Человек самобытный, быть может, даже и чудаковатый делает нашу жизнь веселее и ярче.
…Есть в Юргамышском районе Курганской области крохотная деревенька Озерки. Среди других глядится чисто промытыми оконцами один бревенчатый домик. Живет здесь Трифон Матвеевич Плотников — один из таких вот «чудаков», по мнению многих. Натуры доброй, но характером боевой и задорный, он не обижается, когда его так называют.
— Ну какой же пенсионер на свою не очень великую пенсию отправится за тысячи километров в Сибирь за какими-то саженцами кедра! — рассуждают одни.
— Мало того,— удивляются другие,— привезет он этих маленьких кедрочков сотни две-три, а то и четыре — и тут же раздарит их знакомым и незнакомым людям!
А те, кого природа обделила добротой,—и вовсе усмехаются:
— Бескорыстным показать себя хочет. Ждет, чтобы о нем в газетке пропечатали!
Трифон Матвеевич посмеивается да удивляется:
— Чудные, право, люди есть. Сибирский кедр — ну разве это не краса земная! Надо, чтобы он везде рос — могуч, крепок и широк — как душа русская!
И смотришь, опять жена собирает своего немолодого уж супруга в дорогу дальнюю. Встретят знакомые Трифона Матвеевича, бодро вышагивающего с чемоданчиком в руке:
— Опять в края сибирские?
— Надо, кедр уж заждался меня, ребятки.
Когда поиссякли невеликие пенсионные сбережения, Трифон Матвеевич пришел в областное общество охраны природы:
— Выручайте, друзья.
Здесь поняли седого посетителя. С того времени он ездит в кедровые питомники Сибири уже как лицо командированное. В коллективе Анджеро-Судженского питомника, куда особенно часто приезжает зауральский энтузиаст, давно его знают и всегда с радостью помогают: снабдят саженцами, расспросят, как прижилась предыдущая партия деревьев, дадут в дорогу брошюры, добрые советы.
Сидим с Трифоном Матвеевичем на берегу тихого озерка. Мой собеседник — босиком, в длинной навыпуск рубахе и в свои семьдесят лет — живой, как ртуть! То сбегает домой — жена наказала караулить уху, то торопится к берегу проверять наживку на удочке, то бежит отгонять кур, клюющих червяков в жестянке. И успевает говорить со мной:
— Сколько всего посадил кедров? Скажу точно, сам считал — пять тысяч штук. Много? Нет, браток, не много. Надо хотя бы еще столько же!
— Почему кедрами занялся на пенсии? — переспрашивает Трифон Матвеевич.— Это история Отдельная.
Отец Трифона — Матвей Антонович — тоже был особенный человек. Любили его в Озерках за добрый нрав, за честность. И потому доверяли Матвею самое святое дело — нарезать землю. Каждый хозяин двора вытягивал из шапки билет с номером земельного надела. Матвей Антонович однажды попросил у деревенского схода дать ему самую бросовую землю, какая останется после раздела.
Отговаривали его и шуткой, и здравым советом:
— Брось, Матвей, не, дури! Вон лог только остался с ручейком да поляна вся в кочках возле него! У тебя же семья немалая, о чем ты думаешь?
— Вот и отдайте мне лог с кочками! — упрямствовал Матвей.
Раз так настаивает — отдали ему и лог, и кочки. А через два года не узнали односельчане этого места. Оазис, да и только! В широком логу разлилось зеркало пруда, а где были кочки — там колосилось поле пшеницы, обсаженное по краям березками. В пруд Матвей запустил мальков карася, и вскоре ребятишки, а затем и взрослые, облепили берега.
Матвей Антонович поставил рыбакам условие:
— Карася в пруду много, прижился он хорошо. Но чтоб и внучатам нашим досталась эта красота, ловить только на удочку и не больше, чем по ведру в день! Пруд этот кормил деревню до самой войны. В сорок первом Матвей Антонович проводил на фронт всех троих сыновей, а вскоре занемог.
Пруд без догляда зарос, весной в паводок некому было подладить плотину, и ее вскоре размыло совсем. Рукотворный уголок снова стал глинистым логом с ручейком.
Перед смертью Матвей Антонович оставил один наказ:
— Закончится война, придут домой сыновья. Пусть пруд для людей восстановят, и пусть садят, садят лес. Я любил лес.
Из троих сыновей с войны вернулся только один — младший, Трифон. Константин и Геннадий погибли. Завещание отца передали младшему, и он запомнил его накрепко. Но жизнь сложилась так, что выполнить отцовский наказ Трифон Матвеевич смог только на пенсии.
Когда он посадил первый десяток кедров росточком до колена, походил за ними, что за ребятами малыми, то прикипел к ним накрепко. Памятью об отце, павших на полях родной земли братьях и стали 5000 кедров, рассаженных лично Трифоном Матвеевичем за последние годы.
— Пять тысяч — много это или мало? — спросил я лесоводов из Уральского лесотехнического института.
Они мне отказались верить… Оставалось посоветовать им съездить в Юргамышский район, в деревню Озерки. 3500 юных кедров зеленеют вблизи деревни Раздольной, еще возле детского дома в селе Кипели, также в самом райцентре, ну и, конечно, в Озерках. За огородами родной деревни Трифон Матвеевич заложил кедровый питомник площадью около гектара, огородил его.
Планы у лесовода-любителя большие. Собирается снова в Кемеровскую область, чтобы привезти несколько тысяч саженцев сибирского кедра и рассадить их вблизи Кургана, в районах области. А спроси Трифона Матвеевича о его любимом дереве — будет рассказывать часами.
Идем с Трифоном Матвеевичем околицей деревни. Торная дорога вывела к пруду, густо поросшему по берегам ивами. Плавали желтые листья по воде, скользили по темной глади резвые чирки.
— И кто же пруд восстановил?
— Да я и восстановил,— добродушно ответил мой спутник.— Конечно, приходилось не раз нанимать бульдозеристов, но все-таки пруд опять жив, и даже краше, чем сорок лет тому назад.
Соорудил плотину Трифон Плотников только одному ему известными способами и средствами: отказывал себе во многом, экономил, чтобы привезти и засыпать в тело плотины около 40 самосвалов глины да распланировать тракторами насыпь. Но как-то бы ни было — радость на душе у него большая. Наказ отца — вот он: пруд глубок, чист, плеш,утся дикие утки, и рыбу мальчишки ловят.
Конечно, было бы наивным представлять жизнь этого интересного человека сплошной идиллией пенсионера с причудинкой. Кому-то другому, с иным характером — не таким неунывающим и добродушным, как у Трифона Матвеевича,—пожалуй,-и не выдержать всех его хлопот и забот. Если уж не все понимают — зачем все это нужно Плотникову, то бережет его труд и вовсе далеко не каждый.
— Разве забором защитишь дерево. Его может защитить только совесть людская,— грустно качает головой Трифон Матвеевич.
Выпишет в лесхозе столбы для изгороди — их растащат, привезет штакетник — его кто-нибудь увезет… Но надо выписать на несколько часов грузовики или конную подводу, чтобы привезти доски для изгороди, купить билет до Кемерово или съездить в Юргамыш к секретарю райкома, который очень помогает и поддерживает лесовода из Озерков,— все эти стариковские хлопоты Трифону Матвеевичу милы, и без них, он считает, жизнь была бы серой и скучной.
…Перед тем как распрощаться, мы зашли с хозяином домика в горницу. Трифон Матвеевич достал с полки русскую тальяночку, какой теперь уже мало где увидишь, и неожиданно молодым крепким голосом затянул старинную уральскую песню. Лукаво прищурив глаза и раскачивая в такт седой головой, он пел про лесное раздолье, родную сторонушку…
