Риск

Это были два маленьких речных бук­сировщика, два катера-близнеца. Только имена они носили разные. Один назы­вался длинно и скучно — «Иртышлес-3», другой коротко и романтично — «Риск».
Очень уж непохожи были эти имена. А потому мальчишки с береговых улиц по-разному относились и к самим катерам. «Риск» считался более маневрен­ным и быстроходным, его команда более опытной. Кто-то пустил слух, что капитан «Риска» еще недавно командовал торпедным катером. А «Иртышлес» называли калошей. Не повезло и капитану «калоши», низенькому человеку в модном костюме и с черной полоской усиков на губе. Так его и прозвали — Усатик. Хорошо еще, что в те годы не знали слова «стиляга».

Солнце уже утонуло в желтой воде за старым деревянным мостом. Воздух, пропитанный запахом сырой древесины, стал неподвижен, и бело-синие вымпелы на катерах повисли вдоль мачт. Катера были пришвартованы у плотов, прямо к бревнам.
Мы сидели на плотах. Мы — это Женька Жмых, Славка Мальцев и я. Мы сидели и громко, так, чтобы слышали на «Иртышке», рассуждали о недостатках катера. Кроме того, Славка, морща от удовольствия веснушчатый нос, щелкал жареные семечки подсолнуха.
На палубе катера был только один человек — высокий сутуловатый с белесыми волосами и очень большим носом. Рядом с этим носом его глаза казались маленькими, как голубые горошины.
Матрос сидел на низкой крыше машинного отделения и невозмутимо чинил фуражку: пришивал козырек.
Прошло минут десять. В самый разгар нашей разнузданной клеветнической кампании по поводу тихоходности «калоши» парень отложил фуражку, встал и принялся разглядывать нас. Мы замол­чали. Я прикинул расстояние до берега.
— Пацаны,— сказал матрос,— уго­стили бы семечками.
Конечно, стоило ответить так: «Спла­вай на своей калоше к рынку. Там и ку­пишь. Но парень улыбнулся, и его ­некрасивое лицо стало очень добрым от большой белозубой улыбки.
И задиристый Славка поднялся с бревен. Он неловко полез в карман: в ладони семечек у него уже больше не осталось. Он вывернул свой карман и вытряс в руку черные поджаренные зер­нышки вместе с крошками хлеба и та­бака. Табак Славка добывал обычно из окурков и, давясь дымом, курил само­дельные сигары.
Подвинув на ладони крошки и семеч­ки, Славка смущенно покосился на нас:
— Дать, что ли?
— На катер пустишь? — спросил Женька у парня.
— Валите…
Игра стоила свеч. Конечно «Иртышлес» не «Риск», но поглядеть все же было ин­тересно. Мы не спеша двинулись к схо­ням.
— Я здорово подсолнухи люблю,— простодушно сказал матрос, принимая семечки в большую ладонь.
Его звали Иваном. Он оказался под­ходящим парнем. Показал кубрик, ма­шинное отделение. О себе кое-что рас­сказал.
Отец у него под Курском погиб, как у Женьки. Мать жила в деревне, сам он второй год плавал и готовился в речное училище.
— Вам бы на «Риске» плавать,— сподхалимничал Славка. Иван добродуш­но сказал:
— А разницы-то… Что наш, что их­ний— все равно посудина.
Тогда мы оскорбились за «Риск». Но смолчали.
Женька Жмых высказал, наконец, за­таенную мысль:
— Прокатиться бы…
Этот вопрос решился с удивительной легкостью. Оказалось, что завтра «Ир­тышлес» пойдет к Зеленому Мысу на за­правку. Иван крикнул, обращаясь к ру­левой рубке:
— Сан-Митрич! Прокатим пацанов?! Открылась дверца, и показалась го­лова Усатика.
— Можно… Только вон тому рыжему я на одном месте сначала изображу че­репаху. Ту, которую он у нас на корме рисовал.
Славка, очень гордившийся этим по­двигом, сейчас нахально отперся.
Появился бритоголовый моторист с квадратными плечами, обтянутыми тель­няшкой. Он хмуро сказал:
— Ладно тебе, Саша… Они все равно дрыхнуть будут. Мы в пять отчалим.
Наивный он был человек…
Тянулась фиолетовая ночь, душная и беззвездная. Где-то по краю горизонта прокатывались грозы. Полыхали розовые зарницы. Один раз была особенно яр­кая зарница и короткий громовой удар.
В половине пятого над водой, над песком, над причалом еще висел туман. Его хлопья ползли по обрыву, цеплялись за кусты бурьяна.
Мы прошли по бревнам до кромки плотов. Там стоял только «Риск» В пер­вую минуту мы ни слова не сказали друг другу. Старая неприязнь к «калоше» с прозаическим названием снова просну­лась в нас. Теперь она подогревалась обидой.
— Трепачи,— зло сказал Женька. По­том крикнул:—Где «Иртышлес»?—Он крикнул это пожилому бородатому механику «Риска», который, зевая, вылез на палубу.
Механик угрюмо взглянул на нас и отвернулся. Мы пошли к берегу. И тог­да услышали:
— Где ему быть? У восьмого прича­ла, за пристанью. Там, видать, и стоит.
Мы не ругали «Иртышлес». Береговы­ми переулками, через весь город, мы шли к восьмому причалу. Зачем? Не знаю. Но мы не хотели простить обмана.
Оранжевое солнце разогнало туман и застряло среди портовых кранов. Мы прошли через пассажирскую пристань, где хмурые торговки за дощатыми сто­лами продавали жареные семечки под­солнуха— по рублю за стакан. Потом мы прошагали мимо пахнувших соленой ры­бой длинных складов, пересекли рельсо­вую линию, махнули через забор с большой цифрой восемь на серых дос­ках и вышли к деревянному пирсу.
«Иртышлес» мы увидели сейчас же, но не сразу узнали. Мачта у него стала похожа на букву Т, потому что верхуш­ка оказалась срезанной над самой пере­кладиной с сигнальными лампами. В руб­ке были выбиты стекла, а белая краска местами закоптилась и покрылась корич­невыми пузырьками.
Медленно, словно под конвоем, мы поднялись на борт. Нас встретил брито­головый моторист и не удивился. Выти­рая масляной тряпкой голые по локоть руки, он как-то виновато сказал:
— Такие дела…
Вот что мы узнали. Поздно вечером команду катера попросили вывести к мо­сту паузок с грузом овощей для Сале­харда. Почему-то дело это было спеш­ным, и капитан согласился. Но когда ка­тер подошел к пристани, на барже у восьмого причала вспыхнул пожар.
Рядом стоял пассажирский пароход «Суриков». На берегу возвышались шта­беля просмоленных шпал.
Большие буксиры не могли подойти к горящей барже. Тогда подошел «Иртыш- лес-3». Нос уже пылал, как солома, и капитан подвел катер с кормы.
Их было трое на катере, и они спе­шили. Они очень спешили, потому что баржа оказалась груженной бочками с горючим. Говорили, что в нескольких из них бензин, а остальные пусты, и это было еще хуже. Пустые железные бочки с бензинными парами взрываются, как фугасы.
Их было трое на катере, но пойти на баржу мог только один — Иван. Ведь ка­питан не оставлял руля, а моторист находился внизу. Иван взял конец троса и прыгнул на рулевую лопасть баржи, вы­ступающую из воды. Было очень трудно подняться на баржу с тяжелым тросом в руках. Не знаю, как он сумел. Но он вскарабкался и закрепил трос за кнех­ты. Закрепил и румпель, чтобы не болта­ло руль. Когда Иван прыгнул на катер, от прилетевших искр у него тлела одежда…
Моторист рассказывал и вытирал ру­ки промасленной тряпкой. Масло блесте­ло на руках и капало на палубу.
«Иртышлес» включил сирену и повел горящую баржу. Он тащил ее к пустын­ному левому берегу, но на середине ре­ки лопнул буксирный канат. Течение дви­нуло плавучий костер к пассажирской пристани.
Когда катер подошел к барже снова, уже горела корма. Ярко-желтое пламя слепило глаза, и ночь казалась непрони­цаемо-черной. Прыгая на рулевую ло­пасть, Иван промахнулся и упал в воду. Он потерял несколько секунд. Потом он долго возился с канатом на горящей корме. Может быть, у него дрожали ру­ки. Даже у очень смелых людей дрожат руки, если каждое мгновенье может гря­нуть взрыв.
Взрыв ударил, когда Иван был уже на палубе катера, и буксировщик уходил, натягивая канат…
— Мне вот повезло,— вздохнул моторист,— я в машине был. Капитану ос­колком стекла голову порезало. А Ива­на вашего свезли в больницу.

Мы шли назад. Перелезли через за­бор с цифрой восемь, пересекли рельсо­вый путь, миновали пахнувшие рыбой склады и вышли на пассажирскую при­стань, где торговки продавали семечки подсолнуха.
Молча, будто сговорившись заранее, мы достали из карманов смятые рубли и мелочь. Женька подошел к маленькой испуганной девчонке, торговавшей у са­мого края стола:
— Сыпь на все.
Через полчаса мы вышли на мост. Внизу у плотов по-прежнему стоял «Риск». Мы только мельком взглянули на него. Нет, мы не меняли своих мнений с быстротой и легкостью, «Риск», конечно, был неплохим буксировщиком. И, мо­жет быть, капитан его действительно когда-то командовал торпедным кате­ром. Но нам некогда было обсуждать достоинства «Риска». Мы торопились.
Хорошо, что Женька догадался спро­сить у моториста адрес больницы.