…Вовка мчался что есть мочи. Сначала ведро отшвырнул в сторонку — все равно без улова! — потом и удочку пришлось бросить, чтобы не мешала. Мчался и думал: «Ты только дождись, Лизка! Ты-то уедешь, а мне тут как? Уезжать завсегда проще — на пароходе, поди, интересно, и матросы веселые, и в городе скоро будешь, а там свои дела-заботы, и платье ты к институту шить хотела, и прическу делать, и с друзьями свидеться опосля каникул. А я тут — что ж? Один и один остаюсь! Так что ты меня накрепко дождись! Еще разочек увидимся — и тогда плыви на пароходе, а до той поры — не смей!».
Коряга динозавровым мослом торчала с одного боку тропинки, сколько Вовка себя помнил — почитай, двенадцать лет. Выкорчевывать ее никому в голову не приходило, и всякий раз Вовка ее аккуратно огибал. Он, наверное, в другой раз и с закрытыми глазами ее бы обошел, а сегодня — ну, будто назло! Влетел в нее босой ступней со всего маху, свалился и на четвереньках по инерции еще прополз несколько шагов, а потом натурально взвыл. Боль от пальца мгновенно вскарабкалась по ноге, пыточными иглами прошила живот и очутилась почему-то в висках — и в глазах темно, и дыхание зашлось, и слезы брызнули. Посидеть бы хоть немножко, перетерпеть, да нельзя никак…
Похромал потихоньку, потом быстрее, быстрее, набрал прежнюю скорость — вон уж дома виднеются!
— Лизка-ааа! — завопил он издали. — Ты тут, что ли?!..
