От кончика зазубренного ножа полуострова Аляски, врезающегося в самую северную часть Тихого океана, по направлению к камчатским берегам, полукругом тянется ожерелье островов.
Это ожерелье — Алеутские острова. Они настолько четко отделяют самую северную часть Тихого океана, что представляют собою как бы отдельное море. И называлось оно прежде Бобровым, а позже Беринговым морем.
Между последними островами алеутской цепочки, называемыми Ближними, и Нижнекамчатском — на берегу полуострова Камчатки,— оторванным звеном этой цепочки лежат знаменитые своими морскими бобрами и котиками Командорские острова: Медный и Беринга.
Они являются как бы ключом к Беринговому морю, а первый из них — местом вечного успокоения знаменитого командора Беринга и многих его спутников.
Дальше, к северу, на рубеже двух великих материков Азии и Америки, находятся врата Арктики — Берингов пролив, разделяющий эти два материка. Вот место действия настоящего рассказа.
* * *
Витус Беринг, которого по-русски звали Иван Иванович, был родом датчанин и родился он в 1680 году в Ютландии, по профессии был моряк. В молодые свои годы он плавал в Остиндию. Петр I, набиравший в эпоху созидания своего флота чужеземных моряков, пригласил в 1704 году на службу в Балтийский флот молодого Беринга.
Больше двадцати лет прослужил Беринг в русском флоте, но ничем особенным не прославился. Это был честный служака и, как утверждают близко знавшие его люди, добрый человек, но отличался нерешительностью, как покажут дальнейшие его дела и поступки.
Вообще бывают исторические имена, которые звучат чрезвычайно громко и пользуются большой славой, а когда исследуешь жизнь и дела человека, имя которого окружено таким ореолом, то на проверку выходит, что слава эта совершенно не заслужена.
Таким ореолом пользуется имя Витуса Беринга, в честь которого названы и пролив, разъединяющий два великих материка, и самый северный бассейн Тихого океана, и бухта на западном побережье Аляски. Громки и славны географические полярные исследовательские экспедиции, происходившие под общим начальством Беринга, но, оказывается, что дело-то делали другие люди — участники экспедиций, имена которых незаслуженно забыты.
Помимо своей большой нерешительности, приводившей ко многим неудачам и несчастьям с людьми, вверенными руководству капитан-командора, Беринг проявил изумительное безразличе и невнимание к научно-исследовательской стороне этих экспедиций, что мы увидим также в дальнейшем течении рассказа.
1. ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАГАДКА
Передовые для своего времени идеи Петра I, как известно, сложились главным образом под влиянием иностранцев. Немцы и голландцы были его первыми советчиками. Еще живя в Москве, в Немецкой слободе, юный Петр дружил в особенности с голландскими моряками и с жадностью слушал их рассказы о заморских странах.
Среди этих моряков находился голландский корабельный мастер Брандт, лично побывавший в Индии. Он особенно много рассказывал Петру об этой сказочной стране, которой бредили многие головы эпохи. Поэтому Петр рано оценил все политическое и торговое значение стран Востока и в течение своей жизни сделал целый ряд попыток отыскать кратчайший морской путь в Индию.
Однако на юге ни через Хиву и Бухару, ни через Персию водного пути, конечно, найти ему не удалось, а сухопутные дороги были затруднительны и опасны. Ведь не даром военная экспедиция в Индию Бековича-Черкасского, в которую было наряжено до двух тысяч солдат, была окружена и истреблена хивинцами.
Оставалось искать морские пути, а так как Петру были известны попытки англичан и голландцев найти этот путь на восток через Ледовитое море, он решил проникнуть в Индию через север.
Два кандидата в то время были у Петра, подходящих, по его мнению, для того, чтобы возглавить эту экспедицию: шведский моряк Вильстер и датский — Беринг. И тот и другой были способными и знающими дело навигаторами, но ни тот и ни другой не решались предпринять рискованного плавания северо-восточным путем, который в то время совершенно еще не был исследован. Да прежде чем снаряжать такую экспедицию, надо было еще убедиться сначала, существует ли на самом деле этот проход, а именно — соединены ли материки Азии и Америки или они отделены проливом.
И вот тогда возникла мысль снарядить две экспедиции: одну под начальством Вильстера через Балтийское море и Атлантический океан в Индию и Китай, а другую— под управлением Беринга для разрешения географической загадки о раздельности или слитности Азии и Америки.
23 декабря 1724 года последовал указ о снаряжении экспедиции Беринга, а 6 января 1725 года, за три недели до своей смерти, Петр собственноручно написал Берингу инструкцию. В ней говорилось, что следует построить на Камчатке один или два бота с палубами и отправиться искать соединения материков или же пролива, их разъединяющего. Эту инструкцию Беринг получил 5 февраля, уже после смерти Петра.
В состав этой первой камчатской экспедиции входили, кроме Беринга, лейтенанты Алексей Чириков и Мартын Шпанберг, мичман Петр Чаплин и свыше 60 человек матросов, солдат и мастеров разных цехов.
Алексей Чириков был один из лучших офицеров своего времени — образованный, умный, решительный и вместе с тем нечестолюбивый.
План экспедиции был таков: через Сибирь сухим путем до Охотска, отсюда через Охотское море на судах в Камчатку и дальше морем «проведывать, соединяется ли Азия с Америкой».
С большими трудами, лишениями и потерями в людях, конском составе и грузах только в январе 1727 года экспедиция прибыла в Охотск.
«Идучи путем,— говорит Беринг,— оголодала вся команда, и от такого голоду ели лошадиное мертвое мясо, сумы сыромятные и всякие сырые кожи, платье и обувь кожаную».
Еще до приезда Беринга в Охотск здесь для экспедиции было построено судно северного беломорского типа, которое было названо «Фортуной». На нем предстояло пересечь Охотское море и достигнуть восточных берегов Камчатки.
Но Беринг не решился обогнуть на нем мыс Лопатку, которым заканчивается полуостров, а вместо этого 30 июня 1727 года отправил «Фортуну» с грузом продовольствия под командой Шпанберга в Большерецк на внутреннем охотском побережье Камчатки, с тем чтобы переволочь потом грузы наискось через самую широкую часть полуострова до Нижнекамчатска, на океанском берегу, на расстоянии 850 верст.
Эта операция была самая трудная, какую только можно было себе представить, а вместе с тем ее можно было бы избежать, обогнув Камчатку на «Фортуне» с юга, мимо мыса Лопатки.
Шпанберг точно и в срок выполнил возложенное на него поручение и вернулся в Охотск. Но дальнейшая переброска грузов через полуостров из Большерецка до Новокамчатска стоила многих человеческих жертв, а туземное население — камчадалов — начисто разорило: у них были отобраны все ездовые собаки под перевозку грузов. Собаки эти погибли от непосильного труда и лишений. Туземные охотники не только пропустили время для звериного промысла, но и надолго остались без своего единственного средства передвижения— собачьих упряжек. Для того, чтобы восстановить собачье племя, нужны были годы. Для прокормления же, одевания и обувания людей экспедиции у туземцев отнимал «сладкую траву», кипрей, сарану, уток, гусей, ушбанину, шкуры соболей и лисиц, кухлянки, парки, а для подмоги — жен и детей. Камчадалы голодали и умирали, а некоторые из тех, у которых отнимали жен и детей, «давились, не стерпя таких обид».
В январе 1728 года Беринг, пересекши Камчатку сухопутьем, прибыл из Большерецка на тихоокеанское побережье и 4 апреля приступил в Нижнекамчатске к постройке нового судна. Лес возили на собаках, смолу курили из лиственницы, покупали или отбирали оленей, ловили рыбу сетями из волокна крапивы, вываривали соль из морской воды, гнали водку из «сладкой травы», словом, основательно готовились к морскому походу.
8 июля 1728 года судно «Гавриил» вышло из устья реки Камчатки в дальнее плавание с 40 человеками команды, погрузив годовой запас продовольствия. На борту судна находились Беринг, Чириков, Шпанберг. Курс взяли на северо-восток, держась в виду восточных берегов азиатского материка. Через 17 дней плавания открыли губу, которую назвали заливом Креста. На 23-й день открыли еще один большой залив, назвав его губой Преображения, где пристали к берегу и дополнили запасы пресной воды. На 25-й день подошли к новому заливу.
Здесь к судну приехали с берега на кожаных каяках восемь человек чукчей. От них через переводчиков-коряков, бывших на судне, Берингу стало известно, что они знают на море один остров, на котором живут люди их племени, но что о других островах и землях в море они не слыхали.
Встреча с чукчами дала повод Берингу назвать большой мыс, мимо которого он шел, Чукотским носом. 10 августа Беринг увидал остров, очевидно, тот самый, о котором говорили чукчи, и назвал его островом Лаврентия.
Продолжая держать курс на север, Беринг незаметно вошел в пролив, отделяющий Азию от Америки. Он не видел и, повидимому, не очень интересовался увидеть то, что лежало по правую сторону курса судна, но если бы он поинтересовался, то мог бы сделать открытие, давшее бы ему право назвать этот пролив своим именем — берегов Аляски.
Но этого не случилось, хотя ширина пролива имеет всего 75—92 километра, и до американского берега было, что называется, рукой подать.
Еще в 1648 году, за 80 лет до Беринга, спустившись в море по реке Колыме в лодке и пробравшись вдоль берегов Ледовитого моря, переплыл пролив и достиг берегов Аляски! казак Семен Дежнев. Беринг же сделал заключение, что поскольку берега азиатского материка круто уходят на запад, то задача его выполнена: Азия не соединяется с Америкой… У Беринга не хватило одного, очень маленького, но необходимого свойства всех настоящих путешественников и мореплавателей — исследовательской искорки. Напрасно капитан Чириков, с которым Берингу в инструкции приказано было «в плавании все чинить с общего согласия», уговаривал его:
— Мы не можем знать о разделении морем Азии с Америкой, ежели не дойдем до устья Колымы или до льдов, понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды. Того ради надлежит нам непременно по силе данного указа идти к устью Колымы.
Необходимо заметить, что лето 1728 года было исключительно благоприятно для плавания в проливе. Он был чист ото льдов. Но Беринг решил, что, пройдя более 200 миль к северу от Чукотского мыса и не увидев берегов ни на востоке, ни на западе,— с него довольно. К тому же он боялся быть застигнутым полярными льдами, которых еще нигде не было видно… Поэтому 16 августа этого же года он решил повернуть обратно в Нижнекамчатск, чтобы там зазимовать. На возвратном пути наткнулся на острова Диомида, лежащие в самом горле пролива.
— Берега Америки не столь далеко отстояли от Камчатки,— твердили ему во время его зимовки местные промышленники. И у Беринга затеплилась робкая мысль достигнуть их в навигацию следующего года. И действительно, приблизительно через один год, 5 июля 1729 года, Беринг вышел в море с намерением достигнуть американсках берегов, взяв курс на юго-восток. Но, пройдя сотню миль… раздумал. Он усомнился, по замечанию Чирикова, в том, что «его слабое судно с дурным такелажем в состоянии было бороться с крепким ветром, подувшим на море». Словно море только и доступно для плавания при легком игривом ветерке, лишь наполняющем паруса!
Тем кончилась «первая камчатская экспедиция Беринга».
1 марта 1730 года Беринг вернулся в Петербург. В своем донесении он говорит: «… а 15 дня того же августа пришли в ширину (широту) северную 67 градусов 18 минут. Рассуждал, что по всему видимому и по данной инструкции (все) исполнено, почему земля более к Северу не простирается, а к Чюкоцкому, или к Восточному углу земли никакой не подошло, и потому возвратился».
Таким образом Беринг не решил до конца поставленную ему географическую задачу, ибо, как указывал Чириков, «мост» между материками мог находиться где-нибудь к западу от того курса, которого держалось судно Беринга. А между тем для решения этой основной задачи экспедицией было потрачено ни больше ни меньше, как пять лет.
Интересно, почему же и кем был назван этот пролив, открытый не Берингом, а Дежневым, именем первого? Ведь сам Беринг ничего не напечатал о результатах своего первого плавания. По возвращении своем в Петербург, он представил лишь карту и краткий отчет, из которого мы заимствовали фразу, приведенную выше.
Оказывается, что эти два документа кружными путями попали в четырехтомное «Описание Китая» французского миссионера дю-Гальда, вышедшее в Париже в 1735 году. Несомненно также, что замечательный английский мореплаветель Джемс Кук имел эти или позднейшие сведения о первом плавании Беринга, потому что именно Кук, прошедший во время третьего своего плавания эти врата Арктики 50 лет спустя (в 1778 году) после беглого и поверхностного его осмотра Берингом, назвал и пролив и Бобровое море Беринговым проливом и Беринговым морем и под этим названием нанес их на карту. Но капитан Кук не знал, что не Берингу принадлежала честь открытия пролива, а казаку Дежневу.
2. БЕРИНГ ОПАЗДЫВАЕТ „ОТКРЫТИЕМ АМЕРИКИ»
К чести Беринга надо отнести то, что он сам сознавал скудность результатов своей первой экспедиции 1728 года, и, чтобы поправить дело, вскоре же по своем возвращении в Петербург составил и подал проект второй камчатской экспедиции. Как ни как, а ему все же хотелось «открыть Америку». У него накопилось не мало данных, говорящих о близости этого материка от Камчатки.
Так, ему было известно, что вдоль берегов острова Карагин, лежащего у перешейка полуострова Камчатки со стороны Тихого океана, временами морским прибоем выбрасываются стволы огромных елей и сосен, каких нельзя встретить на Камчатке.
Туземцы острова Карагин утверждали, что этот плавник приносит обычно к их острову восточный ветер. И действительно, в эти широты (57— 58° северной широты) выкидной лес может попадать только из устья реки Юкона. Проходя по лесистым областям Аляски, эта река выбрасывает в океан упавшие в нее деревья, а восточные ветры гонят их через море к берегам Камчатки и острова Карагина.
Известен был Берингу и рассказ туземцев о том, что в начале XVII столетия (в 1715 году) на Камчатке жил некий иностранец, который рассказывал, что он много лет назад приехал с несколькими земляками на кожаном каяке с земли, лежащей на восток от Камчатки. В этой земле есть большие реки, впадающие в океан, леса гам огромные, а кедровые деревья высоки, и орехи на них гораздо крупнее камчатских. По высадке их на Карагинский остров, земляки его были убиты туземцами, а он сам, оставшись случайно в живых, ушел с острова на Камчатку.
Все это — большие леса, реки, кожаные лодки— указывали на Аляску и эскимосов.
Выставлял Беринг на своем проекте и другие мотивы для организации второй экспедиции: исследование Японских островов, устья реки Амура, берегов Сибири от Оби до Лены.
В апреле 1732 года последовал указ о снаряжении второй экспедиции на Камчатку, снова под общим руководством Беринга. На этот раз экспедиция была задумана широко, и в нее, на ряду с моряками, вошел целый ряд ученых специалистов от Академии наук. В ней были намечены три основные группы, из которых каждой давались самостоятельные задания: одна — американская, другая — сибирская, третья — японская.
Во главе первой стояли Беринг, Чириков, а впоследствии к ней присоединился натуралист Стеллер.
Последуем за первой группой, так как нас интересует судьба Беринга.
Экспедиция была рассчитана на шесть лет и насчитывала до 570 человек участников.
Отправилась она из Петербурга в феврале 1733 года.
Прошло семь лет со времени отбытия экспедиции из Петербурга, а Беринг еще не ушел в плавание, хотя давно уже находился в Охотске. Даже «черепашья» Адмиралтейств-Коллегия, и та возмущалась медлительностью Беринга, ставила это ему на вид и лишила его добавочного жалованья.
Весною 1740 года в Охотске были закончены постройкой и спущены на воду два пакетбота — «Петр» и «Павел». Только осенью, 8 сентября, суда вышли в море, и не прямо на восток, на розыски берегов Америки, а опять в Большерецк, а затем, обогнув Камчатку,— в Авачинский залив на океанском побережье, куда пришли лишь к началу октября.
Таким образом плавание, можно сказать, началось с зимовки в Авачинском заливе, в губе, представляющей собой лучшую гавань на Камчатке. Беринг и зазимовал здесь, назвав ее в честь своих судов Петропавловской. Впоследствии а месте зимовки экспедиции Беринга и возник известный город — Петропавловск-на-Камчатке.
Но вот, наконец, и весна 1741 года. «Петр» и «Павел» выходят 4 июня в Бобровое море для выполнения давно поставленной перед экспедицией задачи. На «Петре» находится сам Беринг и натуралист Стеллер, прославившийся впоследствии открытиями в области «натуральной истории»; на «Павле» — Чириков и ученый астроном Делильде-ла-Кройер.
Как только командор попадал в открытое море, так маятник его воли начинал раскачиваться все сильнее и сильнее. Вопреки убеждению всех участников экспедиции, что новые земли надо искать к востоку от Камчатки, Беринг отдал распоряжение взять курс на юго-восток для поисков заведомо фантастической земли Гама, существование которой опроверг еще два года назад своим плаванием соратник Беринга — капитан Шпанберг, который, выполняя задания своей группы, ходил к Японским островам. Спутники Беринга приписывали впоследствии все дальнейшие неудачи своего плавания этому неправильно выбранному курсу.
Беринг шел впереди на «Петре», имея на борту 77 человек команды, за ним, милях в пяти позади, следовал на «Павле». Чириков с 75 человеками команды. Но с полудня 6 июня Беринг приказал Чирикову перемениться местами и вывести «Павла» вперед, как будто отдавая преимущество его навигаторской опытности, хотя судам не грозило никакой опасности.
В последующие дни корабли часто меняли курс, пока, наконец, 20 июля, во время свежего ветра и тумана, не потеряли друг друга из виду.
Колеблясь некоторое время, искать ли ему Чирикова или же продолжать свой путь, Беринг стал держать курс на восток — северо-восток и, так постепенно поднимаясь на север, оказался вблизи цепочки Алеутских островов и шел некоторое время вдоль них, не подозревая об их близости.
12-го, из боязни наскочить на берег, на «Петре», по приказанию командора, стали на ночь убирать паруса и ложиться в дрейф. Это создавало, конечно, большую потерю времени.
Наконец, после полуторамесячного рыскания по океану, 16 июля с «Павла» увидели впереди залив и горы, покрытые снегом. Среди них вздымалась одна величественная гора. Эта вершина, названная Берингом горой Илии,— одна из высочайших гор Северной Америки.
Окружающие командора приветствовали его с новым географическим открытием, но Беринг, оставшись после этого наедине с своими ближайшими сотрудниками, меланхолически заметил:
— Мы не знаем, где мы, как далеко от дому и что вообще ожидает нас впереди…
Впоследствии было установлено, что земля эта оказалась лесистым и низменным островом Кадьяк.
Страстный натуралист Стеллер загорелся желанием исследовать природу новооткрытой земли, на которой до их прихода не ступала еще нога европейца. Однако командор не только не проявил никакого интереса к этому, но даже воспротивился. Лишь после крупной ссоры, в которой желание Стеллера было поддержано офицерским составом, Беринг, скрепя сердце, разрешил ему сойти на берег всего только на шесть часов.
Тем не менее Стеллер успел за этот короткий промежуток времени собрать 160 видов растений, увидеть следы пребывания людей по остаткам их пищи и костров, на которых она приготовлялась, по срубленным на топливо деревьям. Он сумел даже определить по манере рубить деревья, что здесь жили туземцы, стоявшие на низкой ступени культуры, так как топоры у них были, очевидно, каменными или костяными. По снятой с деревьев коре он заключил, что невдалеке должно быть человеческое жилье. И действительно, углубившись в лес, нашел лужайку со скошенной травой и прикрытый травой длинный и широкий ров-землянку. В ней оказались лукошко из коры с копченой рыбой, сладкая трава, очищенная крапива для плетения из ее волокон сетей, высушенная и свернутая заболонь лиственницы, служащая пищей в случае голодовки, связка веревок из длинной морской водоросли, несколько охотничьих стрел и т. д.
Все эти находки и наблюдения были чрезвычайно интересны и давали богатый материал для заключений о том, какое племя населяло остров и каков характер островной природы. Одному лишь Берингу все это было глубоко безразлично. Несмотря на то, что пытливый натуралист послал на корабль, который, стоя у берега, запасался пресной водой, казака, сопровождавшего его, с поручением передать командору собранные коллекции растений и предметов, Беринг приказал передать Стеллеру приказание немедленно вернуться на судно, угрожая тем, что если он не исполнит приказания, «Петр» уйдет без него.
С чувством горькой и справедливой горечи отмечает Стеллер в своем дневнике, что на подготовку экспедиции было потрачено десять лет, а на научные исследования ему было предоставлено всего-навсего шесть часов, растянувшихся на десять часов,— «якобы только для взятия и отвозу из Америки в Азию американской воды приходили».
Это равнодушие Беринга к научной работе экспедиции было тем более непростительным, что даже в инструкции, имевшейся у него, значилось, что он должен проведать и всесторонне исследовать новые земли и завести сношения с туземцами.
Сам Беринг мотивировал поспешность отступления от почти достигнутой цели тем, что при возвращении к берегам Камчатки их «может быть не пустит назад пассатный ветер, земля же нам незнакомая, а для зимовки не хватит провианта». Не возбудили его любопытства и другие важные сведения, которые привез второй обследовавший остров человек — мастер Хитров, спущенный на берег в шлюпке с пятнадцати матросами.
Хитров, вернувшийся через час после вынужденного возвращения Стеллера, доложил, что нашел между островами безопасную бухту и что на одном из островов, вблизи материка, наткнулся на покинутое туземцами жилище, плотно сколоченное из бревен и обшитое толстыми строгаными досками, и в нем целый ряд интересных предметов туземного обихода. Это была индейская «барабора».
Рано утром 21 июля, не наполнив даже всех имевшихся бочек свежей пресной водой, Беринг приказал сниматься с якоря. Проблуждав дней двадцать вдоль американских берегов и наткнувшись на несколько островов, 10 августа он решил двинуться в обратный путь. К этому времени на «Петре» имелось уже 26 человек больных цынгою, которой заболел и сам командор.
Пользуясь кратковременными остановками у этих островов, Стеллер собрал противоцинготные травы, как например ложечную траву, горечавку и др., и просил дать ему матроса, чтобы сделать запас этих растений для больных, но и в этом ему было отказано.
У последнего острова, по названию Нагай, было приказано добрать воды. Стеллер, ловивший время для своих научных наблюдений, увязался с матросами. Он заметил, что они брали воду из плохого источника и указал на другой, находившийся поблизости, с хорошей водой, но этому никто не придал значения.
Обо всем этом мы рассказываем для того, чтобы понять причины трагического финала этого последнего плавания Беринга, о котором будет речь впереди.
И вот началось это, тоже непродуманное до конца, плохо подготовленное отступление. Уже в это время намечались все трещины в составе экспедиции, приведшие ее на край гибели.
КТО ЖЕ ОТКРЫЛ ПОДЛИННУЮ АМЕРИКУ?
Но какова же была судьба Чирикова, с которым Беринг разошелся в море? Ведь оба корабля — «Петр» и «Павел» — являлись частями одной американской экспедиции Беринга.
А с Чирнковым произошло за это время вот что.
После нескольких дней поисков «Петра», Чириков решил продолжать путь далее на восток. 11 июля он увидел в море признаки близости материка: стали попадаться плавающие деревья, ветви, тюлени, береговые утки. И на самом деле, на рассвете 15 июля под 55° 21 ‘широты, Чириков увидел высокие горы и леса.
Это была не островная Америка, на которую наткнулся Беринг, а «подлинная Америка», и мыс, впоследствии названный именем Чирикова — этого опытного, хладнокровного и решительного моряка, был материковый мыс.
Чириков «открыл Америку» в то время как Беринг плутал между американскими островами.
Но и у Чирикова на «Павле» развивались печальные события. Не найдя хорошей бухты для стоянки, Чириков послал для обследования берега сначала шлюпку с 10 матросами под командой штурмана, а когда она после нескольких дней ожидания не вернулась, то отправил вторую маленькую шлюпку с боцманом и 3 матросами. Не пришла обратно и она. Что случилось с первой и со второй — осталось вечной тайной. Возможно, что посланных убили индейцы.
Чириков напрасно прождал их возвращения целую неделю. Так как на борту «Павла» не было больше шлюпок, ему пришлось идти дальше с убылью 15 человек команды.
Такая убыль рабочих рук на судне, где каждая пара была на учете, равнялась непоправимой катастрофе. Это лишило его возможности продолжить обследование американского побережья и вдосталь запастись пресной водой. Пришлось собирать дождевую воду. Потом на море пали густые туманы, задули противные ветры, доходившие до степени урагана. Наконец, появилась все та же страшная болезнь — цынга. Заболело несколько человек матросов, астроном Делиль де-ла-Кройер, лейтенанты Чихачев и Плаутинг. Не избег ее и сам капитан Чириков. Единственный навигатор, который оказался способным управлять судном, был штурман Елагин, но и тот болел цынгой. Ближайшие помощники Чирикова — два лейтенанта вскоре один за другим скончались.
Надо было иметь волю, выдержку и терпение Чирикова, чтобы при всех этих обстоятельствах спасти оставшихся людей и безошибочно привести судно обратно к камчатским берегам.
Мужественный капитан, не вставая уже со своей койки, все время делал необходимые вычисления курса и место нахождения корабля. 10 октября измученные, больные, голодные моряки сошли на берег в Авачинской бухте. Из 70 человек экипажа вернулось лишь 49. В этот же день на берегу скончался астроном Делиль де-ля-Кройер. Чириков через некоторое время оправился и выздоровел.
4. НОВЫЕ БЛУЖДАНИЯ БЕРИНГА
Вернемся теперь к судьбе Беринга и обратному плаванию «Петра».
9 сентября, в тот день, когда Чириков находился еще у бергов Америки, на «Петре» царило полное уныние. Еще накануне, 8 числа, разразился сильный шторм, Беринг со своими помощниками усомнились в том, что им удастся вернуться на Камчатку, и склонялся к тому, чтобы остаться зимовать либо на американском материке, либо в Японии.
«Петр» находился в это время у Алеутских островов.
Шторм все крепчал, достигая необычайной силы. В течение последующих недель Берингу не удалось ни на шаг продвинуться к Западу. За пятьдесят лет, что старый штурман «Петра» Эзельберг плавал по морям и океанам, он, по его словам, не переживал такого шторма, который разразился 27 сентября. Каждую минуту на «Петре» ждали гибели судна. Никто не был в состоянии ни стоять, ни сидеть, ни лежать. Людей швыряло, словно щепки, а корабль, лишенный управления, носило по морю, «ровно как колоду, оставленную во власть волнам и ветрам». Почти половина людей были больны и совершенно подавлены этой жестокой трепкой.
1 октября шторм все еще продолжался. В природе совершались необычайные и жуткие явления. Например, на кончиках мачт и острее бушприта появлялись танцующие язычки голубого пламени… Конечно, это было всего-навсего истечение земного электричества через остроконечия и разряжение его сильно напряженным противоположным воздушным электричеством (огни Эльма), но суеверные моряки сочли это явление зловещим предзнаменованием. Движение облаков было тоже необычайным: они мчались, как стрелы, в противоположных направлениях. Это были, конечно, верхние и нижние облака. Затем вокруг судна появились стаи акул, словно они почуяли верную добычу… Потом судно попало в шторм, сопровождавшийся попеременно то снегом, то крупой, то дождем.
Несчастные моряки стали готовиться к смерти в своей плавучей могиле, захлестываемой холодными волнами. Тем временем судно очутилось в группе Крысьих островов алеутской гряды. Печальное это было географическое открытие, и Берингу было не до него. Он уповал даже не на своей опыт моряка, а на «высшие силы», просил собрать среди экипажа деньги «на построение храма», в случае их спасения, на месте их камчатской базы в Авачинской губе, в то время как Чириков, находившийся в тех же условиях, полагался все же только на свой собственный опыт и знание морского дела.
Наконец, утром 14 ноября бедствовавшие мореплаватели увидели перед собой землю. В эти дни «Петр» находился в крайне бедственном положении. Ежедневно умирало от цынги один — два человека. Неописуема была радость несчастных. Умирающие выползали на палубу, чтобы увидеть ее собственными глазами. Даже больной Беринг поднялся со своей койки.
— Камчатка! Камчатка!— кричали они, предвидя конец своим бедствиям. Но, увы, это все же не была Камчатка, хотя и до нее было вовсе уже недалеко. Это было то оторванное звено алеутской гряды, состоящее из двух островов, о котором мы говорили в самом начале нашего рассказа. Они лежат всего на 2 градуса севернее и на 8 градусов восточнее Авачинской губы. Но беринговцы этого не знали и считали, что это Камчатка.
5. ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ НА НЕВЕДОМОМ ОСТРОВЕ
К тому времени, когда «Петра» несло к берегам этой земли, все ванты на нем были перебиты, и никакое управление парусами невозможно. Якорь бросили прямо у открытого каменистого берега, совершенно непригодного для стоянки судна. Немудрено поэтому, что якорный канат сейчас же лопнул, и судно понесло на камни. Однако его случайно вынесло волнами в тихую бухту между каменистой грядой и берегом, и оно осталось невредимым.
Это случилось вечером 4 ноября 1741 года.
Несмотря на свою угрюмость и пустынность, земля оказалась изобильно населенной живностью. Первые же люди, съехавшие на берег на единственной уцелевшей шлюпке (это были натуралист Стеллер и офицер Плениснер), вскоре же после высадки, прислали больному командору с полдюжины куропаток и противоцынготные травы для салата.
На следующий день на берег перевели всех больных и перенесли на носилках самого Беринга. Во время этого несчастного плавания скончались 12 человек матросов, 9 человек умерли при переноске на берег и в первый же день после выгрузки. Из 77 человек экипажа «Петра» к 1 января 1842 года осталось в живых всего 46 человек, которые и зазимовали на неведомой земле Бобрового моря.
Тяжелая это была зимовка. Люди вырыли для жилья ямы, накрыли их обрывками парусов. Хотя земля эта была и безлесная, однако в топливе не нуждались: на берегу валялось много плавника, прибитого волнами. Охота на куропаток, морских бобров, песцов, сивучей, морских коров давала необходимое пропитание.
Охота была весьма проста, так как бобры встречались целыми стаями и были так не пуганы, что не только не боялись человека, но даже приходили из любопытства на огонь костров, а куропаток можно было набить за час в одном месте до 80 штук.
Но мысль о том, где же они все-таки находятся, не давала покоя выброшенным на необитаемую землю морякам. Однажды между Берингом и Стеллером завязался такой разговор.
— Как вы думаете, что это за земля?— спросил Беринг?
— Не думаю, чтобы это была Камчатка.
— А почему вы так думаете? Ведь растительность здесь такая же, как и на полуострове… А может быть это Кроноцкий нос?
— Так-то так, да вот морских коров на Камчатке не водится, да и животные здесь вовсе не пуганные, видно, что на них никогда еще никто не охотился.
Беринг сам сознавал, что их выбросило не на камчатский берег, но, чтобы поддержать бодрость духа экипажа, он скрывал это от команды. Однако люди, посланные однажды, в конце декабря, на разведку, вернувшись, сообщили, что земля, на которой они находятся,— остров. Они обошли ее кругом вдоль береговой полосы. Но и Камчатка, видно, была недалеко, так как они встретили выброшенные на берег остатки разбитых ботов, рубленный избяной лес от построек, сани, на которых ездят оленные коряки. Все эти предметы были выброшены морем с камчатской стороны.
6. СМЕРТЬ КОМАНДОРА
Тем временем Берингу становилось все хуже. Он уже совсем не вставал, лежа в своей сырой земляной яме. Будь он в теплом, сухом помещении и обеспечен хорошей пищей, то, подобно Чирикову, быть может, тоже поправился. Но этого не было. Сырость, холод и однообразное питание содействовали быстрому развитию болезни. Десны его так распухли и зубы так расшатались, что командор не мог принимать пищи. К тому же, она была жесткая, а он не мог даже жевать. Зубы у него вываливались, лицо стало темным, глубоко впавшие глаза обведены темносиними кругами, все тело покрыто отеками, в суставах чувствовалась нестерпимая боль, как при остром ревматизме. Он с каждым днем слабел и угасал. Как-то часть стенки его землянки во время земле трясения обрушилась и полузасыпала землей, словно она торопилась принять его тело в свои объятия. Окружающие поспешили к нему, чтобы сбросить с него знмлю.
— Оставьте, не трогайте, — просил Беринг,— так теплее…
8 декабря, в глухую ночь, за два часа до рассвета жизнь командора угасла.
Тут же, около становища, на северном берегу острова, его и похоронили.
Смерть командора, поскольку ее не ожидали, произвела на оставшихся глубокое впечатление. Это был спокойный, приветливый, справедливый человек, и за эти черты своего характера пользовался общей любовью как среди своих офицеров, так и со стороны команды. Но его основной недостаток — отсутствие решительности, столь необходимой в трудных и ответственных экспедициях, подобных камчатским, привели к катастрофе.
Чириков, перезимовав в Авачинской губе, ничего не знал о судьбе своего командора и экипажа «Петра». Мало того, по горькой иронии судьбы, пустившись весной в новое плавание к берегам Америки для того, чтобы дообследовать открытые им берега, он прошел на «Павле» мимо южной части острова Беринга, но ему и в голову не могло прийти, что в это время в северной его части бедствуют его товарищи по экспедиции.
Какова же была дальнейшая судьба робинзонов острова Беринга?
Еще 28 ноября, во время сильного шторма, «Петр» был выкинут на каменистую отмель. Казалось, все пути для спасения беринговцев были после этого отрезаны. Они должны были бы все перемереть от цынги. Но именно то, что судно было выброшено на берег, дало им мысль воспользоваться его остатками и построить из них бот, чтобы достигнуть на нем берегов Камчатки.
5 мая 1742 года из этих остатков начали строить новое небольшое судно, которое было окончено лишь к началу Маршруты экспедиций Беринга и Чирикова не нанесены на карту по недостатку места. Все географические названия, упоминаемые в рассказе, имеются. По ним читатель сам может проследить пути экспедиций августа. 9 августа судно было спущено на воду и получило прежнее название — «Петр».
Что это была за посудина, видно из того, что через два дня после выхода в море к берегам Камчатки оно дало такую сильную течь, что при переполнении его живым (46 человек!) и мертвым грузом (5 бочек солонины из морской коровы и немалое количество других припасов) пришлось выбросить в море весь багаж: подушки, постели, платье.
16 августа увидели землю.
Это был Кроноцкий Нос.
Лишь на десятый день после этого удалось войти в вожделенную Авачинскую губу, в Петропавловскую гавань. А нерешительный командор так и остался лежать вечным вратарем Арктики, на острове, названном его именем, оба же острова получили с тех пор название Командорских островов.
