«При испытании скважины Р-3, что расположена на Заполярной структуре, с глубины 1310— 1330 метров ударил мощный газовый фонтан».
Из рапорта тазовских геологоразведчиков.
Биография месторождения… Она начинается задолго до победных реляций об открытии. За короткими строчками радиограммы — годы труда и исканий, надежды и мечты многих сотен людей…
Тазовское, осень 1963 года. Только организовалась экспедиция, и небольшой пока коллектив ее разрывался на десятки самых неотложных и самых необходимых дел. Прибывали многотонные лихтера с грузами на весь год. Бурилась новая скважина. Выходила в поле геофизическая партия. Закладывались первые фундаменты домов будущего поселка. Ох, непростая эта работа — развернуть в необжитой тундре новую экспедицию!
В маленькой комнатушке мы жили втроем: главный геолог экспедиции Геннадий Быстров, приезжающий «с поля» начальник сейсмопартии Аркадий Краев и автор этих строк. Три раскладушки, тумбочка и три пары заляпанных грязью пудовых сапог — вот и все, что могло разместиться в нашем, роскошном по тому времени жилье. Но уже тогда, словно воочию, мы видели будущий промысел и поселок.
Мы называли его Новой Мангазеей. Три с половиной века назад старинный сибирский город Мангазея, ровесник Тюмени и Тобольска, торговал со всем миром «мягкой рухлядью» — пушниной. Около древнего города будет открыто новое богатство края. Это волновало, протягивало незримую тропку от прошлого к настоящему. Правда, Мангазея была не совсем рядом, километров двести на юго-восток от наших буровых.
— Двести туда, двести сюда — для тундры не расстояние,— утверждал Гена Быстров, напористый, подвижный — вот уж действительно оправдывает фамилию! — с поседелыми висками на молодом лице. — Считай, что земляки.
— А потом еще ближе будем, — добавлял Аркадий Краев, протирая по привычке массивные очки, которые еще больше оттеняли юношески густой, кирпичный румянец щек. — Вот на Заполярную выйдем, а там — всего ничего.
Так я впервые услышал о Заполярной площади. Нет, ее тогда еще не было. Не отмечалась она ни на одной карте, не тянулись к ней маршруты разводчиков, ретивые завхозы не спешили завозить туда грузы.
И все-таки Заполярная существовала — пока в планах, в задумках. И, естественно, об этом мы узнали значительно позже — в «натуре», под землей. Впрочем, именно для этого и понадобились те самые инженерные задумки.
Говорят, первое место работы для молодого инженера — все равно, что первая любовь. Зинаида и Аркадий Краевы, окончив Свердловский горный институт, попали на работу в Заполярье. Летом на катерах с сейсмостанциями они плавали по рекам — Тазу и Пуру. Вьюжными морозными зимами трактора возили их по немеряной тундре. Результат — Тазовская газоносная площадь, бурение которой только начиналось.
Но были и другие, отдаленные результаты. Несколькими годами раньше весь район был закрыт мелкомасштабной магнитной и гравиметрической съемкой, — ее проводили то ли новосибирские, то ли красноярские геофизики. Они не искали структур — мыслили в основном крупными геологическими категориями, так называемыми регионами.
Когда уже была открыта Тазовская площадь, молодые инженеры-геофизики Краевы, изучая старые карты, обратили внимание на удивительную схожесть гравитационных аномалий Тазовской структуры и более южного района, около полузаброшенной фактории Нямбойто. «Значит, здесь должна быть такая же структура», — решили они.
И назвали ее для себя Заполярной.
Но как проверить эту загадку? Летом не доберешься, река обошла стороной предполагаемую газовую залежь. Вся надежда на зиму.
А зима началась трудно. Бурение Тазовской площади обнаружило солидные изъяны сейсмической разведки. То и дело буровая, заложенная, казалось, в верном месте, неожиданно оказывалась «пустой». Сказался недостаток опыта — пришлось срочно ставить дополнительную разведку, чтобы очертить точный контур месторождения.
«Как же с Заполярной? Неужели опять зиму пропустим?» — мучительно раздумывал начальник партии. Однажды он пригласил к себе обоих операторов.
Они вошли вместе, словно специально созданные для контраста: маленький, говорливый Слава Антипин и высокий, хмуроватый Валентин Михайленко.
Аркадий сразу поставил вопрос ребром:
— Разрываемся на части. И Тазовскую структуру доработать надо, и на Заполярную выходить. Ваше мнение?
Договорились быстро: Антипин берет на себя всю Тазовскую, поработать изрядно придется. Зато высвобождается Михайленко — и сразу на Заполярную.
— Ты сейчас, Валя, на юг, а я летом на курорт,— подшучивал по обыкновению Слава Антипин.
Вскоре трактора отряда Михайленко покинули стоянку партии — поселок Тибей-Сале. На буксире тянулось громоздкое странноватое сооружение, похожее на стального удава с шарнирами-изгибами. Это был сухопутный сейсморазведочный бон, Сконструированный и разработанный инженерами-геофизиками Александром Шмелевым, Вадимом Бованенко и Аркадием Краевым. Он как бы продолжил жизнь речного бона, сыгравшего важную роль в Сейсмической разведке недр тюменской тайги. Михайленке была поручена его проверка в тундре.
Это была трудная проверка. Как всегда при «доводке» нового прибора, случалось множество непредвиденных задержек. То внутри металлического бона обрывалась проводка, то выходили из строя сейсмоприемники. Остановка, поиск неисправности, ремонт — уходило драгоценное время. Все-таки сухопутный бон проутюжил крест-накрест намеченный район. И подтвердил: да, здесь должна быть еще одна структура — подземное поднятие, в котором могут скапливаться газ или нефть.
Лето 1964 года прошло стремительно. Заполярная площадь уже чертилась пунктиром на картах. Но чтобы заменить эти пунктиры уверенными линиями, нужно было еще много поработать. Аркадий Краев, ставший к тому времени главным геофизиком Тазовской экспедиции, направил на новую площадь всю партию. Ее начальником стал уже знакомый нам Валентин Михайленко.
Весь сезон ушел на разведку нового месторождения. День за днем, месяц за месяцем, в пургу и мороз сейсмические отряды «прощупывали» землю.
К весне структура была подготовлена. Подошла пора приступать к бурению глубоких скважин.
Во второй половине мая главный геолог экспедиции Быстров и техник-топограф Иван Смирнов отправились в тундру. Она уже уступала приближающемуся теплу. На вершинах холмов чернели проплешины талой земли, снег становился мокрым и рыхлым. Куропатки еще не сбросили снежного наряда, но голова с шеей стали темные, и кажется, что прыгают по тундре огромные запятые.
Вот и нужное место. С помощью приборов точно определились на карте и на местности. Здесь будет заложена первая буровая.
Возвращались к вездеходу усталые. Смирнов спросил:
— Геннадий Петрович, как ваше мнение — найдем здесь что-нибудь?
Быстров продолжал шагать молча, словно не расслышал вопроса. Что сказать этому парню? Конечно, все решит бурение. Но разве не строят они здесь, около поселка, который назвали все-таки попроще — Газ-Сале, свою Мангазею, «златокипящую вотчину» новой Сибири? Разве не это держит его, волжанина, здесь, в прохваченном стылыми ветрами краю? Разве может он не верить в то, что составляет основу его труда, труда геолога?
Обо всем этом подумал главный геолог, пока шел к вездеходу. А ответил коротко;
— Конечно, найдем. Даром, что ли, тундру своими шагами меряем.
Вскоре туда, где шагали геолог с топографом, отправился необычный для тундры караван. Вместо оленей шли тяжелые вездеходы и трактора, кочевые чумы заменили передвижные вагоны-домики. В кузовах машин и на сделанных из отработанных бурильных труб тракторных санях лежали тяжелые насосы, дизеля, швеллерные переплетения вышки. Буровая установка БУ-75 начала перебазировку на новую, Заполярную площадь.
Караваном командовал заместитель начальника экспедиции Александр Аристов. Маленький и полный, почти квадратный, он колобком перекатывался от машины к машине — кого-то торопил, на кого-то наседал, где-то организовывал очередную помощь.
А помощь была необходима — тракторный поезд вышел поздно. Каждый день что-нибудь случалось. То вездеход провалится в совсем уж никчемном озерке,— приходится лебедкой вытаскивать. То занесет в протоку тяжелые сани. И главное— караван нельзя разрывать, иначе совсем не дойдешь.
Восемьдесят километров тракторный поезд прошел за три дня. И вернулся назад за новыми грузами. Каждая машина сделала по три рейса. Когда возвращались в последний раз, было уже совсем тепло. Пели ручьи, на Тазу стояли широкие забереги. Идти было страшновато. Четыре трактора так и не сумели вернуться на базу,— весновали на необитаемом острове около Тибей-Сале. «Железные Робинзоны», — в шутку говорили о них механизаторы.
К лету забуриться все-таки не пришлось. Дизельное топливо, трубы, цемент остались на базе. Трактора до зимы бессильны. Реки нет. Помощь может прийти только с воздуха.
Одна надежда, на «Мишу», тяжелый вертолет МИ-6.
И новая загвоздка: для МИ-6 нужна нормальная посадочная площадка на базе. Времени в обрез, работали в три смены. Вахта механизаторов, вахта такелажников, вахты строителей и инженерно-технических работников — вся экспедиция строила «Мишину площадку». Зато удалась она надежная и в срок.
Коротко лето на Севере. Казалось, совсем недавно ползли по реке острые льдины, солнце не покидало горизонта, и многоцветье трав ласкало настывшую тундру. Не успел оглянуться, а уже опять плывет по реке осенняя шуга, исчезли тучи комаров, и холодные ветры все раньше загоняют солнце в свою зимнюю берлогу. Прилетел, перевез трубы, цемент и улетел МИ-6. Ушли на новые структуры геофизики. Зашумели дизеля новой буровой.
Бригада бурового мастера Павла Кожевникова давно завоевала на Севере добрую славу. Но пока мало кто знает, что мастер там уже другой. Ветеран тюменской нефтеразведки передал свой коллектив молодому инженеру Владимиру Невмира, только в прошлом году окончившему Грозненский нефтяной институт.
…Их было трое, три южанина, пожелавших уехать за Полярный круг. Вместе прибыли на трест «Ямалнефтегеология», попросились вместе и дальше. Но интересы дела потребовали иного. Рафаил Татевосов полетел в Тарко-Сале, Анатолий Рябченков — в Новый Порт, Владимир Невмира — в Тазовское.
Всего год работы (помните, «первая работа — первая любовь»?), а сколько событий, впечатлений! Рафик Татевосов участвовал в борьбе со знаменитым Пурпейским огненным фонтаном; Толя Рябчиков забрался аж на полуостров Ямал, с которым они прежде лишь в кроссвордах встречались; Володя Невмира открыл первое в жизни газовое месторождение, — пусть немало их еще будет на пути молодых…
Скважину прошли уверенно.. Когда долото турбобура взяло полуторакилометровый рубеж, бурение закончилось. Пришли каротажники. Не знаю, кто именно был среди них, наверное, Леша Филиппов, удивительно дружелюбный, улыбчивый крепыш, который, кажется, вообще не умеет сердиться. Старожил этих краев, Леша исследовал первые подземные стволы Тазовского месторождения. И вот, новая площадь…
Результаты огорошили каротажников. На диаграммах электрических сопротивлений отчетливо выделялся пласт, обещающий нефть или газ. Но какой пласт — мощностью в 200 метров! Такого в Тюменской области еще не бывало.
Геологи начали лихорадочные подсчеты. Примерная площадь Заполярной структуры около 800 квадратных километров. И на всем этом пространстве— гигантская, высотой в 150—200 метров, газовая губка. Голова кружилась от колоссальных цифр — что-то в районе триллиона кубометров природного газа. Но ведь это — два знаменитых Газли, самое богатое месторождение Советского Союза.
В Тюмень все новости прилетают мгновенно. В коридорах и кабинетах геологического управления, на квартирах инженеров и в номерах гостиницы, где живут многочисленные «командировочные» из разных экспедиций, обсуждалась каждая строка радиограмм с Заполярной: «Провели цементаж скважины», «Отбивка цементного кольца», «Разбуривание цементного стакана»…
Напряжение нарастало. И хотя все геологические материалы, все аналогии говорили за то, что здесь должен быть газ, волнение не покидало разведчиков: а вдруг?.. Заместитель главного геофизика управления Вадим Бованенко — мы помним эту фамилию в связи с сухопутным боном, но не лишнее будет заметить, что разведка За полярной структуры велась во время его работы на Ямале, — еще и еще раз брался за каротажные диаграммы. Как там сейчас, на буровой?..
В один из этих дней я встретился с главным геофизиком Тюменской комплексной экспедиции Аркадием Краевым — да-да, тем самым Краевым, от которого впервые услыхал о Заполярной. Он совсем недавно стал тюменцем и до сих пор говорит о Тазовском: «у нас». И очки так же протирает, и румянец такой же кирпичный. Только лицо стало пожестче, да улыбка пореже, да морщин прибавилось: дают себя знать годы на Крайнем Севере.
Мы вспоминали тазовское житье-бытье, поговорили о товарищах: небось, Кирилл Кавалеров у себя в Салехарде тоже ждет-не дождется весточки о Заполярной; Вася Подшибякин наверняка на буровой торчит; Слава Антипин — помнишь говорливого Славу? — с повышением: начальник Ямбургской партии. На глазах ребятишки растут.
— Ну, про свою Мангазею не забыл? — спрашивает вдруг Аркадий.— Вот самый раз так поселок и назвать. Впрочем, у нас сейчас много таких Мангазей будет.
Карандаш Аркадия гуляет по карте севера Тюменской области, показывая новые и новые «подозрительные» структуры.
И я вдруг, сидя в своем коммунальном рае, чувствую себя там, далеко-далеко… У нас только пробивается снежок и горбится у новых домов застывшая старая грязь, а там прошли уже первые бураны, медленно, смерзаясь перед ледоставом, ползет непреклонная шуга, и походный балок освистывает колючий ветер. Может быть, в это время бурильщик бригады испытаний Петро Дудка, мой товарищ по вахте и балку, неуемный весельчак Петро упрямо пробивает дорогу могучему газовому потоку…. Ни пуха, ни пера тебе, Петро Дудка!..
Свершилось! Взмыл к небу огромный газовый фонтан. Яркое пламя тундры, словно искусственное солнце, распугивает темную полярную ночь. Геологи ведут исследования, определяют точный дебит газа, давление. А потом надежно закроют задвижки фонтанной арматуры до будущей эксплуатации. Самое крупное в стране Заполярное месторождение «огненного воздуха» вступило в жизнь.
Тюменские геологи принесли свой подарок XXIII съезду нашей партии.
Биография месторождения… Она только начинается. Еще не одну скважину пробурят Владимир Невмира со своими товарищами, очерчивая точный контур гигантской газовой залежи. Скоро будет защищать свой отчет инженер-геофизик Зинаида Краева,— в суховатых цифрах и схемах профилей разместятся мечты, поиски, беды и радости многих искателей недр. Еще глубже уйдут в землю бурильные трубы — в нижних горизонтах геологи ожидают и газ и нефть. Придут в тундру добытчики «огненного воздуха». Протянутся многокилометровые трубопроводы — стальные реки, созданные человеком. Вырастет Новая Мангазея; спустя три с половиной века она принесет этому суровому краю новую, индустриальную славу.
Биография месторождения.. Это и биография людей, отдающих ему жар своих сердец. Я знаю, начальника Тазовской экспедиции Василия Подшибякина уже одолевают следующие заботы: как ускорить монтаж буровых или вывезти станок на новую структуру,— он надеется к съезду партии открыть еще одно месторождение. И Гена Быстров колдует над сеткой бурения. И молодой ученый бьется над закономерностями распространения газовых залежей — здесь еще много неясного. И буровой мастер Володя Макаровский, земляк Владимира Невмиры, приглядывается к нижним горизонтам — может быть, ему придется бурить трех-или четырех километровую скважину. И бурильщики Павлик Агаев, Петро Дудка, Евгений Иванов-Годунов примеряются к иным, особым условиям. И какой-нибудь завороженный вертолетом вихрастый мальчуган, хотя бы тот же Витька Цыганков или семиклассник Сашка Подшибякин, с кем мы два года назад спешили на Тазовский фонтан, через несколько лет сам станет за рычаг лебедки, или экран сейсмостанции, или пульт газокомпрессорной установки.
Биография месторождения… Где они, те, что пришли сюда первыми? Слава Антипин, Валентин Михайленко, кто-то еще, совсем молодой и безвестный, уже работает на новых площадях. Где? На соседней с Заполярной безымянной структуре, которую Аркадий Краев назвал «для себя» Юредейской? В Ямбурге или Красноселькупске? На Русской Речке — там ведется разведка, скоро начнется бурение? И снова полетят победные радиограммы. И снова будут радоваться, мечтать, вспоминать прошлое и заглядывать в будущее те же, а может быть, и иные люди.
Впрочем, это будут уже биографии других месторождений. Такие же трудовые, шумные. Рабочие.
