Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

▲Татьяна Александровна МОЛДАНОВА, учитель, старший методист по декоративно-прикладному искусству
Ханты-Мансийского окружного научно-методического центра народного творчества
Меня очень волнует утрата родного языка. Если в разговорной речи он продолжает жить, то письменным в пашем юном поколении владеют буквально единицы… Хантыйский язык развивался вместе с народом, он отражает его историю, быт, роднит с северной природой. Русское слово «болото» — это что-то жуткое, непроходимое, страшное. Хантыйское же слово «нерум» — это бескрайняя желтизна морошки июля , голубое покрывало голубики августа и клюквенное пламя сентября …
Детей своих ханты воспитывали на легендах, сказках, чудодейственную силу которых мы чувствовали не только в счастливую пору детства.
Ко мне обращаются не по имени, а по родственным отношениям. Одновременно я оказываюсь в разных жизненных ролях: для одних — «Айе» — «маленькая», для других — «Упие» — старшая сестра, «Анекие» — мама… Оторвавшись от своей социальной среды, теряя язык, мы утрачиваем традиционное обращение и, как следствие, сами родственные отношения…
Подвигом можно назвать работу первых учителей, приехавших в наш суровый край. Эти люди, отдавшие себя гуманной миссии просвещения, овладевали языком, культурой, уважали обычаи народа. Они учили русскому языку, организовывали занятия по охотпромыслам, они писали первые учебники для национальных школ, воспитывали национальную интеллигенцию. Моя родная Казымская школа помнит имена А. Н. Лоскутова, В. А. Архангельского, З. Е. Алачевой и многих других учителей.
В настоящее время национальная школа, на мой взгляд, переживает глубокие противоречия. В чем я вижу причину? Во-первых, в закрытии малокомплектных школ: слишком рано увозим детей в интернаты. «Безмамные» дети не будут иметь корней. Как ни парадоксально, по школа породила и родителей, с которых сняли всякую заботу за судьбу ребенка.
У народностей Севера существовали свои традиции и правила воспитания — не было «трудных» детей. Сегодня же в национальных классах сплошь и рядом «упрямые молчуны». Трудно учителям, и видят они беду. Дети, прошедшие садик, практически не знают родного языка, по и они попадают в разряд «молчунов». Может быть, теперь они «молчат по-русски»? А есть ли в этом разница?
Хантыйские дети, утратившие родной язык и не освоившие русский, утратившие свою культуру и не впитавшие другую, вырастают с психологией обиженных на весь мир. Не способные утвердиться в многонациональных коллективах на равных, страдая от этого, некоторые нашли легкий путь, научились прикрывать свою лень и нерадивость: «Мы не можем, мы же хантыйки». Как хорошо, как удобно жить!
Не от скудоумия и бедности души замолчал в старших классах Сережа М., не от ущербности личности злится талантливая Аля П.— нет!.. Молчат и вредничают от непонимания и равнодушия к их миру.
А как богат этот мир! Только диву даешься яркости, меткости выражений на родном языке!.. На каникулах черпают дети интерната необходимый эмоциональный, духовный запас для дальнейшего «мучения» в школе. «В чуме хорошо, скучно не бывает. Вечером сказки по-хантыйски рассказываем, отец песни поет. Днем шьем чижики, бурки, шапки, шкурки выделываем, камусы… Мама говорит — я делаю. Собакам варим, оленей кормим»,— рассказывает Галя Лозямова о своих зимних каникулах.
Советская школа ставит задачу воспитания развитой, активной личности. Но сегодня на нашей земле нужны как новые, так и традиционные профессии. Поэтому национальной школе необходимо повернуться к тем, кого она обучает. Педагоги обязаны овладеть глубокими знаниями национальной культуры, искусства, психических особенностей детей. Из необъятного богатства ненецкой и хантыйской культуры надо применять не только орнаменты, повешанные «вверх ногами», которыми прикрываются многие школы округа… Школа должна быть пронизана национальным духом, чтобы пробудить этническое сознание ребенка.

▲ Лина Григорьевна ТЫНЕЛЬ, редактор Магаданского
областного книжного издательства
Мне думается, настоящих людей немыслимо воспитать вне влияния семьи, производственных связей. В настоящее время нарушены крепкие узы между родителями и детьми. Дети чукчей чуть ли не с пеленок воспитываются в яслях, садах, интернатах. Отсюда отрыв от родной языковой среды. Родители сетуют, что годами не видят своих детей…
И получается из наших детей «ни рыба ни мясо»… Повзрослев, многие из них ни сюда не приткнутся, ни там звезд с неба не хватают, словом — потерянное поколение. И пройдут годы и годы, прежде чем они обретут свое дело, свое достоинство.
Больно оттого, что среда не дает обрести чувство национального достоинства смолоду. Приезжие учителя, не знакомые с психологией северных детей, с узлом проблем, исходящих из разрыва семьи северянина, готовы на основании того, что дети плохо усваивают учебный материал, немедленно записать их в умственно отсталые и отправляют еще дальше от родных мест, в спецшколы…
Сегодня достаточно налажена связь между центральными усадьбами совхозов и оленеводческими бригадами. Без особого ущерба для детей можно оставлять их у родителей-тундровиков до достижения школьного возраста, а школьников
непременно отправлять на летние каникулы. И не надо чинить препятствия детям, которые до восьмого класса хотят остаться помогать родителям в оленеводстве! Для выполнения же всеобуча — наладить систему заочного обучения.

▲ Геннадий ХАРТАГАНОВ, художник, скульптор
Я бы хотел сохранить то, что раскрывает душу моего народа ханты, сердце его, характер. Особенно — уважение к природе, ко всем ее обитателям — животным и растениям, жителям воды. Сохранить честность, доброту, щедрость по отношению к людям.
Хорошо помню: когда родители добывали большого осетра или лося, то созывали жителей селенья за общий стол… В этом четко проявлялась коллективная помощь, особенно тем семьям, которые по какой-либо причине не могут рассчитывать на такую добычу. А когда расходились гости, им обязательно выделялся с собой кусок осетрины или лосятины. Я в своих работах пытаюсь отразить этот добрый обычай.
Или, скажем, обычай почитания воды. После ледохода на Оби каждый ханты, в первый раз садясь в лодку, непременно мочил голову и приговаривал: «Спасибо, высокое щедрое солнце и чистое небо, что опять подарили нам струи реки; пусть и на следующий год они будут такими же чистыми, а уж мы-то прибережем твои воды, река, чтобы и житель, живущий пониже меня, мог мочить свою голову и пить…» Я создал скульптурную композицию из дерева «И опять на воде».
Ханты никогда не грязнили реку или озеро. Даже рыбу, успевшую испортиться в сети, рыбак не выбрасывал в воду, а непременно — на землю… Помню, отец в тайге не позволял без надобности сломить лишнюю ветку, приучал не добывать зверя или рыбы больше того, что необходимо…
Надо сохранить в культуре народа все то, что заслуживает этого, может быть, придавая лишь новые оттенки.



Перейти к верхней панели