Мы выехали на озеро Щелкун в хмурое дождливое утро. С вечера моросил мелкий дождь. Временами падал мокрый снег.
На топком и вязком берегу озера правильными рядами параллельно воде лежали засохшие водяные растения. Озеро сильно мелело. Нам предстояло ознакомиться с грунтом дна и измерить глубину озера крест-накрест.
Озеро поражало своей неподвижностью. Несмотря на сильные порывы ветра, перед нами лежала зеркальная гладь, нетронутая даже мелкой рябью. Николай — мой помощник — с трудом греб веслами. Лодка шла среди сплошной зеленой каши. Она не могла разрезать густых клубков зарослей, которые поднимались снизу и ползли по бокам лодки, собираясь плотными складками.
Через каждые двадцать взмахов весел Николай переставал грести, и лодка останавливалась, а я бросала в воду бечевку, на конце которой висел лот. Я с большим усилием вытягивала изводы бечеву, сплошь покрытую массой «водяной чумы» — водоросли элодеи. Дно озера покрывал сплошной ковер элодеи. Маленькие розоватые цветы элодеи, как мошки, покрывали воду.
Во время одного из промеров наш лот так сильно запутался в сплошных зарослях, что мы вдвоем не смогли его вытащить и только оборвали бечеву. К счастью, у нас был взят запасной лот, и мы продолжали измерения.
— Посмотрите, сколько уток!— воскликнул Николай, указывая на плывущую в отдалении большую стаю темных птиц.— Как жаль, что нет ружья!
Спугнутые подъехавшей лодкой, птицы грузно взлетели кверху, подняв вокруг себя тучу водяных брызг. Неожиданно для нас утки оказались курочками, лысухами. Они летели над самой водяной гладью озера и неуклюже махали лапками. Некоторые же так и не смогли подняться в воздух, запутавшись в стеблях элодеи.
Мы закончили промеры и поехали вдоль берега. Низкий берег порос осокой и тростником. Тройчатые листья трефоли погружались в воду. Изредка среди зелени попадались темнозеленые стебли камыша и бархатные коричневые головки рогоза. Трефоль и рогоз появляются всегда на берегу заболачивающегося озера.
Рассматривая прибрежную растительность, мы доехали до Фоминой избушки. Здесь, по рассказам старых рыбаков, били ключи, снабжавшие озеро чистой, свежей водой. Мы долго искали их, бродя по берегу, но не обнаружили их признаков. Очевидно, ключи исчезли уже давно. Вот почему так сильно мелело озеро.
Мы снова сели в лодку и стали пересекать Щелкун.
На самой середине озера было свободно от зарослей элодеи. Этот клочок чистой воды терялся среди огромной заросшей площади и напоминал «окно» в болоте. Лодку начало покачивать: здесь ветер уже поднимал сильные волны. Мы благополучно добрались до берега и, отдохнув немного, тронулись дальше, на следующее большое Сысертское озеро.
* * *
Нам предстояло одолеть на лошадях 30 километров тяжелой лесной дороги. С нами поехали два рыбака из Щелкунского колхоза. Мы выехали из села. С пригорка озеро Щелкун было видно, как на ладони. Я в последний раз посмотрела на него. Озеро раскинулось на огромное пространство, площадью не менее 500 гектаров. Низкие берега явно носили следы недавно отступившей воды: было заметно, что за одно только лето вода отступила не меньше как на 10 метров.
— Большое озеро, а рыба в нем перевелась вовсе,— пожаловался один из рыбаков.— Прежде и щука была, и окунь, чебачишка не плохой. Сейчас один карась остался, да и того не достанешь.
Мне было ясно, почему в озере пропала рыба. Раньше рыба заходила в него из реки Багаряк через речку Исток. Теперь питавшие озеро ключи иссякли, озеро настолько обмелело, что Исток пересох, и рыба не могла больше проникать в него. Остававшаяся в Щелкуне рыба погибла зимой из-за недостатка кислорода. (На «заморы» рыбы нам жаловались рыбаки). А летом в воде, согретой до дна солнечными лучами, стала быстро размножаться элодея — «водяная чума». Она вытеснила остальные водяные растения и заполнила все озеро.
Осока, тростник, рогоз распространились на обнажившиеся от воды берега, заболачивая их. К ним присоединилась трефоль. Озеро явно было смертельно больным.
* * *
Мне представилась дальнейшая судьба озера. С каждым годом оно будет становиться все мельче и мельче. Испарение воды усилится. Каждую зиму «водяная чума» будет опускаться на дно и уменьшать глубину озера на десятки сантиметров.
Весной в мелеющем водоеме еще сильнее будет разрастаться элодея. Осока, тростник и рогоз с каждым годом будут отвоевывать все большие пространства у озера, направляясь к середине, и спустя два — три десятка лет больное озеро умрет и превратится в болото.
— А что, товарищ, можно еще спасти наше озеро?— спросил у меня один из рыбаков.
— Спасти можно. Его надо лечить,— ответила я.— Вот расчистите прибрежные ключи, вода прибудет в озере, и оно станет глубже. Весной, когда Щелкун вскроется ото льда, перетяните его не сколько раз веревкой, как неводом, и вытащите все водоросли на берег. Сожгите их или скормите свиньям. Они охотно едят их. Только не оставляйте ни одной маленькой веточки элодеи. Иначе она вновь разрастется и затянет озеро.
Мы подъехали к небольшому узкому ложку, пролегавшему среди леса. Вдоль ложка росли тальник, камыш и тростник. Обычно эти растения встречаются у воды. Но никаких следов воды в ложке не было заметно.
Мы ехали по руслу бывшей когда-то здесь речки Истока. Зеленая полянка, тростник и тальник, обвитый хмелем,— вот все, что осталось от Истока, соединявшего Щелкун с рекой Багаряк.
Когда расчистят озеро Щелкун, этот ложок снова наполнится водой, и по нему, как по каналу, опять поплывет в Щелкун щука, чебак и окунь метать икру. Молодь и взрослая рыба будут откармливаться на подводных лугах, а на зиму рыба вернется в Багаряк, и там в проточной воде она не погибнет уже от недостатка кислорода.
* * *
Лес сменился молодой порослью, редевшей все больше. Мы подъезжали к болоту. Вот низкорослая корявая сосна, тощие маленькие березы, появился болотный кустарник-богульник. Еще немного,— и Окункульское болото показалось перед нами.
Большое пространство в несколько сот гектаров поросло осокой. В просветах изредка поблескивали маленькие лужицы воды. Из-под ног проступала темно-коричневая, как крепкий чай, вода.
Почва становилась все более зыбкой. Мы подъехали к елани, проложенной по краю болота.
Ехать было не легко. Лошадь, непривычная к подобной дороге, шла очень осторожно: ноги скользили, проваливались и застревали между бревнами; отдельные бревна опускались под ногами, как клавиши у пианино, и она погружалась по брюхо в воду.
Все вздохнули с облегчением, когда елань осталась позади.
— Вот во что превратится Щелкун через двадцать — тридцать лет, если вы не возьметесь серьезно за его лечение,— сказала я, обращаясь к рыбакам, — такая судьба ждет все заболачивающиеся озера.
Дорога пошла вдоль склона горы.
Утомленные долгим и трудным пере ходом, мы шли молча. Вдруг за п о во ротом дороги между деревьями что-то блеснуло. Это было большое Сысертское озеро, к которому мы направлялись.
