Дорогая цена
Глянул утром в окно, и ахнул: зима! Все вокруг белым-бело: и крыша стоявшего напротив дома, и уютный наш дворик. Даже на подоконник заботливая зима насыпала щедрые пригоршни горящего синими искринками снежка.
Не стал я ждать завтрака, оделся на скорую руку и — на волю. Остановился на крыльце и никак не мог надышаться свежим воздухом, ядрено прохваченным морозом. А потом нагнулся, зачерпнул в ладони из-под ног невесомых пушинок, умылся.
Он всегда меня радует, этот первый, необыкновенно белый, точно подсиненный снежок, так слепящий глаза. У него и запах необыкновенный. Иногда мне кажется, первый снег пахнет тестом, да-да, тестом, дружно взошедшим в квашне на хмельной опаре. А в другой раз — тронутыми морозцем анисовыми яблоками.
В сквере, куда я пошел погулять, тоже все старательно было запорошено первым снегом: и аллеи, и пеньки, и скамейки. Глазам даже стало больно от этого белого, без единого пятнышка, нерукотворного покрова.
На развилке трех аллей стояла березка. Еще вчера она была увешана звонкими, горящими жаром листьями-кругляшами. А вот этой ночью весь свой наряд разбросала по снегу красавица. И полыхали кругляши, будто золотые увесистые монеты.
Уж не хотела ли молодая березка такой дорогой ценой отсрочить приближение суровой и долгой зимы?
Напоминание
Первый — октябрьский — снежок давным-давно растаял. И хотя ночами подмораживает, но дни стояли на редкость сухие, звонкие.
Вот-вот должен был пришагать ноябрь, а тихим солнечным денькам, думалось, не будет ни конца, ни края.
Я часто в это время бродил по нашему светлому, просматриваемому из края в край леску, кроткому, немного задумчивому. От земли тянуло слатимо-горчащим запахом тлеющих листьев и на диво вкусным, щекочущим ноздри грибным духом. Канавы и овражки пахли по-своему: банной прелью. От застоявшихся лужиц с ртутно-свинцовой водой тебя обдавало знобящей пещерной стужей.
Люблю, несказанно люблю я наши русские леса в пору поздней осени!
Где-то в стороне дробно постукивает невидимый работяга-дятел, как бы посылая во тьму неведомых веков таинственные позывные. А вот впереди тебя опустилась на елочку-малютку с розовыми свечками взбалмошная сорока и ну давай стрекотать неуемно! И будто по сигналу лесной сплетницы, над леском взметнулось черной тучей воронье, и закружилось, пронзительно каркая.
Не знаю почему, но только иной раз, шагая безлюдной лесной тропой, я мыслями уношусь к былинному прошлому наших пращуров-богатырей…
Однажды как-то остановился я у небольшого изумрудно-зеленого бугорка с приземистым дубом. Уж больно соблазнительна была молодая игольчатая травка.
Подошел ближе к старику дубу, а в лицо как пахнет погребной сыростью. Еще шагнул и вот что увидел: за деревом, с северной стороны, темнел глубокий овражек. А на самом дне овражка притаился ком сырого дышащего на ладан снега.
Вот тебе и на! В эмалевой блеклой вышине светило тихое солнце, пригревающее спину, рядом в кустарнике резко цвинькала какая-то пичуга, а я стоял над овражком, смотрел на жалкий ноздреватый комок снега и думал о близких уже теперь метельных снегопадах и трескучих морозах.
Прутик
На исходе январь. Ночью выпал снег, а с утра оттепель. С крыш капает, капает, как в марте.
В скверике, возле заколоченного досками киоска «Мороженое», топчутся на снегу смирные голуби. Сюда приходят с газетными кульками сердобольные старушки из ближайших домов и кормят сизаков хлебными крошками, пшенной кашей и мочеными сухарями.
Но в это утро у облезлого голубоватого киоска не замечаю следов… Нет отпечатков ни от резиновых бот «прощай, молодость», ни от стоптанных башмаков с железными истертыми подковками.
На чистом нетронутом снегу одни лишь крестики. Крестики тут, крестики там…
В сторонке от сизокрылой стайки замечаю жуково-черную голубку. В клюве тонкий прутик. Тихая, как бы застенчивая, голубка эта переступала с лапки на лапку, печатая на отсыревшем снегу забавные крестики.
Голубка не собиралась никуда лететь, но прутика своего не бросала. Лишь изредка, не выпуская из клюва, передвигала прутик — как это она делала?— то чуть вправо, то чуть влево.
По всему было видно: для гнезда облюбовала заботливая птица этот тонкий прутик.
Счастливая полянка
Этим летом у нас на Волге ягод уродилось видимо-невидимо. Каждый день в сосновый бор отправлялись в одиночку и целыми ватагами смешливые девчурки и степенные старухи, крикливые мальчишки и древние старцы. У одного в руках — березовый туесок, у другого — корзинка, у третьего — алюминиевый бидон с тренькающей крышкой.
Ягодные места начинались сразу же на опушке и тянулись далеко-далеко в глубь старого бора.
Каждое утро и я отправлялся в лес. Отыскивал полянку, окруженную соснами — прямыми, точно бронзовые столбы, и сразу же «приземлялся». Доставал из вещевого мешка фляжку с колодезной водой, книгу и свежую газету.
А часа через два или три, когда начинали уставать глаза, делал перерыв. Расхаживал по зеленой полянке в солнечных трепещущих бликах, собирая душистую землянику — маленькие рябенькие ягодки, похожие на круглые, словно бы обкатанные угольки.
Слаще и душистее нашей лесной земляники я еще не встречал на белом свете ягод.
Мимо меня то и дело проходили люди. Одни уже возвращались домой с полными корзинами, другие все еще продолжали собирать землянику.
Как-то облюбовал я крошечную, но такую уютную полянку. Здесь-то и проводил целые дни своего отпуска.
И полянка эта оказалась поразительно счастливой. Ко мне все время кто-нибудь да наведывался. То голенастая девчурка с голопузым сопливым братиком, то молчаливая, сосредоточенная бабка с огромной корзинищей, согнувшаяся в три погибели, то веселые говорливые мальчишки. У пострелов на троих одна обливная крынка, и они не столько ищут ягодки, сколько рассуждают о постройке межпланетной ракеты, на которой можно было бы слетать на Венеру и вернуться обратно домой.
И так весь день вокруг моей полянки снуют люди. И часто я слышу вздохи и ахи:
— Ну и ягоды здесь, бабыньки! Урево!
Пройдет еще часа два, и снова откладываю в сторону книгу. Встану, подумаю: уж теперь, наверно, ни одной землянички не найти.
Но лишь отойду на несколько шагов в сторону, и вот они — уже светятся алыми искорками, спелые ягодки. А ведь всего каких-нибудь полчаса назад здесь гнула спину сухопарая глазастая молодка.
Набираю полную горсть огнистых ягод. Улыбаюсь: на диво счастливую полянку отыскал я в старом бору! Если не верите, приезжайте ко мне на родину, я вам ее покажу.
