Попросили зайти в заводской комитет комсомола. И познакомили с двумя людьми. Учительница подшефной школы Ида Михайловна и шеф Сергей. Так именовал себя молодой человек в яркой куртке, добавив: «Да, я свой, из механического!»
— Вот товарищи просят показать ребятам завод,— сказал секретарь комитета комсомола.
— Какой класс у товарищей? — спрашиваю.
— Шестой,— ответила учительница,— шестой «б».
— Извините, исключено. По инструкции на завод пускают начиная с 9-го класса, с 16 лет.
— Я же говорил,— сказал шеф Сергей то ли учительнице, то ли секретарю.— Техника безопасности…
Секретарь был подкован и настойчив. Он произнес краткую речь о том, что инструкция, ясное дело, устарела. Что на дворе (туг он выразительно посмотрел на меня) в разгаре школьная реформа. Что ребят сейчас начинают приобщать к труду со второго класса. Что провозглашено ускорение, интенсификация и вообще — новое время. И только формалисты держатся за старые инструкции…
Да, формалистом быть не хочется. Придется взять на себя ответственность. Все мы, взрослые, в конце концов отвечаем за наших детей. В каком бы классе они не учились.
И пошли мы с шестым «б» по заводу.
ХОЗЯЙСКИЙ ПАРЕНЬ
Турбинный цех — громада. Гости поражены, это читалось на лицах. Кто-то даже слегка испуган и растерян. Я тоже на секунду ощутил себя тринадцатилетним: впервые среди подобных гигантских станков и деталей можно растеряться, словно в лесу.
Остановились около расточного станка. На его столе стоит корпус турбины — на попа. По периметру сверлятся отверстия. «А это чего? Какой корпус?» Начинаю объяснять по привычке технические характеристики, режимы. И сам понимаю — нет, это неинтересно. Трудно постигается. Надо что-то другое.
— Вы уже знаете латинские буквы? Кто прочитает название фирмы на станке?
Прочитали быстро: «Шкода». Вон сколько здесь шкодовских станков — целый пролет! И на каждом фирменная эмблема: летящая птица с огромным глазом.
Недавно на этом же месте стояли чешские комсомольцы. Они растолковали нам смысл этой птицы. Крылья символизируют размах технического прогресса. А большой круглый глаз — точность и сообразительность. Чехословацкий концерн «Шкода» соревдуется с объединением «Уралмашзавод». Наш завод поставляет Ур’алмашу моторы для буровых установок. Параллельно моторы идут и на «Шкоду», а оттуда к нам приходят станки. Вот такая интеграция!
…Тем временем станок «Шкода» продолжал разворачивать отверстие. Хорошо видно, Kai£ сходит и падает стружка. Одна завитушка скатилась к нашим ногам. Стоп! Руками не трогать, она горячая и острая.
Что такое сверло и стружка, все знают. И в восторге кричат: «Вот это сверло-о-о! Не поднимешь, пупок развяжется. Вот он — корпус турбины, я вижу!…» Учительница Ида Михайловна тоже разобралась, где и что. Саму ее сейчас не отличишь от школьниц,— громко говорит, показывает руками.
Вот теперь мы с шефом Сережей видим, что масштабы прочувствованы. Появились первые ощущения, начинается вживление в завод. Можно топать дальше.
Прошли весь пролет. Издали видели турбину, но на стенд не попали — во время испытаний туда не пускают посторонних. Зато на участок упаковки прошли свободно. Здесь готовят части турбин к отправке в дальний путь. Самые любознательные наши гости уже прочитали на ящиках надпись: «Адрес станции назначения: МНР, Улан-Батор, ТЭЦ».
— Наши турбины идут в десятки государств,— комментирует шеф Сергей.
— А в нашей стране,— добавляю я,— почти во всех городах работают свердловские машины. В одной Москве их столько, что больше чем полгорода отапливается и освещается уральскими турбинами. Можем гордиться!
Вижу, что шеф Сережа с сомнением смотрит на меня: неужели половина Москвы? Чтобы не подрывать авторитет старшего, предлагаю вместе посчитать. Одна паровая турбина дает свет и тепло для 100 тысяч человек. В столице сейчас работает не менее полусотни машин. Кто быстрее всех перемножит? Конечно, «профессор Марат», такие «профессора» есть в каждом классе: «Пять миллионов!» Вот это и есть больше половины Москвы.
Пожилой рабочий в синем халате прицепил к крюку крана огромную железину. Скомандовал крановщице. Железину подняли и уложили в деревянный ящик. Рабочий стал заколачивать ее гвоздями. Один из наших мальцов, подняв с пола пару гвоздей, подал их рабочему.
— Сразу видно — хозяйский парень,— похвалил тот,— давай забьем и их. В школе тоже чистоту и порядок держите? — он весело посмотрел на ребят, на учительницу.
— Я бы этого не сказал. Бывает, сорят.
— Подумаешь, бумажки, мел, тряпки! — хором закричали гости.— Неинтересно. А здесь, о!..
«Хозяйский парень» достал из кармана гнутый шуруп и протянул рабочему: «А это вам не пригодится?» Спокойно взяв железку, человек аккуратно ее выпрямил, тоже загнал в крышку ящика. Он явно «шурупил» в воспитании, этот рабочий в синем халате.
— Ну, Хозяин, пригодился твой шурупчик! — остряки уже подхватили новое прозвище.—Без него турбина не будет давать свет и тепло.
— Кто скажет, сколько стоит электроэнергия? — спросил Сережа. Он переводил разговор на серьезное.
Покричали, поспорили и с помощью учительницы установили: иногда две копейки за киловатт, но чаще— четыре. Все ли выключают в школе и дома лишний свет, спрашивал шеф дальше. Смущенно улыбались, мялись, толкая друг друга. За один день школа пережигает, видимо, киловатт десять лишних. Лампочек-то много, размышлял вслух Сергей.
— Фу? десять киловатт, по четыре копейки равняется сорок копеек. Ерунда, подумаешь! — сказали беспечно.
— На эти деньги можно пообедать,— тихо и серьезно произнес Хозяин.
Засмеялись. Ничего смешного нет, заключил Сергей. За год набегает около трех тысяч киловатт. Если взять все школы нашей области, то, наверно, целая такая турбина бесполезно работает. Выходит, этот рабочий, что сейчас запаковывает машину в ящики, и многие другие на заводе напрасно трудятся?!
А если посчитать все школы в стране, подумал я. Их, наверно, сто тысяч? Тут уж не одна турбина, а целая мощная электростанция впустую вырабатывает ток. Это почти то же самое, как если бы бессмысленно работал весь мой завод. Страшная картина!
Притих шестой «б». Смотрит, как турбину готовят к отправке в дальний путь.
РОБЕРТ ИДЕТ ПО ЗАВОДУ
Он задумался на секунду. Затем четко взял круглый металлический стержень, со стуком поднял его, развернулся на 180 градусов, выдвинул руку и вставил деталь в станок. Вновь задумчиво постоял, словно убеждаясь, что сделал все правильно. Быстро развернулся, поднял руку и замер. По роликам скатился новый круглый стержень. Четко взяв его, он повторил все сначала.
— «Универсал»,— прочитал название «профессор Марат».— Робот, и совсем не похож на человека, правда?
Да, не похож, зато многое умеет. Я и сам засмотрелся на ловкие действия робота. Кстати, полное имя его: роботизированный технологический комплекс — РТК. То есть сам робот плюс станок плюс два магазина — для хранения заготовок и деталей. А рабочие прозвали его по-простому — Роберт. Ребята весело зашумели: оказывается, в классе есть тоже Роберт, Роба, но он сейчас дома, болеет. Его сегодня навестят и расскажут про тезку заводского!
Таких «Робертов» на заводе пока немного. Меньше, чем в классе учеников. Они очень сложные и дорогие. Все — еще ученики, по полной программе работать пока не умеют. И все мы, инженеры и рабочие, учимся вместе с ними.
К роботу подошли двое — мастер и инженер-наладчик. Разговор у них шел на повышенных тонах. Нам все было слышно, даже через шум цеховых станков,
— Опять у вас Роберт полсмены простоял без дела! — сказал наладчик.— А позавчера — почти всю смену. Плохо!
— Заготовок не подвезли, понимаете? На него не напасешься.
— Знаете, сколько стоит один час простоя Роберта? Полета рублей.
— Да не агитируйте вы меня за Советскую власть! Я и сам переживаю. А вот вчера он два часа простоял по вашей милости: программа барахлила.
— Это верно, капризничает Роберт у нас иногда,— наладчик погладил робота но голове, то есть по верхней части. И нам показалось, что у робота зажмурился красный глазок…
— В общем, так: если еще раз будет простой но заготовкам, робот уйдет от вас! Перейдет в другой цех, где его обеспечат работой.
Они ушли, громко перекликаясь.
— Такой случай уже был,— рассказывает шеф Сергей,— только с другим Робертом. Пришли в цех, а робота нет! Где он? Стоит в соседнем цехе. Там заготовок много, хозяева получше работают.
— У-у-у!— загудел шестой «б» недоверчиво поглядывая то на меня, то на шефа Сергея, то на робота. А Роберт, в свою очередь, внимательно смотрел на нас своим индикатором.
КУДА ВПАДАЕТ ИСЕТЬ?
Мы шагали по заводу. Вдруг откуда-то сверху, из-под крыши цеха, раздалась ритмическая музыка. «Начинаем урок гимнастики! — голосом знаменитой Лилии Сабитовой объявило заводское радио.— И — раз, и — два».
— Аэробика!— закричали девочки.— Вот бы сейчас нам позаниматься…
Мимо нас бежал электрокар. В кузове стояли ящики — в два этажа, одни на других. На ухабе кар подпрыгнул, верхний ящик наклонился и с грохотом упал на землю. Из него посыпались желтые, блестящие детальки. Их много — тысячи.
Остановив кар, водитель подбежал к ящику и присвистнул. Поднять такую тяжесть — силенок не хватит. Вызывать кран — долгая история. Придется вынуть из ящика оставшиеся детали, поднять пустую тару наверх, затем снова набросать туда груз. Черт бы подрал эту дорогу!
Примерно такой ход мыслей читался на лице незадачливого водителя. Сергей использовал ситуацию:
— Кто узнает, что это за штуки? Только быстро!
— По-моему, это от лыжных креплений,— сказал Марат,— только какие-то новые. У меня дома не такие.
— Все правильно, это модернизированные крепления, с пластмассовыми вставками, облегченные. Давайте поможем их собрать,
— Ура-а~а! На помощь, вперед!
Карщик обрадовался неожиданной подмоге. Мы с ним и Сергеем подняли ящик наверх. А ребят расставили так: четверку на первый этаж по углам, еще одна четверка — на второй этаж. Остальные внизу по конвейеру подают крепления наверх.
И пошла работа! Блестящие детали взлетали и с легким звоном сыпались в ящик. Вверх-вниз, вправо-влево. И — раз, и — два! Летела над нами ритмическая музыка. Сама собою работа шла под ритм. Вот это была аэробика!
Не успела гимнастика кончиться, как все детали оказались на месте. Две четверки спрыгнули с кара. Водитель обошел вокруг, потолкал ящик — надежно ли стоит?
…У Иды Михайловны возник вопрос: можем ли мы посмотреть очистные сооружения? Сегодня — нет, это далеко за заводом. А почему интересует гостей очистка?
— Ребята делали для этих сооружений такие, знаете, штуки — на фильтры. Резали кусочки из пластмассы, забыла, как называются. Напомни, Марат.
— Поли-уре-тан! — медленно, но точно произнес «профессор».
Все сточные воды с завода идут в речку Основинку, поясняет Сергей. Она течет в Исеть и загрязняет городскую реку. Бывали случаи массового сброса нефтепродуктов. Однажды более ста тонн мазута прошло в Исеть. Какой страшный вред природе! Об этом тогда много писали газеты.
Построили очистные сооружения. Теперь весь сток проходит фильтрацию. В фильтрах применяют элементы — куски из полиуретана. Вот этих-то элементов стало не хватать: материал есть, резать не успевали. Сергей пошел в школу и предложил помочь заводу. На урок труда принес лист этой пластмассы и показал, как резать. Квадратики три на три сантиметра.
И ребята отлично справились с задачей! Резали охотно, даже опасение было— не поранились бы. Между прочим, завод оплатил работу. Деньги небольшие, но были переведены на счет школы. Вполне можно приобрести на них музыкальные инструменты или спортинвентарь, закончил рассказ Сергей.
— А знаете, были жалобы от родителей в гороно,—добавила Ида Михайловна.— Кое-кто считал, что детей заставляют работать почти как на заводе. Что государство должно обеспечивать школу средствами для спорта и музыки. Что нечего эксплуатировать малолетних. И так далее. Раньше мы бы не взяли от завода эту работу. Но сейчас, после реформы, нас в гороно поддержали. Это же действительно уроки труда!
Около механического цеха я остановил класс и показал сливной колодец. В него стекает отработанная вода. Слышите, как она шумит? Если присмотреться, видна нефтяная пленка на поверхности воды. Из таких колодцев вода сливается в речушку Основинку. Там пленка нефти потолще. Вот эту-то пленку и задерживают теперь квадратики из полиуретана, нарезанные в школе.
Значит, Основинка течет в Исеть. А Исеть куда, кто скажет? Тут спасовал даже Марат, то есть сказал, но неверно — в Иртыш. Пропустил целую большую реку — Тобол.
Дальше называли правильно: Иртыш течет в Обь, Обь — в Карское море через Обскую губу. Море это есть часть Северного Ледовитого океана. А океан входит в единый Мировой океан земли.
Получается, что отработанная вода из цеха, сливаясь вот в этот колодец, у которого мы сейчас стоим, попадает в конце концов в Мировой океан. И шестой «б», сделав полиуретановые элементы для фильтров, хоть немного, но сберег чистоту океана. Чистоту земли.
КОМПЬЮТЕР ИЛИ КУБИК РУБИКА?
Мы пришли в ИВЦ — информационно-вычислительный центр. Навстречу вышел человек в белом халате. «Инженер Бессонов»,— представился он. И сразу же предупредил: не шуметь!
В машинном зале чисто. Тихо гудит ЭВМ — большой компьютер. За пультом сидит девушка-оператор. Интересно, что этот компьютер сейчас делает? Крутятся бобины с магнитной лентой, сама по себе стучит пишущая машинка. Мы наблюдаем расчет новых турбинных лопаток, пояснил инженер.
Был случай: на газопроводе под Краснотурьинском остановилась турбина. За ней другая, третья. Там много агрегатов перекачивают газ по трубам — в наши жилые дома, в топки промышленных печей. Открыли турбину и увидели: сломалась лопатка. Причина — резкий нагрев. Такая же картина и в других машинах. Надо было что-то делать.
Конструкторы придумали: охлаждать лопатки! Примерно так же, как охлаждают мотор автомобиля. Сделать в лопатках каналы и продувать через них холодный воздух.
Стали считать варианты каналов, чтобы не ослабить саму лопатку. Вручную на один расчет уходил месяц. Тогда составили программу и начали просчитывать на ЭВМ. Компьютер за полчаса выдал оптимальный вариант. То есть самый
выгодный — золотую середину.
С тех пор лопатки не ломаются. Скажем точнее: очень редко.
— Что еще умеют делать ваши компьютеры? — спросила Ида Михайловна.
— Много чего! Управляют изготовлением продукции. Планируют работу цехов. Рассчитывают зарплату рабочих. Вот только беда: не хватает у нас операторов, программистов.
— А мы в школе скоро будем изучать основы программирования и компьютеризации,— сказал «профессор» Марат.— Я уже у брата книжки видел и немножко читал.
— Очень хорошо! — воскликнул инженер Бессонов.— Но медленно разворачиваетесь, товарищи. Нам уже сегодня требуются новые кадры. Скоро мы поставим две новейших ЭВМ. Кто на них работать будет? Вот на соседнем заводе случилась такая беда. Закупили целых три ЭВМ нового поколения (а это миллионы рублей!). Но трудятся они лишь в одну смену. Во вторую и третью, как это полагается, работать некому. Пропадают народные деньги! Словом, давайте быстрее изучайте наше дело. Вы же знаете, что у нас в стране сейчас провозглашено…
— Знаем, ускорение!— чуть не хором произнес шестой «б».— И ин-тен-си-фи-ка-ци-я,— отчеканил Марат.
— Ну вот и прекрасно.— Инженер Бессонов хотел уже выводить школяров из машинного зала. Но тут Марат спросил, может ли этот компьютер собирать кубик Рубика. Все зашумели. Кто-то сказал, что «профессор» — чемпион школы, собирает кубик за минуту и двенадцать секунд.
Бессонов спросил у девушки-оператора, далеко ли программа на кубик Рубика. Недалеко, но нет самого кубика. «О, есть, Маратка, доставай!» У чемпиона инструмент всегда с собой. И вот оператор, глядя на кубик, поколдовала на пишущей машинке. Она ввела задание в память компьютера. Так сказать, дала ему инструмент в руки.
— Я готова! — сказала она, словно на соревнованиях.— А ты готов, мальчик? Тогда — на старт, внимание, марш!
Она нажала клавишу на пульте. В ту же секунду кубик закрутился в Маратовых руках. Все заволновались, закричали. Признаться, и мы, взрослые, начали «болеть», только не знали, за кого. За этого черноволосого худенького паренька в больших очках? Или за бездушного компьютера, на которого не знаешь куда смотреть — кругом одни электронные шкафы?
— Готово! — сказала девушка-оператор.— Сорок шесть секунд.
А «профессор» от волнения сбился. Бессонов оторвал длинную полоску бумаги — называется протокол сборки и сказал:
— Сумеете прочитать на языке компьютера? Нет? Вот для этого быстрее изучайте азбуку программирования и компьютеризации. И приходите к нам работать. Договорились?
ДЕТЯМ ДО 16…
На обратном пути остановились около яркого стенда. На нем написано крупно: «НАШ ЭКСПОРТ». Изображен огромный, больше человеческого роста, цветок. Лепестки разного цвета означают континенты. Зеленый — Европа. Коричневый — Африка. Желтый — Азия. Синий — Латинская Америка. И написаны страны.
Зашумел шестой «б», читая названия государств. Польша… Румыния… Индия!.. Куба!.. Египет, Нигерия…
— Здесь около семидесяти стран,— сказал шеф Сергей.— И везде трудятся наши машины.
— Семьдесят! — громко, словно на уроке, произнесла Ида Михайловна.— Вдумайтесь, ребята, в эту цифру. Какие прекрасные машины, если их покупает столько стран!
Мы с Сергеем переглянулись. Он «свой, заводской», и тоже понимает подоплеку. Страны эти по большей части слаборазвитые в промышленном отношении. (Если не считать Японию, Италию, ГДР). Уровень наших изделий — на заводе и в стране, увы, еще далеко не такой прекрасный, как кажется учительнице.
Незаметно, глазами, подозвали мы к себе Иду Михайловну. Надо посоветоваться, тихо сказали мы ей. Можно так и оставить: пусть ребята радуются. Семьдесят стран, как хорошо! Но если вдуматься, как она советует, то не лучше ли сказать правду? Неприятную, но правду.
Ребята уже большие, через два-три года получат паспорта. Что они подумают о нас, взрослых, когда сами узнают правду? Нашим советским изделиям, многим из них, далеко до лучших мировых образцов. А посылать на экспорт можно еще в сто стран. Таких же слаборазвитых. От этого уровень машин не повысится.
— Ой, я не знаю!—почти по-детски произнесла учительница.— Поймут ли ребята? В школе мы говорим им другое.
— Детям до 16 лет не разрешается? — с иронией спросил шеф Сергей.
Я ответил Сергею — пусть начинает, а я дополню, если понадобится.
Шеф Сергей, подойдя к шестому «б», громко сказал про рекламации. Про слаборазвитые страны. О том, что госприемка бракует сейчас половину машин.
Шестой класс притих. Другими глазами смотрел он на яркий «цветок». Краски, наверно, поблекли? Ничего, ничего — полезно…
В этой тишине как-то грустно прозвучал вопрос «профессора» Марата: «Ну, почему!» Ах, эти детские вопросы. Если бы можно было так просто ответить. Мы сами еще многого не понимаем.
ФОТОГРАФИЯ НА ПАМЯТЬ
В это время подошли двое мужчин. Я знаю их — народные контролеры. Прикрепили к соседнему стенду большой лист. На нем фотографии. Словно стайка воробьев, переметнулся шестой «б» к этому стенду. Стал первым зрителем.
На одном снимке — какие-то грязные ящики с мусором между станками. И подпись: «Мастер т. Зверев! Когда наведете порядок на участке?» На другом — покореженные детали. И написано: «Начальник участка т. Бабушкин! Вы опять гоните брак».
Третья фотография вызвала оживление: виден человек, закрывший лицо рукой. А рядом, на ящике,— бутылки водки, бутерброд…
— О, Петря,— крикнул кто-то из ребят,— это не твой батя за бутылкой? Он же спец по этой части.
— Не-е-е, не мой,— тихо сказал Петря, но так, что было ясно: увы, его.
«Детям до 16 лет», вспомнил я слова шефа Сергея. Чего только не видят и не слышат они сейчас! Вот оба стенда — случайно ли оказались рядом? Пусть и случайно, но один отчасти объясняет другой. Потому и не всегда хороши наши машины, что низка культура труда. Что есть еще бракоделы и пьяницы.
За разговорами мы не заметили, что нас собираются фотографировать. Заводской фотограф Иван Федорович Островерхов шел мимо, увидел любопытный сюжет и раскрыл камеру. Учительницу он попросил стать в середину класса, нас с Сергеем — по бокам. И снимал на фоне «цветка».
Пока все это делалось, я успел рассказать про Ивана Федоровича. Он был на фронте разведчиком. Однажды, ворвавшись в блиндаж, захватили пленных, а среди трофеев — фотоаппарат. Там, на войне, он и начал снимать. Потом пришел на завод, трудился мастером по моторам. Привел сюда двух своих сыновей — началась династия Островерховых. Все это время он не оставлял фотоаппарат.
— Снимки я передам через вашего шефа,— сказал он, закрывая камеру.— Отличные будут снимки!
— А может быть, вы сами придете к нам в школу? — попросила Ида Михайловна.— Расскажете о войне, о заводе, о своей династии. Вы же такой интересный человек! Почему ветераны редко бывают в средних классах? В старших бывают, а у нас — мало.
Она хорошо знала свое дело, учительница Ида Михайловна. За помощью обратилась к классу: «Давайте, ребята, все вместе попросим Ивана Федоровича придти к нам в школу».
Под дружным напором шестого «б» бывший разведчик поднял руки вверх. И твердо обещал придти в класс.
