Нельзя ли узнать подробности послевоенной жизни разведчика Максима Исаева, героя кинофильма «Семнадцать мгновений весны»? С какого он года рождения? Когда вернулся на родину? Жив ли сейчас?
Есть люди, которые утверждают, что это вымышленный герой. Так ли это? Если нет — нельзя ли дать его фотографию?
Семья Горевых, пос. Полдневица, Костромской области
«НЕТ,— говорит Юлиан Семенов.— Никогда, ни дня я не был разведчиком. Некоторое время удалось побыть практикантом-стажером в Московском уголовном розыске, ко это был случайный эпизод в моей биографии…»
«ДА», — скажем мы, потому что, когда писатель пишет о своем герое и любит его, он попадает в те же ситуации и заставляет его действовать так же, как действовал бы сам…
По просьбе «Уральского следопыта» ленинградский журналист Виталий НЕСТЕРЕНКО взял интервью у писателя Юлиана Семеновича Семенова.
…Набираю три цифры обычного для московских, и не только московских домов, кнопочного замка. Открылась дверь. Затем — уже без всякого шифра — другая дверь. Ожидал я, что шагнет мне навстречу некто крупноскроеный — таким представлял себе Юлиана Семенова, оказавшегося сейчас на расстоянии рукопожатия. А он вовсе не великан… хотя пожатие руки крепкое, какое-то властное.
«Ну, может, часок выкрою»,— предупреждал заранее Юлиан Семенович, когда мы договаривались по телефону. Не я был виновен в том, что разговор вышел больше спланированного. Телефон звонил, раза три к нам в кабинет заглядывала Дуня — двадцатипятилетняя дочь Семенова, художница, а диск моего магнитофона в долгой девяностоминутной кассе те все крутился, крутился…
— Что вас, Юлиан Семенович, сейчас больше всего волнует?
— То, что и всех людей,— мир. Ради чего такие, как Штирлиц, в годы Великой Отечественной войны расследовали хитроумные головоломки Мюллера и прочих врагов? Та война шла во имя того, что мы делаем и нынче — во имя мира. Во имя этого, в конечном счете, воевали бойцы и видимого, и невидимого фронта.
— В вашей следующей книге «Экспансия» Штирлиц появляется в Южной Америке. Можно ли связывать это с тем, что много лет назад вы, как корреспондент «Литературной газеты», часто бывали в южноамериканских командировках?
— В Южной Америке я и сейчас бываю, не только по журналистским, писательским делам, но и по долгу своей общественной работы — как вице-президент общества «СССР — Аргентина». Только что вышла новая книга, в ней — большинство южноамериканского материала. Озаглавлена она соответственно вашему вопросу: «Отчет по командировкам».
...Позже я увлеченно вчитывался в эту книгу, пока малоизвестную читателям. История фашизма, самого кровавого нашего врага, недобитого, увы, даже после победного мая сорок пятого… Фашисты готовились к «глухой защите». В предчувствии неминуемой кончины гитлеровская верхушка позаботилась о продлении жизни фашизма. К маю 1945-го нацисты заранее организовали 233 компании в Чили, Уругвае, Боливии и Эквадоре. 98 — в Аргентине, 200 компаний — в других испаноязычных странах. Даже в нейтральной Швейцарии, не сделавшей ни одного выстрела ни в первую, ни во вторую мировую войну, к 1945 году были 214 созданных нацистами фирм и корпораций.
Исключительно «спасательное» тайное общество было создано для скрытной переброски в нейтральные страны, особенно в южноамериканские, улизнувших от расплаты эсэсовцев. Их передавали по отлаженной, тщательно законспирированной цепочке, выводя из-под карающей руки победителей, из поверженной, уже подписавшей капитуляцию Германии. Таким образом сразу после войны в Аргентине, например, оказалось 450 тысяч фашистов, из них 85 тысяч — члены нацистской партии, самая элита гитлеровской Германии, Семенов считает, что там, среди спасенных, были и Мюллер (подлинный, а не известный всем по «Семнадцати мгновениям весны»), и Борман, и ас диверсионно-разведывательной службы Скорцени.
— Много ли просьб, писем, заказов от читателей продолжить историю Штирлица?
— Много. Особенно много писем от ребят. Есть и взрослые «заказчики», в их числе, например, Жорж Сименон. Но дело даже не только в просьбах и интересе. Сложность Обстановки в мире заставила меня продолжить историю героя «Семнадцати мгновений». Если говорить о серии романов «Экспансия» (два вышли, третий том на подходе) — толчок к ее созданию дала поездка в Чили. Там, в Пунта-Аренас, в 1972 году я пробовал выйти на некоего Вальтера Рауфа, который придумал и внедрил в производство ужасающие машины, вошедшие в историю злодеяний фашистов как душегубки. Буквально через два часа после переворота и свержения правительства Альенде глава чилийской хунты Пиночет назначил Рауфа, «отца» душегубок, начальником отдела борьбы с коммунизмом в охранке хунты. Свой своего увидел издалека… Какая преемственность фашистского режима! Со Скорцени я встречался в Мадриде… Узнал кое-что об известном в рейхе летчике Руделе — он после войны безбедно жил в Аргентине и работал в авиационно-исследовательском институте в Кордове. А начальником у него был другой гитлеровец, штандартенфюрер СС Танк, крупный технический спец…
Читатели «Уральского следопыта» тоже читают газеты и смотрят телевизор и знают наверняка, кто помогал и помогает недобиткам, преступникам, улизнувшим от Нюрнбергского и других трибуналов, кто нынче пестует так называемый неофашизм. В первой части «Экспансии» приводится неоспоримый документ о секретном совещании главарей военной разведки США и руководства американской организации секретных служб. Совещание это состоялось в Пентагоне, в июне 1945 года, когда еще были совсем свежими надписи советских солдат-победителей на стенах и колоннах поверженного рейхстага. Американцы тогда «советовались» с начальником управления «Армии Востока» генерал-лейтенантом вермахта Геленом… Этот Гелен потом руководил шпионскими центрами в Западной Европе, продолжая ту же, профашистскую линию во вред делу мира. Или взять такой факт. Первые фашистские ракеты ФАУ в конце войны обстреливали Лондон. Создатель ФАУ с 1945 года жил-поживал в шикарном персональном коттедже в США и продолжал создавать ракеты, теперь уже для американцев…
…Все бы хорошо, но телефон звонит беспрестанно, оставляя «прочерки» в моей звукозаписи, прерывая беседу. Из «Правды» позвонили нужна статья. В разговоре мельком упоминается отец Юлиана Семенова. Это был крупный советский работник, старый большевик, много сделавший для утверждения Советской власти, для укрепления обороноспособности страны. В верности ее идеалам он воспитал и сына.
А как сын стал писателем? Юлиан Семенов по образованию востоковед, изучал афганские языки. Тридцать лет назад он впервые опубликовал книгу, и была она написана для ребят — художественные переводы сказок народов Афганистана.
Потом была командировка от «Огонька» с заданием написать о ткацком комбинате в Средней Азии. Ночевать его определили в общежитие, где остановились охотники, занятые отловом диких зверей для зоосадов. Нарушив «командировочную» дисциплину, Семенов ушел вместе со звероловами в горы на много дней. В редакции его ждал нагоняй. Но затем он издал повесть, что стало пробой уже не журналистского — писательского пера. Однако и по сей день не разделяет он в своих делах журналистику и писательство..,
— Юлиан Семенович, вы расследуете факты тесных связей нацистов и неонацистов с американской верхушкой — это же риск. Получается, что вы — вроде как Штирлиц?..
— Вот этого не надо… Не надо писателю приписывать то, что присуще его герою. Мне на читательских встречах, в письмах задают один и тот же вопрос: был ли я сам когда-нибудь разведчиком? Никогда, ни дня в своей жизни не был. Некоторое время удалось побыть практикантом-стажером в Московском уголовном розыске, но это был случайный эпизод в коей биографии.
Ребятам будет интересен такой факт. Подростком я вскоре после победы оказался вместе с отцом в Берлине. Те острые мальчишечьи воспоминания сыграли немалую роль во время работы над «Семнадцатью мгновениями весны». Вот пишу, как Штирлиц идет, едет по Берлину — и ярко, как наяву, представляю Шпрее, чаек над водой… Берлинцы имеют привычку кормить чаек на набережных…
Слушаю Юлиана Семеновича, а мысли снова возвращаются к герою его книги, не знаю, как у кого, но моему самому любимому герою — Штирлицу, Буквально в дни, когда расшифровывалось с магнитофона это интервью, ехал я вечерком по Невскому в троллейбусе. На задней площадке двое ребят лет по тринадцать, может и меньше, возбужденно обсуждали что-то. Из их разговора я понял, о ком речь:
«— …На самолете, помнишь?
— Не «на», а «в» — это когда он летел в Южную Америку? А тот, подосланный к нему специально — как его, Ригельт,— подсунул ему снотворное… Зря он заснул, надо было себя пересилить!
— Так он же не знал, что питье с какой-то гадостью, сильное, наверное… Он же нормальный человек?.. Проснулся, а паспорта нету!»
Речь шла о новых делах Штирлица, описываемых во второй части «Экспансии». Вернувшись с Невского, я достал журнал «Знамя», номер 9-й, и нашел то место, о котором толковали двое почитателей Штирлица — Штирлица уже послевоенных лет, который борется и с недобитым фашизмом, и с фашистом-наци, нынешним «братом» из чилийской хунты или душманской банды. Сколько же у этого литературного героя сегодняшних прототипов — им является каждый борец против неофашизма!
«Штирлиц заставил себя подняться в кресле. Ригельта рядом не было». (А дело — перед посадкой, где, как и в любой другой стране, авиапассажирам надо предъявлять паспорта). «Штирлиц полез в карман за паспортом… В левом кармане паспорта не было, хотя он был убежден, что положил его с билетом именно туда. Не оказалось паспорта и в правом кармане…»
Нет, не стоит пересказывать детектив, который вдруг еще кто-то не читал…
— Читателям всегда все надо вызнать. Откуда взялся Штирлиц? Был прототип в секретных документах?
— Про меня ходят разные толки: будто Юлиан Семенов имеет доступ к папкам с грифом «совершенно секретно», к самым неприкасаемым архивам… Я пользуюсь вполне доступными — вплоть до старшеклассников, пожелай они того,— источниками информации. Никаких полномочий залезать в секретные архивы у меня нет и не было никогда. Опыта в «секретной» работе тоже нет, как я уже сказал. Я просто покупаю в книжной лавке доступную всем, например, переписку глав трех государств, во время войны состоявших в союзе против Гитлера. Там и нахожу место из письма одного главы главе другого союзнического государства о людях, информировавших наше Верховное Главнокомандование. В любую городскую библиотеку можно пойти и прочитать то, что я написал. Конечно, нигде нет упоминаний, что был такой советский разведчик Исаев. Его я «придумал», потому что были похожие люди, вспомните — Зорге, Абель… В архивах я, конечно, работаю, но и это не возбраняется никому.
— Но к документу надо еще что-то прикладывать, когда пишешь книгу?
— Вот вы наверняка сетуете, что «запоймали» меня не с первого и не со второго захода… Потому что, скажу честно, когда работаю — отключаю телефон, прячусь от всех и вся. Виновата… вот эта голая стена. На ней — чистой, белой — вдруг, бывает такая чертовщина, начинают показываться некие кадры… Видения. Все «перелопаченное» в голове, все сведения из архивов, встречи с друзьями-антифашистами и фашистами — все оживает на этой стене. Оживают герои, начинают разговаривать. Только успевай за их мыслями, разговорами, поступками — успевай записывать… Вот и вся техника. Осмотрите стену, убедитесь, что за ней не вмонтировано никакого кинопроектора, видеомага!..
…И Юлиан Семенович засмеялся, успев при этом бросить совершенно откровенный взгляд на часы.
Я поспешил исполнить журналистский «ритуал», спросить глубокомысленно и о творческих планах.
Юлиан Семенович сначала хмыкнул, а потом привел слова пианиста Эмиля Гилельса; тот в подобных случаях разводил руками, убежденный в том, что «план» и «творчество» не очень вяжутся друг с другом. А я все равно не отставал:
— Про Афганистан напишете? Вы ведь знаете и страну, и язык, бываете там?
— Не знаю. Не отпускает «стена»… Вижу там пока обрывки: восставшую в сорок пятом году Прагу, подпольный горком… Набираю документы. Не знаю, когда и во что все это потом выльется. Надо работать. Надо всем работать —- чтобы никогда войны не стряслось и чтобы подох на земле как можно скорее последний фашист. Я так хочу, мы так хотим — все добрые и честные люди на планете.
