Ну и пусть, думает Сашка. Он успеет вернуться.
Мальчишка идет к особняку с белыми колоннами, которые, как многие говорят, вовсе и не колонны. Это или конденсаторы, или аккумуляторы. Сашка и раньше не интересовался, а уж сейчас-то…
Мальчишка идет задами. Он не хочет никого видеть и с кем-либо здороваться. Расспросы и сочувствующие взгляды его задолбали. Если не сказать грубее…
Он идет за сараями. Здесь, в тени, скучает жгучая крапива – она всегда рада гостям. Сашка осторожно раздвигает высокие стебли и шарахается от ее зеленых лап. Шипя и почесываясь, он вжимается спиной в посеревшие доски.
И одна из них поддается.
Сашка оборачивается и касается ее. Не показалось?
Нет, не показалось. Доска еле держится на гвозде. Еле-еле. Кажется – только дерни…
Мальчишка легонько толкает ее и отшатывается. Навстречу из темноты накатывает шум. То ли шипение, то ли вздохи. Они то нарастают, то стихают. Снова и снова.
Сашка не может понять, что это. Он представляет огромного и ленивого зверя, представляет, как тот дышит и ворочается. На секунду слабеют ноги, и мальчишка готов рвануть сквозь жгучие стебли прочь.
Но он не бежит.
Что-то ему подсказывает, что никакого зверя там нет, а ответ – совсем прост. И то, что издает тот нарастающий звук на самом деле – ласковое и хорошее. И увидеть его Сашка может прямо сейчас.
Обозвав себя «последним трусом», Сашка, глубоко вздохнув, решительно отодвигает доску и шагает в ночь…
Оно действительно огромное; оно начинается в десяти шагах и простирается, насколько хватает взгляда; оно бездонно черное и пахнет арбузами; оно неторопливо перебирает пальцами мелкую гальку, о чем-то шепчет. А еще оно мерцает, словно звездное небо…
Откуда-то слева доносится протяжный гудок, и Сашка от неожиданности отступает. Прямо в куст крапивы.
