Золотые истории

Близок локоть, да не укусишь
Итак, золото, наконец, было найдено или, вернее, подтверждена находка Ерофея Маркова.
Особенно торжествовал Райзер, приписывая себе, что, состоя в одном и том , же чине асессора, как Порошин и Юдин, которые три года бились над открытием золота и не могли его все-таки обнаружить, он сумел сразу найти его. Ему, таким образом, принадлежит честь и слава этого открытия…
В одном из заседаний Горной канцелярии, в июле 1748 года, Райзер доложил, что его заботами золото открыто, и представил образцы золотой руды, в которой мелкие крупинки возможно было видеть простым глазом. Одна проба в лаборатории дала содержание в 100 пудах — 13 золотников.
Канцелярия приказала начать разработку руды и немедленно известила Берг- Коллегию об открытии первого на Урале золотого рудника, названного Шарташским.
Хотя этот рудник был заложен Райзером на том месте, где золото указал Ерофей Марков, но имя Ерофея уже нигде не упоминается и с этого момента совсем исчезает из истории уральской золотопромышленности.
Неизвестно, была ли Маркову оказана какая „милость” не только за первые открытия в мае 1745 года, но и за последующие находки, на одной из которых был заложен первый рудник.
Все забыли, что шарташский мужик первый показал место, где надо искать золото, не вспомнили, какие ужасные минуты он переживал, когда его, как важного государственного преступника, держали на военной гауптвахте, когда возводили на эшафот, где под топором палача брали с него клятву лишь только потому, что бездарные чиновники не могли сами найти золото, которое так легко могло было быть открыто еще 23 мая 1745 г.
Может быть, это произошло вследствие того, что Райзер в своем докладе не упомянул имени Маркова, а дело свел лишь к тому, что Глее, по его указанию, углубил шурф с данной рудой и обратил в шахту, из которой, таким образом, стало уже возможным добывать руду.
Берг-Коллегия, получив рапорт Горной канцелярии об открытии Райзером золота, осталась весьма довольна и послала на Урал для разработки „сильною рукой“ золотых рудников группу горных людей-саксонцев.
Разработка золотых руд действительно началась „сильною рукой» — руды было уже добыто достаточное количество, но встал вопрос, как же извлечь золото из этих руд.
Русские, начиная от самой Берг-Коллегии, не имея еще опыта по добыче золота, не знали, как извлечь его из руды. С железом и медью справлялись все-таки, в этом уже накопился кой-какой опыт, но вот с золотом — просто беда.
Некоторые из иностранцев предлагали венгерский способ — толочь и промывать, но как-то чудно казалось, как можно водой удержать золото. Медь и железо не промывают, а плавят, а тут — наоборот.
Вспомнили указ Берг-Коллегии от 11 ноября 1745 года, где предлагалось в лаборатории пробовать золотые руды „и обжиганием, и на капелях”, т. е. огневым способом, какой практикуется при получении меди и железа.
Обсудив новое затруднение, Горная канцелярия не послушала иностранцев, а решила начать извлечение золота плавкой и предложила пробирному мастеру Рюмину организовать при лаборатории извлечение золота плавкой.
Рюмин, получив предписание, пригласил к себе в кабинет своего помощника Ивана Дмитриевича Дроздова. Оба они начали обсуждать, с чего и как начать новое дело.
— Да, трудновато будет, Василий Андреевич. Если вести как пробу, то много ли получишь?
— Нет, зачем как пробу. Надо горнушку сделать на подобие доменки и завести плавку, тогда все-таки колош много можно спустить за день и получить металла уже достаточно.
— Плавки какие возьмем, Василий Андреевич?— спросил Дроздов.
— Руда на наше несчастье не одинаковая, вот где будет затруднение: есть железная, есть просто кварц, а то перемешанная. Придется партиями брать и каждую сначала пробовать на железо и кремнезем, иначе плавки подбирать трудно будет.
Несмотря на видимое присутствие золота в рудах, извлечь его оказалось куда труднее, чем добывать самую руду.
Руда в больших количествах трудно плавилась, плавка ужасно задерживалась, шлак выходил густой с переложившимися кусками руды. Если же временами, при железной руде плавка и шла удачно, то получались железные крицы, в которых золото было растворено, а отдельно его не оказывалось.
Руды в лабораторию с Шарташского рудника было привезено несколько сот пудов, в надежде быстро ее переработать. Райзер, кроме этого рудника, заложил еще новые разработки. Об успехах добычи он ежемесячно докладывал на очередных заседаниях Канцелярии и всегда подчеркивал, что горная часть идет хорошо.
Берг-Коллегия часто запрашивала, почему руды добыто изрядное количество, а металла все еще не поступило в казну.
Получая такие запросы, Канцелярия нажимала на Рюмина, требовала улучшения дела, а последний бился изо всех сил. Советов и рецептов предлагалось много, но толку все выходило мало.
Пробовал Рюмин вести плавку с глетом. Результаты получались хорошие, но расход на плавки был огромный, а поскольку глеты покупались за границей; плавки обходились дорого. По другим же рецептам дело шло из рук вон плохо.
Если прежде Маркова три года мучили с открытием „настоящего места рождения золота”, то после его нахождения все несчастия обрушились на Рюмина, который все свои познания в пробирном деле вложил в новое „производство” и никак не мог наладить его.
За целый год, т. е. с июля 1748 года по июль 1749, этим путем золота получили 21 7/18 золотника.
Конечно, получение такого ничтожного количества было позором.
Пробы на содержание показывали в 100 пудах— 40 золотников, но ведь „близок локоть, да не укусишь”, как говорили рабочие, поставленные к плавке, понимавшие безрезультатность своей работы.
В августе решено было прекратить плавку руды „огневым способом” и испросить разрешения Берг-Коллегии построить „толчейные и промывательные устройства” и выслать чертежи венгерских заводов.
Берг-Коллегия немедленно ответила согласием и уведомила, что она послала в Венгрию запрос о желании „знатных” людей ехать на Урал строить „зейфен-верки”, т. е. устройства для извлечения золота.
Летом в 1749 году приехали в Катеринбурх пять иностранцев, знающих золото-извлекательное производство: два венгерца и три саксонца.
С приездом их как будто бы дело должно быстро двинуться вперед, но „придет беда — отворяй ворота”.
Венгерцы требовали „силу” для движения пестов, а на Урале в то время единственной двигательной силой была вода. По близости к Шарташскому руднику были запружены две реки: Уктус, где действовал железоделательный и медеплавильный завод, и Исеть в самой крепости. Остановились на Уктусе.
Но Уктусский рудник был незначительный. Водяное колесо, которое было поставлено у плотины, приводило в действие доменные „меха”, кричные молоты, меха для медных горнов, поэтому на долю нового производства оставалось мало водяной силы.
В 1752 г. толчейное и промывательное устройство при Уктусе все же было построено. С весны 1753 года начали пробовать производство, так сказать осваивать технику нового дела.
Но пока строили и осваивали, выяснилось, что перевозка руды с Шарташского рудника в Уктус требует много лошадей и обходится очень дорого.
Венгерцы осмотрели р. Березовку около Шарташского рудника и предложили запрудить ее и построить толчеи здесь.
Канцелярия приняла проект и, с разрешения Берг-Коллегии, в 1753 году начались работы по запруде р. Березовки и постройке толчей.
Переселили сюда из окрестных селений семейных жителей, построили им дома и таким образом здесь в 1754 году образовалось новое селение, которое, назвали Березовским заводом.

Открытие россыпного золота
Благодаря венгерцам новое дело в Уктусе пошло. Если Рюмин в лаборатории за целый год получил 21 золотник золота, то при венгерцах такое количество уже стали получать в неделю.
Конечно, технически это новое производство было весьма и весьма несовершенным: бегунов, какие ныне употребляются для измельчения кварца, в то время не знали. Употреблялись толчеи с пестами, где роль последних выполняли штанги с насаженными на нижний конец чугунными башмаками. Башмаки, отлитые из обыкновенного чугуна, скоро изнашивались. Медные листы, с натертою на их поверхность ртутью, еще не употреблялись, а измельченная масса просто отмучивалась и промывалась таким же порядком,как промываются пески на вашгерде: золото, освобождаясь из руды, садилось на шлюзу, а остальную протолченную массу откидывали в сторону. Через несколько лет ее снова промывали.
Вследствие такого устройства, золота получали сначала мало. Так, за 1754 год его получили около 15 ф., в 1755 году— 8,5 ф., а 1756 год дал всего 1,8 ф.
В этот год выяснилось, что на Шарташском руднике взяты все верха золотоносных жил, итти далее вглубь мешает вода.
Саксонцы, по примеру фрейбергских рудников, предложили, казалось, рациональный метод разработки, именно — провести под нижние горизонты особый ход, по которому вода будет стекать сама. Этот ход они назвали вассер-штольня, т. е. водяная штольня.
В это время произошла перемена в Управлении золотыми промыслами. Кроме Урала, золото еще было найдено в Олонецком крае и на Алтае.
Русское правительство, видя нарождающееся прибыльное дело, решило передать всю золотую добычу „Кабинету ея императорского величества”, который, таким образом, и должен был содержаться на доходы от золота.
На Урале Кабинет открыл особое отделение для управления — Экспедицию золотых промыслов, подчиненную непосредственно ему.
От такой перемены управления не „заплясали лес и горы”, наоборот,— хищные царедворцы мало интересовались действительным техническим развитием дела, а лишь требовали больше золота для содержания расточительного двора.
Проект саксонцев Экспедиция охотно приняла и в 1757 г. была пройдена первая вассер-штольня от берега р. Березовки под рудник.
Но Березовские рудники — это не рудные горы Фрейберга, где вассер-штольня осушила рудники до горизонта 140 сажен. Здесь рудные жилы залегают не так высоко над горизонтом речек Березовки и Пышмы, поэтому и вассер-штольня мало помогла осушению рудников. Так, первая штольня дала возможность работать только до 11 сажен глубины.
Впоследствии, с открытием других рудников, были проведены на них также вассер-штольни. Затем поставили насосы, действующие от конных воротов. Но все это мало ускоряло добычу золота.
С целью поднятия добычи драгоценного металла, Кабинет построил еще ряд толчейных фабрик, полагая, что дело зависит исключительно от их количества. Правда, получение золота повысилось — его исчисляли уже пудами, но все это не удовлетворяло, было сложно, медленно и дорого.
Выручил опять уральский рабочий Лев Иванович Брусницын, по характеристике Чупина „весьма даровитый самоучка”.
Ко времени открытия россыпного золота, благодаря своим способностям, Брусницын был уже заведующим Петропавловской рудотолчейной и промывательной фабрикой, стоявшей у впадения р. Березовки в р. Пышму. Его считали большим знатоком по извлечению золота и приглашали к участию в обсуждении технических вопросов.
Рассматривая однажды золото, полученное от промывки остатков прежних лет, Лев Иванович увидал крупинки совершенно другого вида и цвета, чем те, которые обычно проходят через толчею: последние расплющены, а эти нет, круглые, цвет у тех светлее, а у этих, новых, густо-желтый.
„Откуда оно могло взяться?— пронеслось в голове Льва Ивановича.— Нет, эти не проходили через толчею, а, главное, цвет другой. Таких я за всю жизнь свою не встречал в руде. Что такое?”
На другой день Брусницын пошел на рудник, чтобы поговорить с рабочими. Там он подошел к одному забойщику, который по своим летам должен был многое помнить, так как смолоду работал на этом руднике.
— Здорово, Прохоров.
— Здравствуйте, Лев Иванович.
— Слушай-ка, Димитрий Васильевич, я на смывке нашел золотинки, как будто бы не из толчеи. Понимаешь, круглые и цвет куда желтее, чем из жил. Не помнишь ли ты, откуда пески к штольне навезены?
— Я не знаю откуда возили, но помню, что нас заставляли подчищать почву в штольне в одном месте. Тут из-под почвы пробивались два ключика с холодной водой, они и замывали штольню. Когда подчищали, то мы еще любовались, как вода бурлила и вынесла песок. Его пробовали и он, сказывали тогда, был с золотом.
„Гм, дело-то выходит не простое”,— задумался Лев Иванович.
Природная смекалка сейчас же заработала.
— Где же у вас тут щегерь? Я отпрошу тебя, Прохоров, пойдем на штольню, ты мне покажешь место.
— Пойдемте, Лев Иванович.
Брусницын пошел в конторку к старшему штейгеру, заведующему рудником. Рассказал ему, в чем дело, при чем упомянул, что ему горный начальник Шленев, когда они ездили в Миасс, говорил, будто бы в чужеземных странах добывают золото еще из песков, что это дело куда проще рудного, и металла получают больше.
— Давай, Лев Иванович, дознайся. Ты у нас ведь дока, а Прохорова бери с собой. Лопату с каелкой надо взять, он там раскопает.
Брусницын только что вышел из конторки, как штейгер выбежал за ним вдогонку.
— Лев Иванович, я вспомнил, что когда штольню подчищали, то тут брали почву и на толчею возили. Говорили, что пять пудов этого песку пропустили и получили четыре с половиной золотника золота. А потом рассказывали, что раньше, лет сорок назад, тут у штольни была даже маленькая фабричка, тридцать четыре станочка стояло, но толчеи не было, поэтому и бросили все.
Придя на штольню, Лев Иванович с Прохоровым обошел ее, внимательно осмотрел, немного повыше штольни велел Прохорову копать „ширп”.
— Я завтра тебе пришлю еще двух человек с фабрики, один будет тебе помогать, а другой с ковшом пробовать каждый пласт. Когда порода будет меняться, так ты ее в ковш — и на пробу.
На другой день, послав рабочих к Прохорову, Брусницын пошел в контору Березовского завода, где и доложил начальству свои догадки о новом открытии.
Начальство внимательно выслушало рассказ Льва Ивановича, но предупредило его, что еще в 1804 году из Петербурга приезжал обер-бергауптман Ильман, который-де добыл этих песков около 35000 пудов и велел их промыть. В 1806 году таких песков пропустил через толчею 2382 пуда и получили золота всего шесть золотников.
— Старайся, Лев Иваныч, может что- нибудь и выйдет, но слишком не надейся. Ильман вон какой был, да ничего не вышло!
Рассказ про Ильмана не обескуражил Брусницына, наоборот, это его подзадорило. И он повел дело по-другому. Во-первых, велел рыть глубже и начал пробовать каждый пласт песков, пока не встретил такой, в котором золотинки были круглые и „настоящего” желтого цвета, как и первая золотинка. Затем он не стал пропускать пески через толчею, соображая, что пески не нуждаются в дроблении, а хорошо промываются и так.
Опыты эти сразу показали новый источник золота: с 21 сентября по 1 ноября 1814 года, т. е. пока не замерзла земля, золота добыли из песков 2 фунта 63 золотника, т. е. более, чем получили в 1756 году на толчейной фабрике в Уктусе за целый год.
Эта удача Льва Ивановича Брусницына создала переворот в уральском золотом деле.
Весть об открытии “нового золота”, как его тогда называли, всколыхнула всех.
Главный интерес заключался в том, что для промывки песков не надо было строить таких сложных устройств, как для рудного, что его быстро можно получать. Кроме того, поражало качество золота из песков — оно было выше пробой, почти червонное, и попадалось крупными зернами, так что когда начинали доводить его на шлюзу станка, то оно так желтой струйкой и протянется.
Немного ранее этого времени такое же золото было встречено в Верх-Нейвинском заводе (в 1813 г.) девочкой Катей Богдановой, но приказчик завода Полузадов, опасаясь, что из-за золота Кабинет отберет завод от его хозяев, утаил находку и Катю приказал высечь розгами, чтобы она молчала вместе с родителями о находке.
Когда Экспедиция золотых промыслов донесла об открытии Брусницына в Кабинет, то последний сразу учел все значение россыпного золота и вместе с Берг-Коллегией решили усилить разработку его повсеместно по Уралу и разрешили частным заводчикам добывать его с уплатою 10 процентов натурой. Благодаря этому добыча россыпного золота быстро развернулась. Оно было открыто не только в Березовском районе, но и в других местах. Особенно богатым оказался Миасский округ, где золото встретили не только в виде крупинок, но даже „глыбами“, как называли тогда самородки весом в несколько фунтов.
В результате, этой добычей, как более дешевой и успешной, увлеклись в такой степени, что Березовское рудное дело стало постепенно замирать и в 1838 году золота в Березовске добыли всего 37,5 килограмма, а россыпного по Уралу в разных местах намыли 4400 килограммов!

„Великий спор“
Разрабатывая рудные жилы, всем было ясно, что золото именно здесь, на Урале, и родилось, какими путями, это — дело другое. И вот, в сознание горных людей вклинилось непонятное явление: золото на Урале оказалось не только в жилах, которые имеют в земле определенные границы залегания, но и россыпное, в песке речек и логов.
В россыпи картины залегания жильного золота нет: металл просто рассеян в песке. Песок состоит из разных пород. Сам металл находится не только в виде крупинок, но даже „глыбами”, которые просто руками выбираются в забое.
Если сейчас образование россыпного золота известно каждому советскому школьнику, то в то время происхождение его смущало горных людей. Это смущение было, повидимому, настолько огромно, что потребовалось особое выступление крупного ученого, профессора Соколова. Сейчас оно кажется наивным, но тогда было вызвано необходимостью.
15 января 1823 года (после шестилетней разработки россыпей) на торжественном собрании С.-Петербургского минералогического общества проф. Соколов выступил с мнением, „что как главное вещество россыпей, так и все заключенные в них руды и металлы произошли от разрушения окрестных золотоносных гор и суть развалины верхних ярусов оных”.
С этим мнением не были согласны горняки, для которых такое объяснение происхождения россыпей казалось слишком простым и не отвечающим многим явлениям, с которыми им в своей практике приходилось встречаться.
— А как же вы объясните кристаллы золота, которые находят в россыпях и которых нет в жилах,— говорили одни.
— А сысертская и невьянская платина, добываемая пудами в тех же песках? Ее ведь нет в жилах, никто еще не встречал платину в кварце,— возражали другие проф. Соколову.
Профессор, конечно, не остался в долгу и в „Горном журнале” за 1826 год в статье „Мысли об уральских золотоносных россыпях” выступил с пространным доказательством правильности своего мнения. Из этой статьи приведем лишь следующие выдержки:
„После того времени, как золотоносные россыпи Урала обратили на себя внимание, попадающиеся в них золотые кристаллы и сливные куски, а равно и высшее достоинство всего вообще получаемого из них золота против того, которое добывается из жил, поселили в наших горных людях недоверие к мнению, высказанному мною.
“Сие недоверие увеличилось, когда в россыпях начали встречать платину и осмистый иридий. Наконец, когда в россыпях найдены были многие самородки веса необыкновенного, и между прочим, обретена золотая глыба в 24 фунта 69 зол., когда начали добывать платину и осмистый иридий пудами, сие недоверие обратилось уже в совершенное отвержение.
„Какими же иными способами могли образоваться сии россыпи со своим золотом, платиною и осмистым иридием, спросим и мы в свою очередь?
„Рассудок, пробегая все пути, могущие вести к сей цели, находит только два, сообразные с известными нам законами природы.
„Во-первых, россыпи сии могли составлять произведение того химического образовательного способа, участие которого в строении земли доказывается многими явлениями, т. е. вещества, их составляющие, могли произойти через химическое осаждение из древнего моря. Но мы не находим в оных ни малейших признаков, которые бы доказали подобное их происхождение.
„Напротив того, все свидетельствует, что они образовались путем механическим.
„Во-вторых, россыпи сии могли быть принесены водами из стран отдаленных: Америки, Африки и Индии. Но сего нельзя допустить по многим причинам: и потому, что россыпи, проходя столь длинные пути, должны бы встретить кряжи гор и глубины морские, из которых первые остановили бы их у подножий своих, а вторые поглотили бы их в недра свои и скрыли бы на веки от нашего взора. Сего нельзя допустить и потому, что крупные куски золота и глыбы камня, находящиеся в россыпях, по большому весу своему не могли бы быть несены водами через столь великие пространства.
„Наконец, согласно ли с рассудком воображать такое странствование золотоносных россыпей по всему земному шару? Тогда бы можно спросить, где же наши уральские россыпи? Неужели они, как бы выгнанные сими пришельцами из своего отечества, должны были искать убежища в местах им чуждых и далеких”.
Конечно, такой спор о происхождении россыпей в настоящее время вызовет лишь улыбку и никто не будет ставить вопроса — пришли ли они из стран „чуждых и далеких”. Теперь для всех ясно, что золото, как тяжелый осадок, в реки попало при размыве окружающих горных пород, подобно процессу, который видит пред собой каждый старатель на своем вашгерте. Вопрос, который ставится на разрешение в настоящее время, это: какие горные породы в действительности дают металл. Разыскав их, исследуют — не содержат ли они его, а если содержат, то в каком виде и количестве, чтобы сообразить, как его взять. Не сохранились ли еще где золотосодержащие пески, чтобы их вынуть.
Практика нынешнего времени, когда вопрос об изучении золотых месторождений как рудных, так и россыпи, поставлен в очередь дня и разведка всегда предшествует эксплуатации, показала, что россыпи еще далеко не выработаны. Там, где по старым понятиям золото все выработано, найдены богатые золотоносные пески.

Как тормозилась золотодобыча
С открытием россыпного золота, казалось, наступил расцвет уральской золотопромышленности, но он недолго продолжался.
Частные владельцы, между которыми был поделен Урал, не были так заинтересованы в развитии золотодобычи, как в производстве железа и меди. Некоторое исключение представляла платина, но и она попала в частные руки. Русское правительство, по настоянию владельцев платиновых приисков, главным образом, Нижне-Тагильских заводов, согласилось скупку этого металла передать английскому торговому дому „Д. Маттей“, который благодаря этому оказался монополистом по платине на мировом рынке.
Каких либо разведок или изучения золотоносных месторождений в смысле расширения золотодобычи не производилось ни правительством, ни заводовладельцами, ни владельцами отдельных участков. Если бывали случаи открытия новых золотоносных площадей, то это было дело трудов старателей, наполнявших в летнее время уральские леса.
Но так как большинство речек и логов были выработаны еще в первые годы открытия россыпного золота, то новых мест или, вернее, оставленных по каким-либо причинам „целиков”, т. е. нетронутых разработкой, встречалось очень мало. Если находили богатые места, то заводы отбирали таковые или же сюда быстро стекались старатели и быстро его вырабатывали.
Благодаря легкости разработки россыпей, не требовавших сложных устройств, как при обработке рудного золота, заводы увлекались более россыпями.
Правда, и рудное начинали разрабатывать и даже хвалились, что Урал переходит в последнее время на разработку его, но это шло, пожалуй, более за счет Кочкаря, где к этому времени обосновался иностранный капитал.
Березовские рудники, переданные по I особому договору 1874 года частным лицам, работали посредственно, пробавляясь также за счет усиленной разработки россыпей.
Эти рудники своим богатством и оригинальностью своего образования приводили в восторг лишь иностранных геологов, из которых, например, австрийский проф. Пошепин лично посетил Березовск, американских, устроивших интересный диспут о генезисе их, но не хозяйственников.
Как некоторые попытки применения механизации в золотодобыче встречали за это время драги (паровые), но распространение их было небольшое и они, по существу, не оказывали значительного влияния на повышение добычи металла.

Золото социалистическое
Совершенно другое положение с золотодобычей создалось с 1927-1928 годов, когда советское правительство решило поднять эту отрасль до уровня передового производства.
Построены новые электродраги, введен впервые на Урале гидравлический способ разработки россыпей, рудники обеспечены мощными электронасосами, позволившими горным работам спуститься на большие глубины, о которых прежде даже и не мечтали.
Коренным образом изменилось отношение к старателям, которые актом ЦИК и СНК СССР от 25 мая 1934 года приравнены к промышленному пролетариату.
Благодаря этому, к добыче золота возвратились старые старатели, бросившие было эту работу, влились тысячи колхозников, и дело добычи золота стало действительным делом всего уральского населения.
Почти нет ни одного селения, где бы не интересовались разработкой золота и не стремились бы найти не только россыпи, но и рудное.
Имеются заявления из таких мест, как Дальний Север, западный склон Урала, где никогда золото не разрабатывалось.
В результате всех мероприятий, прежний золотой промысел, носивший кустарный характер, превратился в передовую индустрию, а СССР занял по золотодобыче второе место на мировом рынке.
В каждом районе производятся детальные разведки с целью правильного направления работ. Кроме них ведутся еще поиски новых площадей.
В результате такого изучения на основе геологической съемки, выявились новые золотоносные участки там, где прежде их и не подозревали.
Вместе с хозяйственными работами, проходит техническое улучшение и старательской добычи, например, в виде внедрения, вместо старых, малопродуктивных вашгердов, мощных станков для промывки песков.
Большое внимание уделяется разработке рудного золота силами колхозов: строятся бегунные фабрики на небольших месторождениях, где широкие хозяйственные работы проводить нецелесообразно.
Изменилось и отношение людей к золоту. Исчезло хищничество и дикие разгулы, связанные с шальным фартом.
Прекрасную характеристику этого нового отношения к золоту, ставшему социалистическим, дает Марк Вистин в фельетоне „Золото”, помещенном в одном из недавних номеров „Известий”.
Приводим здесь самую существенную часть этого фельетона. Знакомые с золотоискателями по произведениям Брет-Гарта, Джека Лондона, Мамина-Сибиряка и наших современников („Угрюм-река” В. Шишкова и др.), выезжая на прииски, мы готовились — чего скрывать — окунуться в неповторимую приискательскую стихию с ее азартом, с ее бесшабашной удалью, стонами неудачников и разгулом фартовиков.
Мы искали следов этой стихии и не нашли их.
Мы были на Северном Урале. Старатель, привязывая оленя, верхом на котором он приехал, спросил нас:
— А Шекспира привезли?!
— Какого Шекспира?!
Он возмущенно взмахнул рукой.
— Вот чёрт их дери — вечная история! Второй месяц просим прислать Шекспира — мы тут его вслух читаем, а книжка одна, изодранная, зачитанная на сквозь,— а они все: „через недельку, через недельку…“
На улицах Иса, центра крупнейшего золото-платинного района Урала, люди укладывали новые тротуары. Афиши возвещали о продлении демонстрации „Юности Максима” еще на три дня, „учитывая массовое желание”.
А в Балее, крупнейшим золотоискательском центре, Забайкалья, мы попали на открытие местного курорта Ургучан что обозначает „Весенний цветок”. На этом курорте, сооруженном балейским золотопромышленным комбинатом, уже в текущем году отдохнет и подлечится свыше семисот золотоискателей.
Приисковые поселки, куда мы приезжали, были обычными промышленными поселками, живущими одним дыханием со всей страной.
Что же касается людей приисков,— мы их с таким же успехом могли встретить и на Магнитке, и в шахтах Донбасса, и на строительстве второй очереди метро.
Мы встречали на приисках золотоискателей-членов партии, золотоискателей-парашютистов, золотоискателей-премированных ударников. Мы встречали таких же трудящихся, граждан страны строящегося социализма, какие работают на паровозах, у пультов электростанций, в воздухе.
И когда после беседы с этими людьми, после производственного совещания старателей Лангура и конференции ударников культуры балейского золотопромышленного комбината, мы приходили на скупочный пункт и брали в руки золото — результат труда этих людей,— мы в первые дни были готовы завопить: что же произошло, товарищи? Или золото уже не золото?
Нет, золото осталось золотом. Изменилась лишь страна, которой нужен этот металл. Изменилась его роль, отношение к нему,— изменились люди.
Когда сто лет назад казаки Караганды обнаружили в одной из своих долин золото, они никому не сказали об этом. И они были правы, ибо золото в те дни обозначало кровь, золото несло водку и гибель. Сами, не добывая золота, они сто лет сохранили тайну месторождения. А в 1933 году старики казаки явились в приисковое управление и сказали:
— У нас есть золото. Оно нужно стране. Возьмите.
Мамин-Сибиряк в своем романе „Золото” описывает трагическую судьбу старика-штейгера, который нашел золотоносную жилу колоссальной мощности, и после того как золото сделало несчастной всю его семью — был убит старший сын, исчезла дочь,— затопил шахту, погибнув вместе со своим „золотым счастьем”.
А. П. Серебровский, начальник Главзолота, прочтя этот роман, был поражен конкретностью описаний. Он хорошо знал Березовск, обычное место действия „золотых” произведений Мамина-Сибиряка.
Березовское приисковое управление получило директиву: исследовать архивы выяснить.
Архивные материалы полностью подтвердил и сюжет романа „Впав в безумие, затопил таковую шахту…“ Шахта была откачена, названа Адамовской и дала стране не мало золота.
И кто знает, может быть, не один потомок старика-штейгера, добывая в Адамовской шахте золото, погубившее его прадеда, обрел здесь свое подлинное человеческое счастье, счастье гражданина страны строящегося социализма!
Золото ныне очищено от крови. Оно ценно, как радий, как вольфрам, как другие редкие металлы, добыча которых требует огромного труда и которые, будучи освоенными, облегчают борьбу человека с природой. Оно ценно потому, что укрепляет валютный фонд нашей страны, ускоряет строительство социализма.
Добыча золота, сводившаяся прежде к ожесточенной борьбе хищнических, стяжательских инстинктов, превратилась сейчас в такую же рядовую, обыденную разработку недр земли, какая бывает при добыче угля, железа, калия.
От образа литературного золотоискателя сейчас уцелели лишь кое-какие второстепенные орудия труда да традиционные шаровары, ширина которых объясняется вполне прозаическими причинами: золото промывают, держа ковш на согнутом колене, а узкие брюки от этого быстро протираются.
Золотоискатель — мы говорим даже не о штатных рабочих крупных механизированных предприятий Главзолота, а о старателях, добывающих золото на свой риск и страх, там, где невозможны или нерентабельны крупные промышленные разработки,— является сейчас, по существу, тем же промышленным рабочим.
Гибнут инстинкты стяжательства.Люди приисков нашей золотопромышленности добывают золото, не думая о личном обогащении.Кристаллизуются новые чувства, новое, неведомое и невозможное больше нигде в мире, социалистическое отношение к золоту.
И, как один из результатов этого, исчезло массовое хищничество, главнейший и обязательнейший придаток пресловутой золотой романтики.
Хищничество сейчас неизбежно смыкается с контрреволюцией. Всякое хищничесво есть лишь форма классовой борьбы. Корни хищничества подорваны. Одиночка не может намыть тайком много золота, а если и намоет — ему нечего с ним делать. И враг, руки которого связаны, для которого нет уже прежних путей к обогащению, озверев, пытается хоть чем-нибудь отомстить, помешать, нанести удар из-за спины.
Был такой случай в Невьянске (Урал). Человек заявляет приисковому управлению:
— Я обнаружил богатейшие золотые месторождения. Стройте шахту. Оборудуйте промывальную фабрику. Разрабатывайте!
Взяли одну пробу, другую — правильно! Много золота, богатое содержание. Начали уже строить, затратили несколько сот тысяч рублей, когда новый директор решил лично произвести еще одну последнюю пробу.
Человек, открывший месторождение, при этой пробе не присутствовал. На этот раз промывка не обнаружила золота. Месторождение оказалось несуществующим. Деньги были выброшены впустую.
Оказалось, что золотоискатель, „открывший” это месторождение,— бывший скупщик золота. Присутствуя при обработке пробы, он каждый раз подсыпал в чашу свое собственное золото. Материально выиграть он не мог— премия за открытие нового месторождения вряд ли окупила бы даже стоимость золота, подсыпанного им в пробу,— но зато морально… Будь постройка шахты и фабрики завершена, страна потеряла бы на этом свыше миллиона рублей.
Но уже самый характер этого вредительства говорит, что хищник, стяжатель обречен и сознает свою обреченность.
Найдя „дикое” золото — крупный самородок, богатую россыпь, золотоискатели, как правило, вносят значительную часть своего внезапного заработка в фонд социалистического строительства.
Мы присутствовали на собрании артели, где решался вопрос о распределении двух тысяч рублей золотом, полученных за самородок.
Собрание было чрезвычайно бурным. Лошади, которая нужна артели, пришлось конкурировать с „лисапедом с прицепкой” (мотоциклом), рьяно отстаивавшемся группой молодежи. Сторонники патефона издевались над любителями баяна. А когда страсти улеглись, общие точки соприкосновения были найдены, и артель утвердила смету расходов; оказалось, что она ограничивается полуто- рыми тысячами рублей.
— А остальные деньги куда? Чтоб погулять?..
— Как это погулять?!— возмущенно переспросили нас, — Остальные пятьсот— в Осоавиахим. Мы ж самолет свой строим!
„Советский золотоискатель”. „Советский золотоискатель”!.. Это звучит теперь гордо. Это хорошо звучит.
Правда, нет пресловутой золотой романтики… Ну что ж! Исчезла лживая, надуманная романтика приисковщины, но зато появилась иная, подлинная роматника, роматника поисков новых месторождений и преследования в недрах земли извилистых золотоносных жил, романтика преодоления больших трудностей, борьбы с природой и побед над ней,— романтика социалистического труда.

„Дело добычи золота есть дело первой государственной важности”
В заключение приводим текст акта ЦИК и СНК СССР от 25 мая 1934 г. о приравнении старателей к промышленному пролетариату, который лучше всего характеризует заботу советского правительства к золотопромышленности и старателям.
Каждый рабочий, служащий, независимо от места работы, и члены их семей в одиночку или организованно — артелями могут получить золотоносный участок для разработки старательско-золотничным способом.
Старателям-золотничникам согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 25 мая 1934 г. за № 95—1154 предоставляются следующие льготы:

1. Старатели-золотничники имеют право приобретать за все сдаваемое ими золото и платину в золото-и платино скупочных магазинах предприятия продовольственные и промышленные товары по своему выбору, и удовлетворения индивидуальных заказов на лучшие промтовары.
2. Старатели-золотничники подлежат полному социальному страхованию в порядке, устанавливаемом ВЦСПС.
3. Причитающееся старателю-золотт ничнику вознаграждение в отношение взыскания его с предприятия и очередности удовлетворения приравниваете к заработной плате.
4. Заработок старателей-золотнични ков освобождается от обложения какими бы то ни было общегосударственными и местными налогами и сборами.
5. Хозяйства старателей-золотничников освобождаются от сельскохозяйственного налога и от всякого рода труд-гужповинности.
6. Старатели-золотничники — члены профессионального союза и их дети пользуются при посылке в учебные заведения (рабфаки, втузы и т. д.) одинаковыми правами с рабочими предприятия и их детьми.
7. Старатели и состоящие на их иждивении и проживающие вместе с ними члены их семей обслуживаются медико-санитарными, профилактическими и социально-бытовыми учреждениями наравне с рабочими.
8. Жилая площадь в городах, занимаемая старателями-золотничниками и членами их семей, состоящими на их иждивении, а также коммунальные услуги оплачиваются по ставкам, установленным для лиц, работающих по найму.
9. За старателями-золотничниками — городскими жителями сохраняется жилая площадь, занимаемая ими, на все время старательско-золотничной работы. В случае, если семья старателя-золот- ничника выезжает вместе с ним, жилая площадь, занимаемая как старателем-золотничником, так и его семьей сохраняется за ним в течение года.

По этому же закону золотоплатиновые предприятия обязаны:

1. Давать старателям-золотничникам необходимые указания для безопасного и технически правильного ведения работ, а также осуществлять надзор за их выполнением.
2. За особую плату снабжать старателей-золотничников инвентарем, оборудованием, инструментами, лесными материалами, прозодеждой и оказывать им производственные услуги и техническую помощь.
3. За особую плату предоставлять старателям-золотничникам и их семьям, находящимся на месте работ, жилища и коммунальные услуги.
4. Расценки предоставляемых предметов и услуг, а также порядок взаимных расчетов устанавливаются в договоре (разрешительном удостоверении, наряде).

Разрешение на право добычи золота и платины, а также все справки по старательско-золотничным работам выдаются приисковыми управлениями треста „Уралзолото“.

1. Березовское управление — Березовский завод — 12 километров от Свердловска (есть регулярное автобусное движение).
2. Невьянское приисковое управление— гор. Невьянск—90 километров от Свердловска по железной дороге (дачным поездом).
3. Сысертское приисковое управление — Полевской завод — 75 километров от Свердловска по железной дороге (дачным поездом).
4. Исовское приисковое управление — от Свердловска до 250 километров по Пермской жел. дороге до станции „Выя“, затем по узкоколейной жел. дор. 30 километров до поселка Ис.
5. Косьвинское приисковое управление — от станции Теплая Гора 37 километров прииск Косья.
6. Тагильское приисковое управление— от Свердловска до ст. Н.-Тагил до 140 километров, затем по узкоколейной жел. дор. 45 километров до ст. Урал и 7 километров по грунтовой дороге до прииска „Красный Урал”.
7. Кытлымское приисковое управление— по Пермской жел. дор. до ст. Выя» затем по узкоколейной дороге до ст. Старая Ляля до 60 километров и 70 километров по грунтовой дороге до прииска Кытлым на грузовых автомобилях.
8. Северозаозерское приисковое управление— по жел. дороге до ст. Вагран с пересадкой в Кабаковске.
9. Южнозаозерское приисковое управление— Туринские рудники по жел. дор. до ст. Шахта с пересадкой в Кабаковске.