Хлопковый пух… Когда скажешь так, представляется что-то белое и невесомое. А на самом деле — сероватые плотные кипы. Как спрессованная вата. Отходы хлопкового производства. Ото- рвешь пластик и видишь там волокна, чешуйки, семечки. Иногда вдруг покажется, что вся кипа пропитана насквозь запахом жгучего среднеазиатского солнца… Но это лишь кажется. В цехе пахнет фенолом. А у хлопкового пуха запаха во- обще нет. Особенно если он уже высушен, обезжирен и называется целлюлозой.
Механик цеха Образцова идет к транспортеру. У нее заранее портится настроение. Она уже знает, какую картину увидит: на пол падает волокнит — целлюлоза, пропитанная смолой. Теряется материал, из которого прессуют детали машин. Те детали, которые раньше делали из металла.
Соорудили по краям ленты деревянные щитки. Толку мало. Лента ходит на валиках, сбрасывает целлюлозную вермишель. Она валится в щели между лентой и щитками.
Слесарь Василий Суслов подошел, стукнул кулаком по доскам и от души сказал:
— М-механизация…
Может быть сказал бы и больше, да рядом Образцова. А может и ничего не сказал бы. Ведь он, как и Борис Митянин, и газосварщик Вениамин Бушков, и сама Образцова, больше всех мучается с этой установкой. Конечно, помогает вся ремонтно-механическая группа, но на плечах четверых — основное. Сами думают, сами делают, сами испытывают.
Бушков сильной рукой покачал доску. И сказал:
— А какой прок? Все надо делать. Сами знаете, почему.
Знали, почему.
— Фенол.
Едкий невидимый газ сочится из волокнита. Враг человека. Пневмотранспорт убрали, и фенол опять стал постоянным жильцом в цехе. Как тогда, при тележках.
Трамвай старый, и стекла дребезжат в старых рамах. За стеклами мартовский холодный туман. С ним не справилось утреннее солнце. Завод наплывает из тумана. Расплывчатые силуэты цехов темнеют за сероватой пеленой.
Туман отяжелел. Он не может подняться выше заводских труб. Верхушки труб торчат над колыхающимся туманным морем, как горлышки громадных бутылок. Это хорошо видно, когда трамвай входит в полосу чистого воздуха.
Из «горлышек» поднимается дым.
Белые плотные клубы не расходятся во влажном воздухе. Они сливаются в большое круглое облако. Это облако со струями дыма похоже на странное и громадное существо с тонкими лапами. Солнце пробилось и с одного бока покрыло удивительного зверя желто-розовой краской. Он стоит в небе, опираясь кончиками лап на трубы, а спиной касается облаков.
«Словно сказочный джин, выпущенный из бутылок»,— думает Образцова.
Словно сказочный Джин, злой дух. Фенол тоже злой дух. Только он появляется не клубами, не из труб. Он не хочет идти в трубу. Ему нравится в цехе.
А в трубу вылетают один за другим проекты борьбы с загазованностью.
Вот если бы, как в старой сказке: вымолвить заклинание, и Джин навсегда будет запечатан в бутылке. Вот он, в пестром халате и зеленой чалме, худеет, сморщивается, как старый воздушный шарик, и втягивается в горлышко. Следом прыгает пластмассовая пробка. Герметическая…
Только нет такого заклинания.
Лестницы в цехе похожи на корабельные трапы — узкие, крутые, с тонкими поручнями. Металлические ступеньки подрагивают под ногами.
Михаил Семенович, начальник цеха, поднимается к аппаратам-бегунам. Поднимается медленно, слегка сутулится. Чем-то расстроен. Что-нибудь случилось, Михаил Семенович?
— Ничего нового, Нелли Всеволодовна. Ничего. Опять ругали на оперативке. Эта загазованность загонит меня в железный гроб. Вы что-то сказали?
Нет, это просто смешно. Что за мысли сегодня лезут в голову! Запереть в бутылку, загнать в ящик… Почему-то представилось, как Боря Митянин разводным ключом завинчивает гайки по краям длинного железного ящика. Завинтил, по- стучал ключом по крышке: «Сидишь? Ну и сиди». Фенол заворочался среди волокнита, захныкал: «Выпусти…» А что? Выпустить можно. Только не в цех. Вот тебе труба с вентилятором. Скатертью дорожка! Из железной ловушки прямо в небо.
Стой… Стой, механик Образцова. Это все- таки мысль. Не ящик и не бутылка, а…
— Митянин! Боря, ты занят? Послушай, а если целиком герметический транспортер?
Митянин неторопливо поднимается по трапу. Дойдя до средних ступенек, останавливается и произносит с сомнением:
— Это еще как?
— А как. Вот представь: такое железное корыто, сверху и снизу. В общем, коробку. Кожух. И транспортер в нем. Не весь, конечно, а верхняя лента.
В голосе Митянина досада и разочарование:
— Ведь пробовали уже.
О чем это он?
— Когда пробовали? Герметический кожух?
— Да не кожух, а щитки по бокам ленты. Помните, из досок делали, чтобы волокнит не валился? А он все равно валится между лентой и щитками. Значит, и коробка…
Да… Значит, и коробку нет смысла ставить. Валики транспортера не подпустят стенки кожуха вплотную к ленте, они шире ленты. Волокнит забьет всю систему. Транспортеры остановятся. Да и не приваришь же этот железный гроб к вращающимся валикам. А иначе он не удержится.
По-прежнему мешают валики. Вот так. Значит, мысль плутала, как путник в метель. Двигалась по кругу и пришла на старое место.
Утром затрезвонил телефон.
— Нелли Всеволодовна, к сушилке зайдите. И молодые парни, и пожилые рабочие уважительно называют ее Нелли Всеволодовной, старательно выговаривая длинное имя и отчество. Может быть, мужчину бы и звали просто по имени, но к Образцовой особое уважение. Единственная на заводе женщина — механик цеха. И работает так, что в цехе все время что- то новое. Один ее вентилятор для выбрасывания волокнитовой пыли чего стоит.
Только не все, конечно, знают, как трудно иногда ей бывает, если что-то не ладится.
Когда устают руки и ноги — это ерунда. Сядешь и отдохнешь. Когда устаешь от мыслей — это хуже. Есть мысли, которые не отпускают, пока не будет найдено решение. Они преследуют человека даже во сне. Даже уставшие, они продолжают работать.
Деловитой походкой, сунув руки в карманы синего халата, она идет во второе отделение. Идет, глядя под ноги, в раздумье шевелит бровями. Кольца волос, выбившись из-под шапки, качаются на ходу. Она досадливым движением заталкивает их под каракулевый мех.
Запах фенола стал уже привычным. Но от этого не легче. Наоборот. А избавиться от фенола можно. Можно загнать его в ловушку, она это чувствует. Вот и плакат с обязательствами ко Дню здоровья, а на плакате есть слова: «Провести герметизацию подачи волокнита на ленту сушилки от бегунов. Отв. Образцова».
Уставшие мысли все-таки выбиваются из нужного русла. Они хотят отдохнуть, ищут зацепку, чтобы заняться чем-то другим, не фенолом. На плакате слово «бегуны». Посторонний удивится и подумает о быстроногих спортсменах. А спортсмены ни при чем. Бегуны — аппараты, где смешивается со смолой целлюлоза. Вращаются днища громадных чаш. А внутри их по два катка. По два вращающихся «валика» весом в полтонны каждый. Валики везде нужны. И в бегунах, и на транспортере. Вот если бы их на транспортере не было… Тогда можно было бы загнать ленту в кожух. Но лента не может идти без валиков. Не может… А собственно почему не может? Конечно, это странным покажется, но…
— Вениамин Николаевич! Боря! Суслов!
Неужели это — решение? Да, так бывает. Иногда трудный вопрос, долго мучивший всех, решается вдруг очень просто.
Если пустить ленту прямо по дну кожу ха? По гладкой желез- ной полосе, а?
— А трение?
— А что трение? Скорость невелика. Вес тоже. Попробуем.
Михаил Семенович Звенигородский слушает очень внимательно. У него доброе лицо с белыми пятнами ожогов. Что делать, это еще бывает у химиков. Тем более у химиков с таким стажем, как у Михаила Семеновича. Он три года назад уже собирался на пенсию. Не ушел почему-то. Любит говорить:
— Станет чуть по- труднее — сразу уйду.
Не уходит. Может быть, еще не очень трудно? Кто знает. Цех волокнитов достиг уже мощности, запланированной на конец семилетки. Но и план ведь увеличивают.
— Цех новый, а многое уже улучшения требует,— говорит Образцова. Но сердится она уже так, для порядка. Сегодня трудно сердиться…
Последний транспортер сегодня оделся в броню. Работает вся система. И будет работать. Это поняли. Наконец-то ленты скользят по дну узких железных коробок. Хорошо скользят, ничего им не делается. А фенол в ловушке. По трубам его выбрасывают из цеха. Герметизация. Нет потерь. Не надо дышать едким газом. И это не все. Главное, можно многое сделать и дальше.
— …и теперь остался еще один воздуховод. Тот, который для сухого волокнита,— добавляет она, будто начальник цеха может не понять.
Он говорит, чуть усмехаясь:
— Остался.
— Ну, а вы поддержите?
— Чтобы и его заменить транспортером?
— Конечно.
— А вентилятор? — он говорит о вентиля- торе для отброса пыли из цеха. Эту пыль дает сухой волокнит.— Тогда он будет не нужен.
— Ну и замечательно. Если волокнит не будет гнаться насосом, а пойдет по ленте, пыль останется в нем. Вы же сами знаете.
— И…
— И это лишние тонны продукции. Тонны. Механик Образцова заходит к себе. Механик Образцова снимает синий халат. А в цехе тянут к сушилке волокнит ленты транспортеров.
Она с минуту раздумывает. Улыбается. Открывает стол и достает белый упругий шарик. Шарик вырывается и весело скачет по столу. Она ловко накрывает беглеца ладонью.
Потом снимает трубку. Пусть-ка сегодня муж сходит в ясли за Сашкой. Она ждет ответа телефонистки и прислушивается: не раздается ли за дверью веселый перестук. Механик Образцова давно не играла в пинг-понг.
