* * *
Профессия уводит нас на Север,
Едва проход во льдах прорежет март.
Охота — как запущенный конвейер.
А что же возвышает нас! Азарт!
Опасность! Риск!
Смеется смуглый прадед.
Ходивший на кита с одним копьем.
Он нашу смелость ни во что не ставит:
Китов мы из гарпунных пушек бьем.
Крепки суда, устойчивы и ходки,
Не страшен им теперь девятый вал.
У штурманов дипломы «мореходки»,
И наделен гидравликой штурвал.
А что же мы!..
Радары. Эхолоты.
Прогноз на месяца. Двадцатый век…
Но если стал высоким класс работы,
То, значит, выше стал и человек
Зверобой
Мы чистили ружья —
прикладами в пол,—
Готовились к рейсу без страха,
Когда старичок прямо
в кубрик вошел,
Назвавшись агентом госстраха.
С портфелем под мышкой.
Чернильный берет.
Пальтишко из рыжей цигейки.
Радист — здоровяк,
корабельный атлет —
Приветливо встал со скамейки.
Садится старик.
Он с «морфлотом» в ладах.
Помялся с минуту
неловко.
Он знает: опасна охота во льдах.
Тревога блуждает у юнги в глазах,
А тут еще он со страховкой.
И все же… Он гербовый лист достает.
Очками блеснув хитровато.
Он верит, что будет удачным поход,
Но платят агенту «с охвата».
Радист наклонился, смеясь, к старичку.
Он жизнь оценил свою крупно.
Кому завещает! Да вот новичку,
Пришедшему юнгой на судно.
Толкнул салажонка — держись за меня.
Живи по морскому закону!
Агент растерялся: — И вы не родня!
И толком еще не знакомы!
Качнулись от хохота перья рулей,
И юнга в матроске глядит веселей,
А парни легли на скамейку пластом.
Нас море навеки связало родством!
Романтика
Романтика — когда тебя пронижет
Азарт погони десять раз на дню!
Зови ее романтикою книжной,
Я книгам, как друзьям, не изменю.
За пазухою — «Моби Дик» Мелвилла,
В каюте — Лондон, Конрад, Гончаров.
Созвездье это надо мной всходило
В туманах промысловых вечеров.
О книги судовой библиотеки!
Урывками — где час, где полчаса —
Меня носили в затонувшем веке
Зачитанные ваши паруса.
Свистели снасти взмыленной «Паллады».
И гнался за китом который год,
Наполовину став уже балладой,
Норд-вестами исхлестанный «Пекод».
Романтика! Я пил ее запоем.
Меня учил неистовый Ахав:
Романтика всегда берется с боем.
Романтика и бой — единый сплав!
И жизнь врывалась, смешивала строчки,
Бросала от скрипучего стола
На борт, на ванты, в марсовую бочку.
Обветренной романтикой звала.
Не Моби Дик, не Белый кит Мелвилла —
Фонтаны поднимая над собой,
Выматывал нас дьявольский ловчило —
Усатый кит породы голубой.
Хитрил,
петлял подводными путями.
И, видя, что морская гладь чиста,
Мы з закоулках поиска плутали.
Смиряя нетерпение винта.
Казалось, как ты крепко ни надейся,
Хоть просмотри совсем глаза се ои ,
Уже не вспыхнет в окулярах «Цейса»
Мгновенный снег финваловой струи.
И вот тогда, когда гудели нервы,
Романтика врывалась к кам в сердца.
Романтика —
кита увидеть первым!
Романтика —
не гнуться до конца!
Романтика —
удар! и кит не бьется!
Еще момент — и туша у борта!
И пять зарубок — номер китобойца —
Уже белеют на конце хвоста!
Романтика!
Законом непреложным
Ей, как и нам, горячая страда…
Романтика тогда бывает ложной,
Когда она дается без труда!
Знают лишь чайки…
Мы в чем-то все же домоседы.
Хотя покой нам и неведом!
Под ярким солнцем и луной
След вьется лентой слюдяной…
Да, мы остались домоседами!
Закончив к вечеру труды.
Мы любим,
на судьбу не сетуя,
Прижаться к кожуху трубы,
Погреться, как у русской печки,
И вспомнить свой далекий дом.
А гул затихнет бесконечный.
Как будто мы и не идем!
Лужайкой мере нам покажется,
И теплой галькою тропы
Покажутся крупинки сажи там,
Насыпанные у трубы.
Гитара вздрогнет по-земному
От скрытой нежности руки…
Лишь знают чайки,
как по дому
Грустят в походах моряки.
Марсовый
Добычи ждет кричащих чаек стая.
Гремит звонок. И резко сбавлен ход.
Летит от китобойца тень густая
На желтое стекло прибрежных вод.
Вулкан по курсу.
Кажется, оборван
Верх конуса. Вокруг блестит снежок.
И борозды…
Как будто бы из формы
Кулич гигантский пекарь наш извлек.
Не праздник ли!
И в самом деле — праздник:
Стотонный кит — довольно редкий гость!
Он ходит у камней,
как будто дразнит.
Алмазных брызг над ним взлетела гроздь.
Другая! Третья!
Он уходит в море.
И в тот же миг взрывает воду винт.
Мы мчимся.
Гарпунер наш раззадорен.
Командует у пушки, словно Флинт.
Владыка моря чувствует погоню.
Идет нырками. Поздно, не уйдешь!
И боцман широченною ладонью
Оглаживает
промысловый нож.
Нырок. Еще… Команда наготове.
Нырок… Пригнулся к пушке гарпунер.
Он чутко возглас марсового ловит,
Где выйдет кит,
чтоб выстрелить в упор.
На мне скрестились взгляды всей команды,
Как будто все зависит от меня.
А кит назло — будь трижды он неладен! —
В глубинах где-то ходит он. И я
Молчу.
Молчу.
Но вот он, вот! Сигарой
В кайме бурунов,
рвется напрямик.
В моих глазах круги, как от угара.
И кажется, не кит —
счастливый крик
Из глубины, со дна души восходит,
Сжимает спазмам горло возле рта.
Кричу, не слыша голоса: — Выходит!
Выходит!.. Вышел! С левого борта!..
Как не поверишь тут, что ты — волшебник,
И что тобой открыта красота!..
Я жду сейчас мгновений вдохновенных.
Как марсовым
ждал выхода кита.
Морская соль
Хмельной от солнца и от чаек,
Атаковавших рыбзавод.
На гулкой пристани качаюсь.
Как сейнер, потерявший ход.
Корзины щедрого улова
Мы опускаем на весы.
Весовщику ничто не ново.
Коптит махоркою усы.
Сырец — одна его забота,
Он погрузился в цифры весь.
А ну-ка, Посейдон учета,
Попробуй, день рыбацкий взвесь!
Взвесь трепет ваера,
и чаек
Жирующую суетню.
Единство судна и причала
На час — не более! — на дню!
Мы меднолицы от загара.
Мы ошалели от угара
Путины,
чаек и улыбок.
Нас захватила глубина.
На наших реях красной рыбы
Распластанные
вымпела!
