Грачи.
На памяти второклашки – Димки это была самая поздняя весна. Она всё собиралась, раскачивалась, но так и не выдавала настоящего тепла. Правда опыта природного наблюдателя у второклашки не много, но как сейчас, так и в те, уже далёкие теперь восьмидесятые годы, каждый второклашка считал себя знатоком мироустройства.
Весной Димку ожидала не то чтоб нелюбимая, а скорее нежеланная обязанность отправляться со старшим братом и отцом «сажать картошку в поле». Обязанность была ежегодной, и спихнуть её хотелось пораньше, чтобы потом уже подготовить себя как следует к кругло-летним головокружительным каникулам, где ничего не омрачает летучего велосипедного отдыха, конечно, кроме обязанности два раза за лето эту картошку прополоть и окучить. Но до этого ещё очень далеко, а вот сажать картошку надо сейчас. Отец наметил дату выезда на сегодня, но почему-то задерживался с работы, хотя предварительно оговорили выезд на «послеобеда», когда Димка и его брат вернутся из школы. Старший брат откровенно не любил этот выезд, и нелюбви своей не скрывал. Поэтому во дворе их дома, в сараях и на огороде его видно не было, он уже успел куда-то деться по своим делам. Делся он конечно недалеко, и как только появится отец — тут же нарисуется готовый к отъезду, но недовольный.
Димка маялся ожиданием. День был полутёплым, полусолнечным. В общем-то, вполне подходящим для посевной, но в душу уже закрадывалась тихая надежда, что выезд может сорваться. Эта-та и надежда больше всего бередила детскую душу. Уж лучше бы всё решилось сразу: или ехать – или не ехать. Тем более что сам путь предстоял не ближний. Картофельные поля разбивались на свободных сельхоз землях каждый год заново с тем, чтобы распределение хорошей земли и земли – «похуже» в коллективе угольной шахты, где работал их отец, происходило справедливо. В этом году семье достался участок недалеко от самой шахты, которая отстояла от города где-то километров на шестнадцать. У семьи был новый песочного цвета «Москвич», к которому ещё не совсем успели привыкнуть, а потому сама поездка ещё доставляла радость новизны, в отличие от процедуры посадки картофеля.
Был уже четвёртый час пополудни, когда отец приехал домой. Надежды никак не оправдались, и, несмотря на уже позднее дневное время, был получен приказ укладывать мешки с семенной картошкой и лопаты в багажник, и немедленно отправляться.
Дорога до места пролетела легко и незаметно. Недолго искали деревянные колышки со своей фамилией, ограждающие временный кусок земли, на котором до осени будет произрастать их новый картофельный урожай. По всему видимому перепаханному пространству были рассыпаны малочисленные кучки людей в разноцветных, совсем летних одеждах. Кто-то здоровался с отцом – слышались оптимистические голоса и шутки на какие-то известные шахтёрам, но непонятные школьникам темы. От лопат периодически поднималась лёгкая пыль, побрякивали отдалённо чужие пустые вёдра. Сама местность разливалась живописными широкими чёрными волнами. Правда в этой красоте для шахтёров был и свой удручающий смысл. Большие, похожие на холмы, волны созданы были отнюдь не природой. Эта сказывалась близость шахты и коверкание поверхности земли подземными шахтными выработками. Земля покрывалась воронками – это неизбежный результат подземного способа добычи бурого угля на Южном Урале.
Нехотя приступали к работе, так как у большинства соседей посадка подходила к концу. Однако постепенно разработались – брат с отцом делали лопатами лунки «в след», Димка бросал семенной картофель в лунки. И уже перевалили через середину поля, когда отец всё тревожнее начал посматривать на небо. Было от чего тревожиться.
Уверенно и настойчиво над полем собиралась ранняя майская гроза. Занимая высокое небо, подгоняемая упругим напористым ветром, тёмная фиолетовая туча со свинцовыми и седыми отливами ползла и громоздилась над головами людей. И не хотелось бросать незаконченной работу на половине, но по всему было видно, что гроза собирается нешуточная.
Вдруг немыслимую штуку начали вытворять грачи из ближайшего перелеска. Все люди смотрели на это, побросав свои лопаты и опустив вёдра. Грачи кружили широкой спиралью, то подымаясь выше, то опускаясь вниз под самым центром уже готовой разразиться первыми грозовыми раскатами тучи. Туча уже ворчала на них отдалёнными перекатистыми громами и в вышине угрожающе посверкивала отблесками молний, похожими на летние овсяные сполохи. Начиная основное действо, первый самый крупный грач из нижнего – метров десять над землёй – положения, что есть силы, вертикально взмыл вверх, как бы атакуя тучу, направляясь прямо в её центр. С боевым криком в полную грачиную грудь, уверенно и целенаправленно. За ним последовала вся стая, также взмывая вертикально вверх и крича, что есть силы. Под самой тучей, как казалось наблюдателем с земли, грач перешёл на горизонтальный полёт, и всё по той же широкой спирали спустился вниз к земле. Снова закричал и начал подыматься вертикально вверх к туче. Стая следовала за ним, образуя постоянный круговорот движений по установленному маршруту. Когда последний грач из стаи начинал свой крикливый подъём, к месту старта уже спускался по спирали первый, и всё продолжалось дальше. Эта круговерть с громкими птичьими криками продолжалась минут семь или десять. Никто из оставшихся на поле людей так и не взялся за работу. Все неотрывно наблюдали.
Также внезапно, как напали на тучу, грачи утихомирились и отправились разнобойной кучкой в свой перелесок. А вот туча как то сразу посерела и съёжилась. На месте грозных фиолетовых и темно-синих пятен появилась белизна. Казалось туча постарела и одрябла. Ещё через какое-то время вдруг сквозь ещё огромную тучу глянул спокойный солнечный луч, как будто так и должно было быть. Люди всё ещё недоумённо вращали головами, но чувство приближающейся грозу напрочь исчезло. Досаживали картошку под общие недоверчивые возгласы. Когда уже тащили к машине пустые мешки, вёдра и лопаты отец не удержался:
— Надо же, разогнали…
2000г.
пос. Красногорский
