Мы привыкли называть депутата слугой народа. А нужны ли народу слуги?.. Мы говорим — «народная власть». А в чем она заключается, эта власть? Мы знаем: есть Совет народных депутатов. И все чаще задумываемся, как получилось, что Совет оказался при исполкоме, а не исполком при Совете.
— Я не принимаю две вещи в мире: пассивность и безулыбчивость. Пассивность — это значит, человек ни для чего уродился. А улыбку — ее ничем не заменишь…
Друзья-товарищи говорят о Сергее, что он «дурной» к работе, упрямый, неустающий; край-мера для него только тогда, когда своего добьется. Если бы случилось такое и вершил бы Сергей в горсовете дела не по ^доверию», а по «должности» — он бы делал еще и по совести: квартиры — тем, кто крайне в них нуждается, путевки в санатории — кому это прежде всего необходимо, а на всякие посты он ставил бы людей действительно заслуживших это право. Ни одной лазейки для прохиндеев не осталось бы.
В кого он такой уродился?.. Матющенко Сергей Федосеевич. 1949 года рождения. Член КПСС. Оптико-шлифовальщик Амурского машиностроительного завода. Депутат городского Совета третьего созыва…
— Как в кого — в отца! А отец, наверное, с фронта такой характер принес…
— Сергей, если бы вас попросили сравнить работу депутата местного Совета с какой-нибудь другой работой, какую профессию вы назвали бы?
— Есть такая, неофициальная «профессия», к сожалению, очень распространенная.*. Толкач. Каков круг моих повседневных забот? Отопительную батарею заменить, сливной бачок исправить, телефон «пробить», пиломатериал для площадки достать… Там крыша бежит, там кран течет… Заметьте, сам я ничего этого исправить не могу, но помочь обязан.
— Диапазон, прямо скажем, широк даже для толкача… И как вы все эти вопросы решаете?
— Иду по руководящим кабинетам. Перед одним кабинетом два часа простою, а потом меня к заму пошлют; а в другом с ходу примут и в две минуты решат дело. Бывает, по четыре раза с одним вопросом хожу к какому-нибудь начальнику, «не достану» — по инстанции пойду, лесенкой, выше-выше…
— Ну и как, пробивается?
— От меня отвязаться трудно, я настырный.
— У меня был один знакомый. Вполне взрослый и весьма солидный в своей области человек; но когда ему выпадало ходить по начальству, у него начинали поджилки трястись. «Весь соберусь,— говорит,— напружинюсь, глаза зажмурю и так, с закрытыми глазами, как в омут, кидаюсь в кожаную дверь… Еле дух потом переведу — а там… еще одна дверь!». Вот такая боязнь «кожаных» дверей…
— Не-е-ет, я этим в первый же год переболел!
— Ну, расскажите какой-нибудь самый обычный случай…
— Обычный-типичный?.. Ну вот, самый типичный. Были неполадки с водой на моем участке. Пошел я к ответственному товарищу; тот пообещал в три дня сделать. Три дня прошло — ничего не сделано; выходит, он меня обманул, а я людей обманул — для кого пустяк, для меня нет. Я с этим «пустяком» прямо к первому секретарю райкома. «Какой дом?» — спрашивает. «Да по всей,— говорю,— Пионерской улице». Смотрите, что здесь получается… Депутат вправе обращаться во все инстанции. Но каким реальным правом он располагает на первой же инстанции? Никаким. Одно «доверие» — прав нет, я не могу заставить того начальника ЖЭКа выполнять свои прямые обязанности — только рекомендовать, не могу обеспечить ему взыскание.
— …Что же там надо было сделать?
— Проверить напор воды, всего-то. Или другое: работает комиссия по соцзаконности, разбирает жалобы трудящихся. В три адреса наугад ткну — ничего не сделано, липа!.. И вот я трачу свое депутатское время на хождение по инстанциям; хотя совершенно естественно: если в детском саду провалился пол — то этот факт должен заботить предприятие, которому садик подведомственен, если крыша потекла в доме — голова должна болеть у ЖЭКа…
— Где, когда, какими инструкциями, в какой период Советской власти деятельность депутата местного Совета не будем брать Верховный, там влияние несравненно выше) стала ограничиваться неисправными водопроводами, протекающими крышами, сливными бачками?..
— Подобные наказы превращаются для нас в истинное наказание. А все потому, что тут — бесхозяйственность, там — ведомственная неразбериха, и буквально любой руководитель назовет множество причин, все «объективные».
— Разумно ли, рационально ли поступает общество, вынуждая депутата исполнять функции толкача по мелочным делам?
— Я буду помогать людям исправлять краны, раз больше некому помочь. Кто как себе представляет… Кто говорит: «На моем избирательном участке 180 квартир»,—а я скажу иначе: не квартир, а семей. Кто говорит — «народ», а я говорю — народ состоит из людей. Каждая бытовая мелочь выводит человека из себя, отравляет ему жизнь. Но если по большому счету, то я думаю так же, как вы. Мы, депутаты, действительно везем по ухабам детские салазки, когда могли бы тянуть по столбовой дороге хорошо нагруженную телегу.
— Мелочей нет, когда дело касается нормальной жизни и работы людей. Но подход к их решению должен быть иной.
— Конечно, иной!.. Вот сижу сегодня на заседании депутатской группы на своем заводе. Что мы решаем?! Столовой требуется ремонт… Тепловой режим в цехе… В цехе — 250 человек, и два депутата, кроме меня, однако: «Вот приедет Матющенко из отпуска…». Ну ладно, я семижильный, я упрямый. Но есть службы, которые обязаны утеплить цех, и кто-то получает зарплату за состояние столовой. Их, может, сидят по семь человек и тут и там — тех, что должны все организовать, выбить средства и СДЕЛАТЬ. А раз не сделали — вычтите у них из зарплаты. Почему депутат должен работать за отдел капитального строительства, за заместителя директора, за профком?!
— Есть несуразность. Ведь наказы — это что-то позарез нужное людям, что, может быть, выходит за пределы множественных должностных обязанностей…
— Который год бьюсь с одним таким «позарез». Мне отвечают: «Ваш наказ не прошел на сессии. Большие деньги нужны». А речь-то всего-навсего о теплом туалете на автостанции… Не такая уж мелочь, как может показаться на первый взгляд: зимы в Амурске очень холодные, ветреные, простывают люди. А мэр города считает — нет, не нужно! Хорошо мэру, он подъехал на персональной машине к рейсу… Неужели я по этому элементарному вопросу должен в Совет Министров обращаться?! Потом расскажу о слаломной горе — тут я понимаю, она сто тысяч стоит, не так просто. А на туалет — миллион нужен?.. Я что, прошу его мрамором отделать?
Сейчас Сергей Матющенко как депутат пытается отстоять базу отдыха — всего два гектара земли, колхоз их отчуждает. В одном государстве два кармана — переложат деньги из заводского в крестьянский… А смысл? Ведь неплохо, когда люди семьями отдыхают, экономят отпускные деньги, не маются в дальней дороге, не забивают вокзалы и аэропорты — отдыхают на месте. Разве не государственный вопрос? Немного для базы надо: несколько домов, движок, баня, причал— 16-этажки здесь не требуются. Но, как Сергей говорит, «у нас же удельные княжества, как во времена князя Игоря…». Каждый блюдет свой интерес, вместо того, чтобы взять и объединить усилия. В Амурском районе огромное количество охотников, рыбаков, да любому жителю надо, чтобы было где отдохнуть — день-два, неделю, отпуск. За лето отдохнут на базе 2 000 человек, в городе — около 70 000 жителей. Не убавлять, а добавлять надо места отдыха.
— Наши обязанности в права никак не превращаются, если не считать кое-какого льготного проезда, но льготы — это всегда немножко сомнительное право… Сейчас депутатская прослойка заметно помолодела. Хорошие люди есть, высказываются смело, близко к сердцу все принимают. А все наши усилия — как в ватный слой. Не часто, но бывает, когда мне за какой-нибудь кожаной дверью указывают на порог: «Я не обязан давать тебе сведения!». Спокойно отвечаю: «Вы, товарищ, не образованы в нашем советском деле» — и показываю свою книжечку, где написано, что депутат пользуется правом безотлагательного приема руководителями. Право свободного входа у нас есть, только вход-то с выходом никуда… Мы, депутаты, правомочны? Или обязаны? Обязаны — да. Правомочны — нет!
— Если шире посмотреть, получается, что обязанность решать мелкие дела на вас лежит, а права решать кардинальные вопросы — нет. Из закона о статусе депутатов действует лишь одна строчка: «Депутаты учитывают запросы населения избирательного округа». Но в статусе сказано и о другом предназначении: «…Депутаты решают вопросы государственного, хозяйственного и социально-культурного строительства… Депутат руководствуется общегосударственными интересами». Кто, по-вашему, стопорит эту, главную, часть?
— Только инерция. Я уже говорил формулировку: «Вопрос в наказах не прошел». Это значит: до сессии все подработано, все просеяно — это не пойдет, это не осилить… Исполкомовский аппарат выносит на сессию «профильтрованные» вопросы. А наказы как раз затем и даются, чтобы осилить, сдвинуть дело. И тут мы прямо от выборов переходим к демагогии, и тут сразу окрик: «Не по-государственному мыслите!». Да я-то как раз по-государственному… Что в генплане стоит — это уже государство запланировало, а не народный наказ… Вверх ногами жизнь поставлена: «наказы» сверху идут, а не снизу…
— Со слаломной горой, видимо, то же самое происходит? Как бы вы сами стали решать эту проблему?
— Вспомнил бы опыт и пример, которые уже есть. Комсомольск-на-Амуре кто строил? БАМ кто строил? Сам Амурск?.. Можно всплескивать руками и шарахаться при цифре 100 тысяч — но это же абстрактная пока цифра, чего ее бояться? Она перед первым же конкретным делом потеряет свою весомость. Просеку вырубить? — из нашего цеха сколько ребят пойдут… Лебедку, тросы не найдем?! Добровольцы найдутся на субботники, город молодежный… И вот уже начало, лиха беда! Я знаю, что все это возможно и реально, а мне говорят — «прожектёр»…
— Между прочим, это «прожектёрство» тоже записано в статусе: «…Депутат участвует в организации населения за выполнение наказов избирателей». Слаломная гора в Амурске — наказ избирателей, значит, люди и помогут.
— Знаете, мне никто никогда не писал никаких речей; если нужно — сумею и убедить, и организовать. Тем более что, мне кажется, сейчас слишком много людей вертятся только по своим жизненным орбитам, исключая из своего существования активную, гражданскую позицию.
— «Не живут, а пасутся…». Это ваш дальневосточный писатель Сергей Корниенко сказал. Вы с ним земляки и ровесники. В его повести «Надо ехать» есть прекрасный эпизод, как студенты убирали картошку. Малоприятная работа, надрыв, какая уж там радость… А он так пишет об этой картошке! Красный самодельный флаг на ветру, глаза блестят у студентов, как у солдат, идущих в атаку,— нигде больше он не испытывал такой радости, как от работы в студенческом колхозе…
— …А субботники какие раньше были, помните? Праздник! Песни, лозунги… Умели люди быть вместе, дорожили этим, и сколько одолевали всем миром… Я про то и Говорю: ни в каком генплане нельзя запланировать человеческий энтузиазм — он только в жизни может проявиться, и не в ерунде, а в действительно трудном и общем для всех деле. Никуда он не пропал, энтузиазм, как ни губили его формализм и обязаловка. И люди тоскуют по бескорыстию, по активному общению — без них души плесневеют. А мы все регламентируем, все осторожничаем, боимся прямой инициативы людей…
— Наверно, потому, что в энтузиазме всегда есть частица хорошего авантюризма, только зачем этого бояться? Инициатива требует простора и решения всегда предлагает нестандартные… Энтузиазм в народе остается скрытой, но силой. И на слаломную гору, по-моему, амурчан поднять можно.
— Я все равно не отступлюсь. Мне отчитываться надо будет перед избирателями… Это начальнику какому-нибудь хорошо: наказ выполнить — объект построить ему ничего не стоит, потому что объект в генплане стоит. Ему во всем легче: позвонил, приказал… Даже иной раз может и не отчитываться, хотя он — депутат, и я — депутат; но я, рядовой, отчитался, а он почему-то нет, вроде как чести ему меньше от этого будет… Но я отступаться не собираюсь, у меня характер такой.
— И много вас, с таким характером, депутатов?..
— Разные есть… Деликатные есть люди — может, умнее, дальновиднее меня, а я пробойный.
— Наверное, не каждому руководителю вы по душе?
— Всякое было. Слышал начальственное «недовольствие»: «Кто его депутатом выдвинул?!». Пять лет проработал, а в списках кандидатов на третий созыв — смотрю — моя фамилия вычеркнута. Но тут такое на заводе пошло!.. Наши, заводские, и заставили в списках восстановить. Это, я считаю, обычно: если хорошо работаешь — значит, кому-то беспокойство, кому-то мешаю.
— У вас город красивый, Сергей. Вы здесь давным-давно: что было, например, на месте, где ваш дом?
— Палатки стояли. Общежитие в лесу — где сейчас Северный проспект. Три улицы всего были…
— Простора много в городе. И главный проспект великолепно смотрится.
— Да, у центра Амурска действительно столичный вид… Но если бы вы глянули на Амур с сопочки, где стоит Дворец культуры, сразу увидели бы черную ленту сброса… Не справляются очистные сооружения. Рыба гибнет в реке, леса вырубаются, исчезают сенокосные угодья, химическая подкормка с поймы вся в реку идет… Если река погибнет — никакой самый красивый проспект ее не заменит.
— Если бы вам сказали, Сергей, неукоснительно соблюдать заботу об общегосударственных интересах — какие задачи вы поставили лично для себя как депутата?
— Прежде всего спасал бы Амур. Дальше поставил бы и решал вопрос о пересчете пенсии, даже если бы пришлось изменять законодательство: почему она одинаково 120 и в Москве, и в Амурске?. Принял бы все меры к тому, чтобы не было седьмых и восьмых рабочих суббот, чтобы у людей оставалось время и на труд-праздник, который не в «деньгу», а в радость и на полновесный отдых.
— Чтобы выйти депутату местного Совета из бремени обыденности на перспективу, на возможность решать будущее города, чтобы направить усилия на действительно государственные и общественно значимые проблемы,— что для этого нужно?
— Меньше текучки, суеты, несусветной мелочовки. Чтобы каждый на своем месте отвечал за свое дело — тогда депутату не придется быть толкачом… А пока — и слаломная гора, и починенная крыша одинаково для меня важны.
— Кто должен вернуть высокий смысл призванию народного депутата, поднимать его авторитет?
— Советская власть. Партия… И мы сами. За два года депутатского срока можно очень многое сделать. Даже при призрачных правах — на одном доверии…
