Поздно я родился.
Увы, слишком поздно.
И еще позднее услышал это некогда ненаписанное обращение ко мне,
когда сам уже был отцом
и когда поколение моей бабушки,
выросшее в СССР и воспитанное как надо,
почти забыло рассказы своих матерей.
Что помнило — невольно исказило до противоположности.
А о чем-то просто не знало.
Факты в их головах путались, менялись местами так,
как казалось желаннее и правильнее,
что-то дорисовывалось, что-то перечеркивалось и замазывалось.
Даже определить, кто есть кто
на этом дореволюционном фото,
кроме отца семейства и моей собственной прабабушки,
было почти невозможно.
Бабушкины перечисления сбивались
и путались под тыкаюшим пальцем,
смешивая детей и внуков:
«Тетя Аня, тетя Маня… тетя… м-м-м…
Лёля, тетя Вера, тетя Зина…
дядя Коля, дядя… да… Миша…»