В Ягодное я прилетел в сентябре 1985 года. Но событие, случившееся весной, все еще было на памяти у жителей поселка.
В тот день, 25 мая 1985 года, ничто не предвещало беды. Первоклассник Сережа Добрынин пришел из школы и доложился:
— Мама, я догуляю…
— Поешь, потом пойдешь.
— Не хочу. В школе поел.
Сережа Добрынин и Алеша Попов — дружки. Одному семь, другому одиннадцать, хоть разногодки, а привязались друг к дружке. Побегали возле дома, как обычно, поиграли, подурачились. Присоединился к ним третий, Андрей Буранов, по прозвищу «Слива». (Почему «Слива»? А кто их разберет! Слив не водилось в тех местах… Фантазия!) Андрей-то потом больше всего и калу тает, сильно навредит поискам. Было весело, кто-то предложил пойти на свалку.
Их район, окраинный и самый старый в поселке, прозвали «Шанхаем»: ветхие деревянные постройки, узенькие тесные улочки спускаются к Дебину, а там свалки мусора — будь здоров!— как монбланы, чего хочешь, все найдешь. Все это скоро снесут, и на месте древних хибар вырастут новые каменные и благоустроенные дома; ну, а пока… Пока самое что ни на есть интересное и заманчивое занятие — рыться на свалке. В тот день они нашли пенопласт — два листа, каждый метр на два. Чем не плоты! С пенопласта все и началось.
С утра было тепло, светило солнце, думали, запоздалая весна наконец-то весть подала, но вот погода стала меняться. Похолодало, нависли низкие тучи, усилился ветер. Зашумела-забурлила даже тихоня Ягодинка; а про Дебин и говорить нечего. Но погода пацанам не помеха… Как напишут потом газеты, опробовали найденные «плавсредства» в ближайшей заводи, приспособили длинные палки вместо шестов и решили испытать свою отвагу на реке. Река полноводная, быстрая, недавно вскрылась, еще не освободилась полностью ото льда. Интересно, хоть и страшно. Сказано — сделано! Встали на «плоты» и — понеслись!
На третьего — Андрея — пенопласта не хватило, остался на берегу…
Галина Владимировна Добрынина, мать Сережи, субботничала по дому, хватилась сына лишь около восьми вечера. Поначалу не очень и беспокоилась: бегают ребята и пусть бегают: опять же родителей меньше отвлекают. Сосед-мальчик сообщил:
— Они на свалку собирались…
На свалку так на свалку. Но сегодня развлечение что-то затянулось. Обычно Сергей так долго не гулял.
Ближе к ночи встревожились все: забеспокоился даже глава семьи Николай Алексеевич Мурашов (обычно его не сразу расшевелишь): пообещал проучить мальчишку, когда тот появится. Пришли родственники.
— Я видел его на Дебине…— сказал племянник.
— Когда?
— Часов в пять…
— С кем?
— С Алешей и с Андреем.
В поиск включилась Галина Николаевна Попова, мать Алеши. Время близилось к полуночи. Останавливали шоферов: «Не видели мальчишек на свалке?..» Бросились к Андрею, разбудили мать, потом его:
— Где Сережа?
— Вы не расстраивайтесь, они с Алешей на пенопласте поплыли… на плоту…
— Их не перевернуло?!
Выяснилось: когда их потащило течением, они стали кричать.
— А что же ты?
— Я забежал на автобазу и забыл. Заигрался…
«Заигрался!»
Бросились в милицию.
— Сейчас поздно — ночь, темень,— сказал дежурный.— В семь утра подниму на поиск опергруппу. Принесите фотографии ребят…
Милиции не впервой слышать, что кто-то из мальчишек без ведома старших ушел из дому. Подождут. Куда они денутся?
Всю ночь отец Сергея с братом и с Поповым-отцом ездили на мотоцикле, останавливались, сходили вниз по реке, звали ребят: может, где-нибудь их прибило к берегу, услышат, отзовутся. Но в ночной мгле слышался лишь голос рассерженной реки. Вернулись в десять утра. Увидели опергруппу: тоже пошли искать. На календаре уже было 26-е число, воскресенье…
Часа в два или в три видят — к дому направляется милиционер.
— Ничего нет. До самого Рыбного дошли (это сорок километров).
И пошел день за днем в неизвестности. Продолжали искать. Поднимали вертолет — безрезультатно.
Весть, что потерялись двое мальчишек, всполошила поселок. Половодье подняло реку на пять метров, лед все крушит. Стали толковать, что утонули ребята, либо льдиной затерло тела, либо унесло… В двух километрах от поселка вниз по течению — остров. Может, там? Правда, в такую погоду туда еще никто не заглядывал, не бывало такого…
Оперуполномоченный Ягоднинского райотдела милиции, руководитель поисковой группы Ю. И. Стафиенко, авторитетно сообщал корреспонденту местной районной газеты:
— Все эти дни группа из трех человек прочесывала берега Дебина метр за метром. Стреляли в воздух, кричали в мегафон… Никого и ничего! Группа была оснащена биноклями, наблюдательными трубами, рацией. Для поисков использовали служебно-розыскных собак. До самой Колымы проверили речку. Говорите, остров? На остров попасть не смогли, на лодке не переправиться…
Словом, вроде бы сделали все, что было в их силах. Вроде бы — потому что неясности оставались. Например, про тех же собак: сторожевые псы в Ягодном есть, а вот розыскных ищеек вроде бы не видали… Не обращались к таежным охотникам, уж они-то мастера выискивать следы. Попозже стали говорить, что и остров осмотрен, только как попали туда, осталось неясно.
Наступило резкое похолодание, повалил снег, грянули заморозки. В спасение ребят, в то, что они живы, уже почти никто не верил. Только отец-Попов сказал матери Алеши: «Даже через сорок дней ты не оденешь черный платок. Сына мертвым пока не видали…»
Сын у них был один.
Где же происходят описываемые события?
Не в средней полосе России, не на юге, а там, где климат совсем не балует людей: на крайнем северо-востоке страны — в Магаданской области. Дебин — приток Колымы; поселок Ягодное — колымская глубинка, от областного центра — Магадана — более полутысячи километров. Места вокруг безлюдные, тайга, горы, сопки, хозяева в этих краях медведь да волк; правда, за последнюю четверть века повыбили их и тут, но глухие уголки еще остались, хотя долина Колымы вдоль и поперек исхожена геологами, изрыта, изроблена вся искателями золота.
На восток пойдешь — на Чукотку придешь; прямо на север — к Ледовитому океану выйдешь… Сплошная романтика. Двенадцать месяцев зима, остальное — лето, лето, лето…
Места — волшебные. О многих сложены легенды еще в далекие от нас времена. Одна из них повествует, как скакал по горным кряжам чудесный Олень, и где оставил след — ищи благородный металл, найдешь. Совсем как сказ про Серебряное Копытце на Урале. Покров тайны окутывает и некоторые названия, привившиеся сравнительно недавно. Озеро Джека Лондона — слыхали? От Ягодного тридцать километров. Почему — Джека Лондона? Почему Ягодное — понятно; брусника, голубика, смородина красная и черная, малина, подальше — жимолость. Как наступит ягодная пора, тащат целыми коробами, заготавливают на зиму, чтоб хватило до весны. Вообще, судьба не обидела эту суровую землю, послала ей много весомых и невесомых лесных и прочих сокровищ, приходи, пользуйся, только будь умником — не транжирь понапрасну. К себе строг, к земле добр. Дедова заповедь, потомкам в назиданье.
Но, скажем прямо, меньше всего по крайней мере, в тот памятный майский день — это занимало юных ягоднинцев Алешу и Сережу, когда они спускали свои «плавсредства» на быстротекучий, торопящийся куда-то Дебин. Отправляясь в плавание на пенопласте, наши путешественники не собирались выяснять каких-либо загадок прошлого и не затевали никакой робинзонады. История их мало волновала; и с Джеком Лондоном они еще не успели свести знакомства. Вчера вон тоже плавали соседские ребята на лодках-самоделках, а мы чем хуже. Что накануне и день был приветливый, и вода тихая, а сегодня все переменилось — кто на это смотрит, коли приспичило? И то сказать, вода манит, притягивает: вечное движение! Не надо кнута — повезет сама.
Дух захватывает!! Под ногами все зыбко, одно неосторожное движение — и потерял равновесие, опрокинулся в бегучую живую стремнину.
Так оно и случилось. Разъяренная река подхватила утлые плотики и враз понесла. Мелькали строения на берегу, вскоре и «Шанхай» остался где-то позади, к реке подступил лес. Куски пенопласта несло среди сломанных и вывороченных с корнями деревьев, чудовищных коряг, острозубых хрустких льдин. Тяжелая льдина с разгона ткнулась в Алешин плот, закрутила его, перекосила, Алексей беспомощно взмахнул руками и упал в темный Дебин. Сережа принялся поспешно прибиваться к товарищу, помочь, но льдина ударила и в его плот, он тоже оказался в воде.
Старший хоть и плоховато, но плавал; младший не умел вовсе. Поток их понес…
Всегда спокойный, выдержанный Алексей не растерялся и тут: оглянулся и, изловчившись, ухватился за ветки, нависавшие над водой. Крепко держась за куст, старался не упустить Сергея, его он тоже успел подхватить, хотя не помнил, как ему удалось дотянуться до него и не дать захлебнуться. Видел только отчаянное Сережкино лицо и как беспомощно шлепает тот руками по воде, то погружаясь с головой, то выскакивая с широко раскрытым, ловящим воздух ртом. Рванулся, ухватил, притянул к себе и теперь держал изо всех сил. Вода была холоднющая, обжигала, но ребята не чувствовали ничего. С трудом, сантиметр за сантиметром, Алеша выполз на отлогий берег сам и вытащил Сергея.
«Где опаснее, туда и лезет. На одном месте дыру вертит» — это так о Сергее говорила мать. Вот и довертелись…
Мокрые, дрожащие от холода, они долго отлеживались на ветру. Хрустела галька, рокотала вода… Неужели пронесло? В первый момент ни о чем не думали — спаслись! Алеша стянул резиновые сапоги и вылил воду; Сережа последовал его примеру, удивившись, сколько воды могли вмещать ботинки. Потом в поселке скажут: нашелся ботинок, стало быть, ребята утонули; нет, оба ботинка были при нем.
Выглянуло солнце, обсушило их. Встали, пошли по берегу. Оказалось, их прибило к острову. Небольшой кусок земли с кустами по краю, с песчаными, перемешанными с галькой отмелями, с зарослями лиственницы, длинный, вытянутый, узкий: с одной стороны вода и с другой стороны вода — русло реки и ее рукав. Как выбираться? «Плавсредства», само собой, унесло…
Донеслось тарахтенье моторов: по левому приподнятому берегу Дебина тянулась трасса Магадан—Якутск, по ней в ту и другую сторону проносились автомашины, ребята даже видели их, но оттуда кому придет в голову смотреть на пустынный голый островок.
Близилась ночь. Стало холодно, страшно. Болели ноги.
Все же удача ждала их и на сей раз — в глубине острова наткнулись на домик… шалашик, хоть временное, а жилье! Изладил его кто-то из всякого бросового хламья, старых досок, выловленных в Дебине, фанеры, но сейчас он показался им царским домом. Видать, смастерили какие-нибудь любители романтики из их же села. Летом — прибежище для рыбаков; зимой, в пору лыжных походов, можно передохнуть, растопить железную печурку, часок-другой посидеть, обогреться. Вот и топчаны, матрацы, худенькое одеяло, стол. Чистая вода рядом — родничок, заботливо оправленный в деревянную бочку. Красотища! Живем, ура! Завернувшись в одеяло, прижавшись тесно друг к другу, ребята уснули.
Проснулись утром от холода. Этот холод! Теперь он не оставит их ни на минуту. Днем, правда, стало теплее, но все сильнее мучил голод. В домике нашли пачку чая, пачку соли и спичечный коробок с двумя спичками. Попытались разжечь огонь, но сырые ветки не горели. Спички кончились. Пошарили по углам, авось, еда какая завалялась,— ничего! Нашли возле дома траву — гусиный лук, с жадностью съели… Сережка вспомнил рассказ геологов: когда заблудились в тайге и остались без еды, спасались почками. Отыскали березу, нарвали почек, стали макать в соль и есть. Напились из родничка.
Так прошел первый день на острове. Случись все попозже, ближе к осени, выручили бы ягоды; увы, до ягод было далеко…
В сопках, должно быть, таял снег,— Дебин разбушевался. В такую пору в реку не сунутся даже самые бывалые рыбаки… Ребята с тоской подолгу смотрели на хмурые волны, а надежда не покидала их — может, кто-нибудь вызволит из плена… Силы таяли, а тут еще комары — заедали заживо.
Обычай в этих краях известен: в домиках оставляют сахар, лук, соль, обязательно чай, консервы, курево, ложки, книжки… да, и книжки, чтоб не скучать… славный неписаный закон: помнить, что ты не один на свете. Сегодня ты о ком-то позаботишься, завтра тебя выручат. Но это в тайге, в глуши, далеко от жилья. А здесь — близко, село — рядом. Может, и запасов от этого оказалось всего-ничего.
На второй день, спустившись к урезу воды, они долго надсадно кричали, охрипли, но никто их не услышал, хотя машины продолжали пробегать по тракту. Крики заглушал шум реки: даже в Ягодном, в домах, во время паводка слышен ее рокот.
Так началась их жизнь на необитаемом острове.
Впрочем, сказать, что остров был так уж необитаем, пожалуй, нельзя. В домике обнаружились постоянные обитатели — мыши. Алексей лег спать, проснулся — носка нет, а потом, глядь, лежит дырявый, изгрызли. Белка бегала, гладили ее, но не трогали.. Убить и съесть? Нет! Даже мысли не было.
Однажды ночью услышали рев, почти рядом. Медведь? Алешка вскочил, закричал, звуки затихли. Ушел медведь… А может, и не медведь вовсе, а река рычала-гудела? Вооружились, однако, сковородой и топором, чтобы защититься в случае чего…
Два выстрела послышались вдалеке,— может, стреляли в медведей? А может, их искали?
После этого случая спать стали хуже, все время вскакивали, прислушивались.
Потянулись дни, похожие друг на друга, как серые волны Дебина.
Все больше мучил голод, слабость, ноги не держали. За травой теперь ползали на коленях. Нарвут, принесут в домик, там съедят. Потом подолгу лежат без движения. По утрам Алексей тормошил товарища, заставлял его подниматься, выходить на воздух. Не ссорились, держались друг за Друга, как могли. Делились скудной пищей, уступали один другому, хотя и уступать было нечего: пучок травки, даже не пучок, а два-три тоненьких зеленых стебелька с белыми корешками.
И меж собой если и говорили теперь, то все больше о еде: кто что любит и что бы сейчас съел. Воображение рисовало дымящиеся тарелки густого горохового супа или жирного борща, но больше мечтали о вареной картошке (с тушенкой — пальчики оближешь!). От этих разговоров только сильнее разгорался аппетит, муки голода становились непереносимыми.
По долгу старшего Алексей старался за двоих. У него, у Алексея, у первого же и сдали силы. Через несколько дней родничок почему-то иссяк, за водой пришлось ходить к реке. Вроде бы и рядом, а сил совсем не стало, пока доберешься — измучишься. Во время одного такого выхода у Алеши закружилась голова, и он упал в реку. Теперь уже Сережа вытянул друга за ноги на берег. После этого случая они как бы поменялись ролями: Сергей стал больше ухаживать за обессилевшим товарищем: приносил ему травку, выводил подышать «на улицу»…
Дни они не считали. Сколько их прошло, сбились со счету. Знали только, что много. Дебин продолжал подниматься, все более отгораживая ребят от остального мира.
Ищут ли их? Они верили, что ищут. Слышали, как па сухопутье стреляли, звали их, но отозваться уже не могли: далеко, да и не стало сил. В галлюцинациях возникал родной дом, родители, сытое семейное застолье…
Наступил день, когда они уже не могли подняться. Лежали в полузабытьи. Но надежда не оставляла их…
Начиналась четвертая неделя пребывания на острове…
Нашли их на двадцать первый день. К острову в резиновой надувной лодке приплыли трое: Виктор Мирошников и Михаил Семкин, недавние выпускники Ягоднинской средней школы, и десятиклассник Володя Хлюпин.
Было 16 июня. Потом этот день журналисты назовут вторым днем рождения Сережи и Алексея.
С приближением лета поселковые ребята часто заглядывают на остров: приезжают сюда порыбачить. Колымские дети! Мать может и не знать, что они на рыбалку отправились. В тайге вырастают, спокойно ориентируются в любой ситуации; а тут что, остров какой-то, почти дома. Говорят, что домик на острове ими построен: может, и приехали проверить, каков он перед новым сезоном, тем более что установилась погода и река по-притихла.
— Там два домика,— рассказывал потом Володя Хлюпин,— один охотничий. Мы в нем оставляли запас чая, сахара, соль, печенье и сухари… Но ребята ничего не нашли — все было разорено. Оставляли с зимы лыжи, их сломали… Может, медведи, а может, и люди,— разбить да разломать для иных какое-то удовольствие… Ну, зашли в домик и нашли их. Ребят, значит. Я открыл дверь, а они с топором, думали медведь. Увидели нас, заплакали, никак в себя прийти не могут, до того рады! Глядеть на них — беда. Такие оба страшные. Сережка белобрысый, блондинчик, и вовсе стал белый… Алешка не лучше… Накормили их. У нас были две банки кильки и банка котлет. Много не давали: нельзя после голодовки. Чаем с сахаром напоили. Печку разожгли. Мышь поймали, пустили в воду — поплыла… Тут немного и наши робинзоны оживели, стали улыбаться. Мыши им, наверное, и не давали покою, они их за медведей принимали. Показывали, чем питались: белыми корешками стебельков. Даже не верилось, что живые, в школе объявляли, что ребята пропали.
— Живые-то живые. Но вид их пугал. Худющие, вроде бы даже и нереальные. И плакали как-то не обычно, беззвучно, словно и не замечая, что плачут. Однако раздумывать некогда, надо было выбираться с острова. Появление спасителей, казалось, прибавило им силы. Но ненадолго. .
Пошли к лодке. Алешка отстал. Вернулись — он сидит на кочке скрючившись. «Я задыхаюсь…» Подняли его, понесли. Тут силы сдали и у Сережки. Взяли на руки и его. Алеша стонет: «Я тяжелый…» — «Молчи. Не таких носил!» — отвечал ему Володя. Мирошников и Семкин несли Сережку.
Благополучно добрались до Ягодного. Дорога к дому — мимо милиции. Зашли, вызвали «скорую». Машина увезла ребят в больницу.
— Почему плохо искали ребят? — (Ведь на поверку-то выходит, что искали-то плохо.)
Инспектор по делам несовершеннолетних Валентина Федоровна Дробот и Юрий Иванович Стафиенко, старший розыскной группы, да и другие, уверяют, что было сделано все, что можно. Все ли?
Остров — рядом с поселком, можно сказать, под носом, и длиной он всего с два километра, и не очень густо зарос. Не джунгли. Но именно остров-то и остался непрочесанным. (Удивление перед этим фактом выражали и «Известия»). Бездумно легко сработала вера в гибель ребят, в сомнительные заверения мало ответственного подростка Андрея Буранова, утверждавшего, что видел, как утонул Алеша. Может, ему льстило, что он в центре внимания, что все знает? Но взрослые почему легко ему верили? Вообще роль Андрея в этой истории оказалась неприглядной. Примчался к Добрыниным: «Нашли вашего Сережку, один ботинок на нем. А Алеша утонул…» Действительно, ботинок нашли, только чей, опознать не удалось. Оставили находку на берегу, побежали за взрослыми, когда вернулись, ботинка не было — смыло волной.
Родители пропавших просили: поищите по домикам охотников, сенокосчиков, в тайге таких немало… На переговоры с авиаторами ушло несколько дней. В аэропорту поселка Семчан сперва отказали: «Конец месяца, а не выполнены еще более важные заявки», потом сообщили, что вылет назначен на первое июня, однако из-за плохой погоды вылетели только четвертого. Про остров кто-то сказал (кто — теперь не припомнят): «Смотрели там, никого нет…»
Как они выжили?
Лежали в больнице какие-то безразличные, неулыбчивые.
— Ты что, не узнаешь меня, сынок? — спрашивала Алешина мать, припадая к сынишке.
— Узнаю,— отвечал он тихо, не поднимая глаз, и надолго замолкал.
Сережа оправился от потрясения быстрее. Но и спустя многие месяцы он все еще будет вспоминать, как на острове с Алешей спали «в деревянной кроватке» и кто-то по ночам царапался в дверь, лез к ним…
Алеша вылежал больше месяца — расшалилось сердчишко; Сережа провел в больнице двадцать пять дней. По-прежнему тянулись друг к другу: играли, посиживали молча рядышком, о чем-то беседовали.
Ребят часто навещали Володя Хлюпин, Мирошников, Семкин. Приносили гостинцы — лимонад, печенье. Приходила Сережина учительница Ирина Германовна Рябцева. Сидела подолгу, не спешила уходить, рассказывала новости.
Приходили родители, родственники, соседи…
Перебывала чуть не половина Ягодного!
Врачи, медицинские сестры старательно ухаживали за маленькими пациентами, были начеку. Сережа в недавнем прошлом угодил под автобус: не напомнит ли о себе теперь прежняя травма?
…Ягоднинская районная больничка мне показалась игрушечной, маленький низенький домик, оконца до земли, будто из старинной сказки, не хватает лишь доброго волшебника; впрочем, вот он, в белом халате.
Заведующий детским инфекционным отделением Борис Александрович Синицин, приветливый, общительный человек — дети к нему тянутся,— охотно делится своими размышлениями:
— Случай уникальный, редчайший! Я работаю двадцать восемь лет, подобного в моей практике еще не бывало. Первый случай такого голодания, с таким исходом…
Случайность ли то, что произошло? Как сказать! В районе нет своих пионерских лагерей, детей возим в Сосуманский район. Куда деваться в свободное время? Ребята часто без присмотра… К нам пострадавшие поступили шестнадцатого июня. Были тяжелые, с явными признаками дистрофии, предельно ослабленные, сильно искусанные комарами, в ссадинах и расчесах… Осторожно пришлось выводить и из стрессового состояния…
Делали, разумеется, все необходимое — от внутривенного вливания до щадящей диеты и лишь спустя время дали полноценное питание. Ребят еще какое-то время продолжал мучить голод, вернее, рефлекс голода… Не обошлось без осложнений. У Сережки был небольшой гепатит, у Алексея — миокардит, воспаление мышцы сердца. Сейчас все в норме. Оба на ногах, набрали прежний вес. Теперь им простор нужен, бегать, радоваться жизни!
Доктор помолчал и продолжал:
— Да, конечно, колымские дети — особенные. Стойкие, закаленные. Через шестидесятиградусные морозы пройдут и в тайге не растеряются. Старших ребят, ну, тех, которые спасли, вообще хоть куда забрасывай как десантников. Словом, дети геологов, промысловых рабочих… народ дюжий! Ну и человеческие качества. Здесь у нас философствуют: «Если, мол, сравнивать с Западом, там дети съели бы друг друга, а здесь помогали». Может, так, может, не так, но доля истины есть. .
Крайний Север чем, к примеру, еще характерен — здесь почти нет бабушек и дедушек. Как подходит время выходить на пенсию, уезжают «на материк», поближе к теплу; отец, мать работают, ребята предоставлены себе, поэтому они здесь более самостоятельны, чем, скажем, в средней полосе России. Случается, разобидятся на родителей и уезжают на день, на два в тайгу. Обыкновенная вещь!
Воспитывается независимость, хотя есть в этом и известная опасность: теряется чувство ответственности, дисциплины. Что же им все-таки помогло? А то, о чем я уже говорил: они с природой в контакте. Понимали, как нужно обходиться в подобной ситуации. Тайга им то же, что городская квартира! Погибают те, кто не знает Север, эти — выросли в окружении суровой природы, можно сказать, с первых шагов, с малолетства уже понимали и любили ее, тянулись к ней; и она отплатила им — не допустила до погибели… Уменье обойтись малым — это, я считаю, тоже сыграло им добрую службу. Сработало чувство взаимопомощи, сознание своей ответственности за другого. Малыш себя отлично показал! Крепкий парень! Не гляди, что всего семь лет!
Какие выводы? Да они сами напрашиваются: ребята проявили настоящую выдержку и человечность. Выжили потому, что не нарушили главного старинного закона таежников, как у нас принято говорить,— не переступили через упавшего человека. Не озлобились, не кинулись отнимать что-то друг у друга: наоборот, делишись последним. История поучительная и для иных взрослых.
— Я убежден,— эти слова доктор говорит с силой,— они могли бы еще неделю продержаться. Да, да! Такой запас прочности у них. Заметьте: изменилась погода, стало тепло. Словом, выдержали бы еще. И вообще, эта история говорит о колоссальных возможностях и резервах человеческого организма…
Природа постоянно задает нам загадки.
В Брянской области потерялась Снежана Маркина, девочка двух с половиной лет. Родители привезли ее в поселок Ржаница из Риги, погостить у тети. Играла с ребятами на опушке леса, возле дома, и вдруг исчезла. По тревоге подняли районную милицию. Всю ночь с фонарями прочесывали лес, оглядывали каждый куст. Нашли на другой день у поселка Красный Бор. Как ни в чем не бывало Снежана вышагивала по тропинке, пройдя больше пяти километров. Девочку осмотрел врач. Здоровехонька!
Поразительный факт преподнесло землетрясение в Мехико в 1985 году. Во время спасательных работ из-под развалин шестиэтажного родильного дома донесся детский плач. Откопали, спасли 58 младенцев. Без питья, без пищи новорожденные провели под обломками почти трое суток и остались живы.
История показывает: люди, пережившие кораблекрушение в океане и спасшиеся на плотах или в лодках, часто погибали отнюдь не от недостатка пищи и пресной воды,— их преждевременно убивал страх.
Один знаток тайги, дикой флоры и вегетарианского питания поучал: «Тут, брат ты мой, все имеет значение, каждая капелюшечка. К примеру, нашел траву, а как ее пользовать? Листочки молодой крапивы сперва помять в ладошках, тогда можно есть. И не ужалит. Полевой лук — надо травинку потянуть вверх из стебелька, чтобы обнажился белый кончик, откусить его, а после жевать… Ничего, проживешь!»
Объективную оценку случившемуся в Ягодном дал кандидат медицинских наук Марк Белоковский в своем интервью корреспондентам «Известий».
Как ученого-исследователя Белоковского давно занимает проблема выживания в критической ситуации, режим питания в условиях вынужденного долгого голодания.
Напомним, какова была суточная температура на Дебине в период описываемых событий. Ночью до минус четырех-десяти, днем от нуля до плюс восьми градусов. Временами сильный ветер, снегопад, дождь, переходящий в ливень…
— Факт действительно уникальный,— говорит исследователь.— В картотеке, куда я стараюсь заносить все достоверные случаи пребывания людей в экстремальных условиях, ничего подобного нет. Не встречал я и в зарубежной печати упоминаний о ситуациях, когда дети без еды такой длительный срок и в таких условиях «робинзонили»… Дело в том,— и это надо подчеркнуть,— что растущий организм особенно чувствителен к недостатку таких компонентов питания, которые мы называем незаменимыми,— к белкам и витаминам…
Парадокс заключается еще в том, что, очевидно, ребятами страх ощущался не так, как он переносится взрослыми. Сложность обстановки воспринималась ими несколько по-иному, и это едва ли не самое примечательное…
Все кончилось почти счастливо! И однако же не могу обойти молчанием некоторые обстоятельства, вроде бы и далекие от случившегося, ко, может быть, более других предопределившие драматическое событие: имею в виду семейный, бытовой фон, окружающий жизнь ребят.
У Сергея в доме часты были пьянки. Оттого учился он неважно: за партой на уроке голову на руки уронит и спит,— дома не давали ни спать, ни уроки готовить. Взрослым не до сына, отсюда — полная свобода…
Когда не осталось надежд, что ребята найдутся, родители цветы в реку покидали, потом девятый день справили, пили горькую за покойников. Когда же дети нашлись и их поручили заботам врачей, приходили «под мухой» в больницу — теперь уже «на радостях!».
Мальчишки экзамен выдержали, а пошел ли урок впрок взрослым?
