СОКРОВЕННОЕ
Как туман, раздвигаю шторы
И до предрассветной звезды
Сам с собой веду разговоры,
В том не видя большой беды.
Тут и чаянья, и поминки.
Всем я нужен, повсюду вхож.
Вторя мне,
Стучит на машинке,
Наклонившись над крышей,
Дождь.
И лифь вспыхнет от солнца рама,
Предъявляет, как напоказ,
Мне
Зеркальная амальгама
Ретушь синюю
Возле глаз
Да на стенах домов потеки».
И едва ли уже прочтешь
Расплывающиеся строки,
Что в ту ночь
Напечатал дождь.
ЗАКОН ТАЙГИ
Называвшийся богом таежным,
Исходивший полмира пешком,
Был он в сущности
Типом ничтожным,
Да зато
Экстракласса стрелком.
И согбенный добычей, бывало,
Сеял он по привычке беду,
Даже птахи не миловал малой,
Лишь бы ствол разрядить на ходу.
…Как он ни был увешан железом,
Как ни крался тропою косуль,
Как ни верил ружейным нарезам
И мгновенной реакции пуль,
Час пробил!
Но ни слуху ни духу
Не осталось о том, как в пургу
Бог таежный
С распоротым брюхом
Опочил на январском снегу
Над изодранной в клочья котомкой…
И под утро у горной гряды
Замело равнодушной поземкой
И его, и медвежьи следы.
ПРОЗРЕНИЕ
Немецкая
Слышится речь на бульварах.
И в стайке горластой,
среди молодых,
Я вижу туристов,
Не то чтобы старых,
Но ровню свою — безупречно седых.
А Крым
Весь в надгробиях и обелисках,
Успевших в гранитную землю врасти.
Наверное, больше их, чем кипарисов…
И мимо никак никому не пройти.
…Что думаешь ты, сивобровый баварец,
Об этих щемящих, как боль, остриях?
А вдруг, как и прежде,
«Дойчлянд юбер аллее»
Рождает горячку в твоих сыновьях?
И снятся им ночью свои «мессершмитты»,
Свой план «Барбаросса» и собственный «блиц»?
…Вечерние тени упали на плиты
И стали похожи на щели бойниц.
Молчали туристы.
Мгновенно состарясь
На фоне чужих краснозвездных могил,
Сутуло стоял сивобровый баварец
И нервно
Рукав свой пустой
Теребил.
В МЕМОРИАЛЬНОМ ПАРКЕ
Словно бы на запах хлебной корки,
Как какой-нибудь Тяни-Толкай,
Около Зеленой ходит горки
От «Фонтана»
Взад-вперед трамвай.
Тормозит почти у каждой арки,
Возле пионерских лагерей.
Я сойду в мемориальном парке,
У черты гвардейских батарей.
…На ветру
Закладывает уши,
Как в часы,
Когда на берегу
Гаубицы били и «катюши»
Здесь в сорок четвертом
По врагу.
Их огонь
Фашистов
Напрочь выжег…
Так что, дорогой Тяни-Толкай,
Вез меня ты в мир веселых книжек,
А попал я на передний край.
У «ежей» хожу и по траншеям
Трогаю металл торпед и мин…
И листва блестит апрельским клеем
Над подлодкой,
Поднятой с глубин.
