые морозы сковывают землю. Замрет ветер, и тихо в тайге, тоскливо, словно вымерло все живое.
В такое время Анна Степановна переселяется в охотничью избушку. Купол неба все выше и выше, и все дальше отодвигается горизонт. Так бывает перед первым снегом.
Смотрит из окошка на небо тетя Нюра и вспоминает, как в прошлом году к первому снегу приезжала внучка Аля, та, что заканчивает охотоведческий факультет Уфимского университета. Многие из детей и внуков стали охотниками, но Аля, пожалуй, самая отважная. Не раз с ней на медведя ходила. Именно бабушка сделала из нее следопыта. Сначала Аля окончила Иркутский охотоведческий техникум, но этого показалось мало. Нынче она получает высшее образование охотоведа.
Погода с вечера изменилась, ветер подул с севера. Утром, чуть забрезжило, Анна Степановна к окну: вокруг бело.
Снег запорошил землю, и тайга преобразилась: свежо, и на душе от этого радостно.
Не прошли и километра, Аля совсем близко на нижнем суку сосны рысь заметила:
— Баба Нюра, рысь!
Вскинула девушка ружье, а зверь и не думает уходить,— приготовился к прыжку. Выстрел, и хищник медленно сползает с дерева. Метко стреляет внучка, довольна баба Нюра. Но лишней похвалы не услышишь, не заведено.
Повесили рысь на дерево, пошли дальше. На прогалинке увидели небольшие следы вразгон. Это горностай успел сделать разведку и бежит в свою нору к старому сваленному дуплу.
— Вот ты где обосновался!
Анна Степановна становится к одному концу дупла, а Аля к другому. Длинным шестом охотница начинает шуровать в гнилой древесине. У девушки ружье наготове. Стрелой выскакивает горностай из норы. Но выстрел перехватывает его бег.
Обошли участок. По пути забрали рысь…
Нынче не приедет Аля к первому снегу: диплом защищает. Тема важная, нелегкая: «Меры охраны фауны в уральских лесах». Смотрит в окошко Анна Степановна, ждет снега. А через два дня выходит в тайгу читать снеговую книгу. Она все расскажет: какой зверь остался зимовать на участке, сколько его, где?
Вот белка не удержалась, соскочила с дерева и ставит тычком передние лапки, а задними упирается и скачет, скачет. А это — горностай. Бежит шустро: следы ложатся неровно. Колонок прошел. У него шаг шире немножко, чем у горностая. Он не такой осторожный, и приманку для него можно не маскировать.
Кумушка-лисичка из норы выскочила и бежит, как по струнке, строчит дорожку по каемке большой скатерти. Потом сделает обманный кружок и опять прямо.
Вышла охотница за гарь, а тут, возле валежника,— следы куницы.
— И ты здесь остановилась, голубушка. Давай, устраивайся, скоро мы с тобой встретимся.
А это кто наступает на снег, как кулаком давит, и кружок шерстью закрывает? Ну конечно же, рысь. Голодная, и уже по первой порошке на промысел вышла. Любого зеваку выследит.
Больше всего удивляют зайцы. Поднялся с лежки косой и давай петлять. Столько следов кругом наделал, что неопытный охотник за десяток зайцев примет, а это все один накуралесил.
В дальнем углу участка, в ельничных островках сосчитала тетя Нюра лосиные семьи. Они тоже хитрят по первому снегу. Ступают след в след, и если же без опыта, скажешь, что один лось прошел, а между тем, их два или три.
Верный выстрел
Идет хозяйка по участку, все изучает и свою невидимую карту составляет. Теперь ясно, где обосновались куницы, горностаи, колонки, лисы. Сколько их, куда положить прикорм, где ставить капканы, ловушки.
К вечеру вернулась в избушку, прибрала ее и поехала в поселок. Охота должна быть успешной.
Так было с первым, вторым, двадцатым и последним, сороковым. Главное: хладнокровие, смелость. Как всегда, охотница не стреляет «на авось», а только в тот момент, когда разъяренный зверь встает на задние лапы и идет прямо на нее. Спокойно держит она двустволку и ловит лоб или ухо медведя на мушку. Расстояние быстро сокращается. Вот осталось тридцать шагов… двадцать пять… двадцать…
В тот год май был на редкость теплым. Колхозники раньше обычного сбили дойные и отгульные гурты, отправили стада на пастбища. И сразу начались происшествия: медведь задрал корову, потом нетель.
— Ой, наделает бед, коли не прибрать к рукам!..
Пошли колхозники к Анне Степановне.
— Помоги, тетя Нюра.
Она быстро осмотрела места происшествий, скрады, где спрятаны недоеденные туши, широкие следы зверя, огромные царапины от когтей.
— И здоров же Михайло Иванович…
Вернулась домой готовить капканы. Собака- медвежатница, которую зовут Утик, нетерпеливо заскулила. Хозяйка приобрела ее когда-то для охоты на уток. Но время шло, собака подрастала, а к птице была равнодушна. Только потом, когда ее сводила в лес, стало ясно: на медведя она годна, а не на уток. Имя же осталось.
Утром чуть свет на колхозной лошади Анна Степановна повезла капканы в лес. Они нелегкие, в калаузе — охотничьей сумке — не унесешь, каждый около двух пудов. Отъехала подальше от высоковольтной линии, установила, замаскировала.
Итак — четыре штуки. Да возле каждого — по объявлению. Для людей. Жаль, Топтыгин читать не умеет. Тут бы ему грамота пригодилась!
На десятый день Анна Степановна пошла в лес с одним ружьем и охотничьим ножом. Утик подрался с собаками, хромал. Одного капкана на месте не оказалось. Проверила круг метров на восемьсот — нет медведя, нет следов. Значит, где- то тут? Стала делать второй круг, осмотрелась внимательней. Ага! Оказалось, медведь взял капкан в передние лапы и, чтобы не оставлять следов, прошел на задних по стволу сваленного дерева. И дальше в самую лесную глушь. Трудно охотнице, одной без собаки, но и медведю нелегко; потаскай-ка на сдавленной лапе двухпудовый капкан, который цепляется за пни и колодины, не дает двигаться быстро. И Анна Степановна идет по следу. Попускаться, откладывать преследование нельзя.
Устал зверь. Но когда увидел охотницу близко, грозно заревел. Анна Степановна спокойно приближалась. Тогда поднявшись, хозяин тайги оскалил пасть и, глухо рыча, пошел навстречу, огромный, почти двухметровый, с налитыми кровью глазами.
Уже отчетливо видна черная пасть: из оранжевых десен торчат клыки. Осталось тридцать шагов… двадцать пять… двадцать…
…Хладнокровие и выдержка… Женщина берет на мушку медвежий лоб, останавливает на секунду дыхание, нажимает на спусковой крючок… Выстрел эхом катится по тайге.
Верный выстрел… Бывалые охотники говорили не раз:
— Излишне рискуешь, Степановна, близко допускаешь. Случись промах — для второго выстрела времени не хватит.
— Затем и допускаю ближе, чтобы наверняка. Но однажды выстрелить не смогла…
Послушаешь Анну Степановну и думаешь, как часто мы неверно судим о медведях. Считают, что они и неповоротливы, и неуклюжи, и на людей нападают. Считают, всю зиму в берлоге лапу сосут, что свирепы они и неумны.
Оказывается, все не так.
Такие резкие, стремительные прыжки делает медведь, что не увернешься. А бегает так, что не догонишь и не убежишь от него.
Зима для медведя, как для нас,— ночь. Спит он, и жир потихоньку сбавляет. А медведица еще, бывает, и воспитывает, выкармливает пару медвежат, рожденных в конце февраля или в начале марта.
Из берлоги зверь выходит голодный и хищный. Но он обязательно дождется чернотропа, когда нет снега: осторожен — следы на снегу быстро выдадут его.
«Медведь не умывается» — гласит старая поговорка. А Анна Степановна рассказывает, что однажды видела даже купанье медвежат. Вот тогда и не выстрелила.
Рано утром идет она по берегу Туры и еще издали замечает на берегу медведицу с медвежатами. Тихонько подкрадывается, ружье наизготовку. А мамаша стоит в воде и держит за загривок малыша. Окунет его в воду, вытащит, снова окунет. Медвежонок отбивается, фыркает, хнычет, а медведица не обращает внимания. Выкупала — швырь его на берег. Вышла сама, идет ко второму малышу, а он деру. Мамаша догоняет, хвать его и тащит в воду. Выкупала и второго.
Затем медведица решила приучить детенышей к воде. Пусть-де сами моются, плавают. Рявкнула на одного, а он съежился и этак жалобно смотрит на мать. Тогда она подходит, толкает его. Тот упирается, боится, но она подводит к самому краю. Потом — бултых его в речку. Медвежонок вынырнул, барахтается, загребает к берегу, а мать сердито урчит, не разрешает вылезать.
Плывет малыш, и все выше держится его голова, все упорнее работают лапы. Довольна медведица. А увидела, что уставать начал, резко рыкнула: вылезай. Так и со вторым. Потом облизала обоих, что-то по-своему ласково приговаривает. Солнце взошло повыше — сушит и греет косолапую семейку.
Держит ружье наизготовку охотница, а пальцем курка не трогает. Потом резко повернулась, наступила на сухую хворостинку. Вскочила медведица, рыкнула на детенышей и бежать. Они за ней. Потом пустила их вперед и, прикрывая, погнала в тайгу.
— Иди, иди, не бойся, не буду стрелять. Ты настоящая мать,— сказала хозяйка леса и опустила ружье…