В лесу цветет черемуха. Она покачивается на ветру и грузно клонится к земле под тяжестью цвета. К порогу нашей землянки весенний ветер доносит запах трав, влажной земли, прошлогодней прели. Но все это забивает буйный запах черемухи.
Шакир Искужин улыбается, хрипло басит:
— Черемуха с нами не расстается…
Года четыре назад, когда мы уезжали из Кумертау, там тоже цвела вовсю белопенная черемуха. Она также раскачивалась на ветру, а мне казалось, что это стоят за вагонным окошком девчата и машут вдогонку белыми платками.
Шакир устроился в Миньяре, экскаваторщиком. Проработал неделю и заявил начальнику карьера:
— В Маячный поеду. За семьей.
— А ты разве женат? — удивился начальник карьера.
— Не женат, но ведь меня ждут там…
— A-а, везде тебя, Искужин, ждут!
— Не везде, а в Маячном,— упрямо повторил Шакир.— Не отпустишь — сбегу.
Мы тогда смеялись: Шакир в бегах. «Ты сколько раз ее видел, Шакир? А может, она и не знает, что ты по ночам храпишь?»
А вот сейчас сидим мы в землянке и дышим черемуховым воздухом. Ну, мы с Виктором ладно — взрывники, нам по должности полагается здесь сидеть. Пробили шурфы, заложили взрывчатку— теперь сиди и жди взрыва. А вот к чему Шакиру сидеть здесь? Он не взрывник, на экскаваторе работает.
Сегодня утром, когда Виктор пришел с участка, где должны рвать камень, пришел с ним и Шакир.
— Первый в карьере буду,— радостно заявил он.— Ты отпалишь, а я буду добывать. Понимаешь?
Чудак Шакир. Не мог прийти после отпалки?
Но почему так долго нет взрыва. Уже стало томительно слушать медленное постукивание часиков. «Тик-так, тик-так…» Секунда, десять секунд, а взрыва все нет.
С трех сторон лес, а с четвертой гора — крутой борт каменного карьера, увитый по краям весенней черемухой. Вот, собственно, весь пейзаж. А в самом центре — наша, так называемая землянка, или, вернее, яма, накрытая сверху настилом бревен и дерном. Как дзот.
Когда над лесом синеет весеннее небо— сидеть в сырой землянке просто невыносимо.
Но мы сидим и чуточку мерзнем.
— В мае, когда цветет черемуха, всегда холодно, понимаешь,— говорит Шакир.
Виктор поддакивает:
— Это правда. У Щипачева даже стихи на такую тему есть, может помните?
В одной рубашке дрожь берет.
Слыхал, примета есть в народе:
Когда черемуха цветет,—
Холодный ветер на свободе…
Виктор читает стихи вполголоса, явно прислушивается — не грянет ли взрыв, но все равно чертовски хорошо сидеть вот так, в этой холодной землянке и слушать стихи. Потом Виктор оборвал стихи и сказал с тревогой:
— В чем дело? А может, я что-нибудь наляпал?
И сразу стало слышно, как шуршит по кустам майский ветер. Такая вдруг повисла в землянке тишина, что в ушах зазвенело.
— А у меня по всем подсчетам,— сказал Шакир,— жена сегодня родить должна. Перед работой, понимаешь, в роддом заходил. Сын будет, а?
Мы улыбнулись и традиционно — уже, наверное, в десятый раз — пожелали Шакиру сына.
— Это первый у тебя, да? Маячинский? — спрашивает Виктор.
— Брось дурака валять,— улыбается Шакир.
— Ну и сидел бы в роддоме,— сказал Виктор.— А то вдруг без тебя родит дочку…
— Нельзя в роддоме,— серьезно говорит Шакир.— Я вчера сидел в роддоме. А сегодня я на работе…
Шутка не помогла. Мы снова молчим. Разговор не клеится. Все знают, что у него первенец. И мы уже раз сто желали ему сына.
…Сколько лет взрываем мы с Виктором, а все кажется, что взрыв раздается неожиданно. Сначала ударил один, потом второй. Виктор приоткрыл дверь, вдруг вскрикнул, протер от изумления измазанными ладонями глаза и камнем вывалился из землянки.
Мы опешили. Рванулись к двери, но Виктора возле землянки не было. В ушах уже ясно звучали не дальние взрывы, которые должны постепенно, ритмично приближаться к самому краю высокого борта — карьера, то есть ближе к нам,— канонада гремела рядом. И вдруг в коротких паузах между залпами мы услышали плач девочки.
Мы лежали в землянке, высунув головы наружу. Теперь уже хорошо было видно, как по лесной поляне бежала девочка, а за ней чуть медленнее, почти ее настигая, поднималась рокочущая земля — все ближе, ближе. В испуге девочка даже не успела выбросить из рук букет черемухи, она зажала его в охапку, а навстречу ей бежал Виктор.
Лица девочки было не различить, но Шакир испуганно прошептал:
— Кажется, сестренка моя, у нее такое же платье… В горошке, понимаешь.
Когда взрывы пошли по самому краю каменного барьера, Виктор и девочка поравнялись. Он одним толчком сбил ее с ног и сам упал рядом, прикрыв ее. Камни барабанили по поляне, по нашей землянке… Потом взрывы, подойдя почти вплотную к Виктору с девочкой, стали удаляться. Девочка побежала к землянке. Она была белой, губы у нее дрожали, в глазах не прошел страх.
Шакир взял ее за ухо и сильно оттрепал.
— Нашла тоже место, где букеты рвать, понимаешь!— закричал Шакир.
А она вдруг улыбнулась, смех пополам с плачем, и сунула букет брату:
— Это я тебе… Сын у тебя родился, понимаешь?
