В Воздвиженке в начале 60‑х я часто встречал небольшого роста сгорбленного старичка, одетого в старенький светлый плащ. Обросшее густым волосом лицо его казалось мне таинственным. Сгорбленность показывала, что он несет очень тяжелый, невидимый груз — может, от прожитой им прошлой жизни. Сколько лет ему, никто не знал, а приходил он будто бы с Иткуля. Родных, видать, у него не было, да и дома тоже. Ходил дед Садык по людям, помогал пожилым да одиноким. Кому забор поднимет, кому печь подмажет, дров наколет, у того поест и переночует в бане.
…Вот одна из историй, скорее всего легенда, рассказанная мне дедом Садыком здесь же, на бревне.
— На большой-большой земле, в глухих лесах, на огромной долине, озаренной зеленью сочных трав, вдали от караванных троп жило племя. Племя это, знать-то, пришло из степей, потесненное сильным соседом или в поисках хороших пастбищ. Осело и поселилось у кромки лесного массива в балаганах и маленьких юртах, укрытых шкурами и кошмой. По лугам, в долине, по лесным еланям можно было
видеть многочисленные табуны: лошадей, коров, отары овец и коз, были редкие в этих местах и верблюды.
Видя мирно пасущиеся табуны и суетившихся невысокого роста людей, можно было подумать, что живут здесь пастухи — слуги Аллаха. Но нет! Незаметными черными силуэтами в тени деревьев стояли стражники бая. Сам бай жил поодаль в большой юрте из верблюжьей кошмы у маленькой речушки. Страшен был тот бай и жесток. Никто не знал или не хотел знать его имени. Между собой называли черным баем, может, из-за одежды, что он носил.
