Экономическое могущество нашей страны тем прочнее, чем лучше известны нам и освоены собственные природные кладовые.
XXVI съезд КПСС утвердил, в частности, программу форсированного развития добычи газа — с целью довести ее объем до 600—640 миллиардов кубических метров в 1985 году. Весь прирост газодобычи (38—47 процентов) предусматривалось получить в Западной Сибири.
Автору предлагаемых здесь записок 30 лет; восемь из них живет и трудится на Тюменском Севере. Механик-водитель Сургутской вышкомонтажной конторы объединения «Обьнефтегазгеология», он на своем тягаче избороздил тайгу вдоль и поперек. «Мои записки,—говорит Алексей Манец,—посвящены лишь небольшой части многотрудной работы на тюменской земле»,
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Лишь только солнце яичным желтком вылупилось из-за шершавых сосен, мы уже копошились у тягача. Сегодня предстоит длинный путь, так что запасаемся горюче-смазочными материалами. Прежде чем залить масло в баки, его необходимо подогреть. Вот и шаманим у огня. Стоит отойти от костра, как воздух начинает щекотать в носу. Холодом обдает лицо, перехватывает дыхание. Безо всякого термометра ясно, что сейчас за тридцать.
Подходит повариха:
— Вот вам гостинец. В дорожке пригодится.
Принимаем увесистый пакет. В радостном смущении даже «спасибо» сказать забываем. Ведь нужно же было ей после утомительного дня встать на час раньше обычного и настряпать нам на дорогу!.. А женщина улыбнулась и скрылась на кухне, ей было просто приятно проявить материнскую заботу о нас.
Кладем на огонь остатки сушняка, чтоб «запастись теплом» на дорогу. Дрова горят ярко. Еще с минуту наслаждаемся костром и покидаем стоянку.
Тайга встречает молчаливо, и ни одна птица не снимается с поникших веток. Наверное, грохот для обитателей леса стал привычным. Навстречу выплывают деревья. Трудно передать радость этой минуты, незабываемое чувство восторга, которое пленит меня всякий раз, когда, соприкасаясь с тайгой, я вижу все это. Быть может, кому-то такая картина покажется однообразной и скучной. Но я ради таких минут готов трястись в тягаче целый день.
Со мной монтажники. Рядом — Валера Фисенко, у двери — Саша Кайдалов. Мы едем следом за ребятами звена Евгения Сорокина, которые ушли раньше нас. Здесь, на Восточно-Сургутской площади, буровую закончили, сдали ее промысловикам, а теперь путь дальше — за Локосово, на Островную площадь. Предстоит проутюжить около двухсот километров. Не спешим. На пути — увалы, а в кузове тягача — «бендежка» с хозяйством монтажников, а сзади на тросе — «пена», на которой теснятся две емкости, с горючим. В спешке можно все это потерять.
Молчим, потому что разговору мешает шум двигателя. Остается только смотреть в окно. С левой стороны тягача—обширная впадина- Там растут низкие и горбатые сосенки, образующие довольно широкие перелески. Какими жалкими кажутся эти деревца, вступившие в борьбу с заболоченной почвой! Вершины у них чахлые, а то и вовсе засохшие. Спустя некоторое время тягач взбирается на возвышенность. Двигатель, надрываясь, толкает двадцатитонную махину. Сзади остаются клубы дыма.
Местность меняется. Высокой стеной подступил к зимнику лес, и все вокруг, кажется, дремлет. На пнях высокие снежные папахи. Под тяжестью комьев снега арками наклонился молодой тальник. Поодаль полосой проходит бурелом. Ураганный ветер оборвал жизнь великанов на этом участке. Трудно представить более, неприятное препятствие в тайге, нежели буреломы — густое сплетение из стволов и веток богатырей-деревьев, прикрытое снегом. Не знаешь, где ступить ногой, куда направить тягач, все предательски замаскировано. В такие участки лучше не соваться. Обходим их и у ручейка останавливаемся на привал.
Разжигаем костер, подвешиваем на рогатулине чайник. Валера заводит разговор:
— Вот мне жена говорит: чего я до сих нор шатаюсь по тайге, мокну, дерзну? Чего не жить, как все люди? Уже почти десять лет горбатишься… Хватит, пусть другие, а то они в тепле, а ты как заяц под кустом трясешься…— Отхлебнув чайку, продолжает: — А я вот как думаю: пускай кто другой наслаждается теплом, это его дело.-А мы вот…— и неожиданно замолкает. Но мы понимаем, что он хотел сказать…
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Рассвет сдирает с вершин сухостоя мрак ночи. Утро слабо сочится сквозь щели и окна балка. Пора подниматься. Одеваюсь быстро, как по тревоге, но к завтраку запаздываю. Трактористы к этому времени уже успели подкрепиться и из наших емкостей пополняют баки горючим.
Колонна покидает стоянку. Мы плетемся в хвосте. Вижу — ребята начинают ерзать на сиденьях. Такая езда надоедает. Решаем остановиться; подождать несколько часов, а затем догнать уходящую цепочку техники. Я занимаюсь осмотром крепежа грузов. Валера с Саней о чем-то разговаривают и, судя по жестам и выражению лиц, как всегда спорят. Хотя в их внешности и характерах нет ничего общего, чувство мужской дружбы удваивает их силы. И если за что возьмутся, то у них все спорится.
Через час на горизонте появляется мутная завеса непогоды. С севера приближается буран. Вскоре все вокруг засвистело, завертелось. Зловеще зашипела поземка.
Трогаемся в путь и надеемся вскоре настичь колонну. Вот уже виднеется последний трактор, он тащит передвижную станцию и сварочный аппарат. Давлю сильнее на педаль газа. Тягач бросается на обгон. Внутри что-то грохает, звук двигателя становится звучнее и с чиханием. В недоумении останавливаемся. Вытаскиваю сиденья, заглядываю вовнутрь. Искры фейерверком сыплются на днище машины. Виной всему — пробитая прокладка коллектора. Сейчас загореться враз можно. Становится не по себе. Глушу мотор. Стало хорошо слышно вой пурги и рокот уходящих тракторов. Постепенно растягивается снежный ковер между нами. «Ну все, приехали»,—с горечью говорю ребятам. В нескольких словах объясняю суть дела. Они меня прекрасно понимают, за долгие годы работы научились разбираться в технике не хуже механизаторов.
— Ну и что? Сделаем! — уверяет меня Валера.
— Чем делать? — недоумеваю я.—У меня нет поронита.
— У нас должен быть,—обращается Фисенко к Кайдалову,— давай посмотрим.
Взбираемся на кузов. Открываем «бендежку», в ней черт ногу сломит все перемешалось от тряски.
— Вот, нашел! — радуется Валера.—Хотя кусочек маленький, но вполне хватит для прокладки.
Занимаемся ремонтом. Мешает пурга. Злой ветер щиплет лица, хватает за руки, сыплет за ворот снег. Струйки воды пронизывают спину. Закоченелыми пальцами выдираем из бровей снежную наморозь. Время проходит. Уже из боковых кустов выползают сумерки и прикрывают нас тенью. Голод, как червь, точит нутро. Последнее усилие!
Без происшествий, но глубокой’ ночью добрались до очередной стоянки. Забираемся в балок. Там полумрак. В печурке вспыхивает пламя, освещая тусклым светом фигуры спящих парней.
Ужинаем молча. Голод не любит разговоров. Тревожно шумит лес. Ветер полощет борты тента. Прорывается в щели, забивает дымоход. Дым из печки расползается по балку. С каждой минутой все настойчивее проникает к нам холод. Мы шевелимся, поеживаемся, забираемся в спальные мешки, свертываемся в комочки, как береста на огне. Холод чутко сторожит сон. Кажется, никогда я с таким нетерпением не ждал утра…
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Погода сегодня как будто не обещает козней.
Утром уходим колонной. На пустыре нас встречают снежные бугры. Они, как дюны, продолговатой формы. Кругом уже успели настрочить куропатки. Здесь сворачиваем на дорогу, ведущую к буровой. Её недавно проторило дорожно-строительное управление. В каком состояний зимник, пока не знаем знаем одно, что впереди еще километров пятьдесят.
На пути —увалы. Ожесточенно работаю рычагами, Выворачиваю на обочину. Тягач осторожно сползает вниз, потом натужно, с ревом наверх. Мы то стремительно кренимся вперед, то откидываемся назад, то подпрыгиваем. Эх, дороги! Не легче становится и тогда, когда выбираемся на равнину. Можно ехать только посередине. Не удержишься — сносит влево, вправо, и наша крепкая машина, перемешивая гусеницами снег, идет с пробуксовкой.
Вся беда в том, что дорожники при проминке зимников применяют свое «изобретение». Выражаясь языком монтажников, занимаются халтурой. Для того, чтобы передвинуть буровую, необходимо натоптать или намять гусеницами тракторов 25-метровой ширины дорогу. Им же не хочется днями утюжить рыхлый снег. Вот они и идут на хитрость: берут пачку леса, цепляют к трактору, протащат туда-сюда ее и —готово. От этого зимник получается некрепким, хотя ровность и гладкость обеспечены. А стоит туда сунуться с грузом… А (ведь нам надо протащить установку ! Шутка ли — тащить двадцатитонную махину по непригодной для этого дороге! Может ‘возникнуть вопрос: как быть в таком случае? Ответ простой: взять и доделать зимник самим. А почему? Ведь за это дорожники отвечают!
Допустим, звено монтажников прибыло на буровую для очередных работ. Бригадир, прораб ли осматривает
дорогу, по которой предстоит тащить установку, Видит — трасса непригодна для этого. Он ставит в известность руководство конторы. Те, в свою очередь, сообщают в строительно-дорожное управление. Там возмущаются: да не может быть! В результате начальник данного участка вылетает вертолетом на место событий. Как гласит восточная мудрость: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Прогоните трактор по краю дороги,— предлагают монтажники.
— Чего мы туда полезем, там провалится техника,— отказываются дорожники.
— Если на тракторе боитесь туда соваться, то как мы потащим вышку?—удивляются монтажники.
Завязывается длинный разговор. А дни бегут. И звено строителей не у дел. Вот тут-то и лопается терпение монтажников: они пускают в г ход свою технику и доделывают зимник.
Забегают после этого дорожники. Вы, дескать, «подпишете» нам трассу, а мы для вскрытия мерзлоты выделим вам трактор «Катерпиллер». Этой техники у монтажников нет, а обычными бульдозерами не всегда удается управиться. Вот и приходится идти на уступки. А как очередь дойдет до «Катерпиллера», так тот обязательно оказывается неисправным. Остается монтажникам взять бензопилу и полосовать непокорную для ножа бульдозера землю.
…Я для чего сделал это отступление? Потому что то же самое и здесь. Потому что у дорожников, которые наминают эту дорогу, всего два трактора, и то один из них сломан…
Вся колонна останавливается. Выясняем, в чем дело. Оказывается, нас догнала автомашина. На ней приехали Владимир Бердников и начальник транспортного цеха Александр Ноздрачев, привезли горючее, продукты, свежие газеты. Что ж, неплохо! Ноздрачев делает обход. Беседует с механизаторами, интересуется настроением людей, узнает о состоянии техники. Спустя час они уезжают обратно. А мы еще некоторое время задерживаемся: обедаем, просматриваем газеты. Они заставили нас на какое-то время забыть трудную дорогу и даже голубое небо, освещенное солнцем.
Только поздним вечером пробились к буровой. Здесь имеется пять балков. Так что места хватит всем. Не придется тесниться в двух наших походных. Расселяемся по «квартирам». Пробрасываю от тягача переноску. Вскоре в печке шалит огонь. Балочек наполняется живым
духом. Хочется спать, но я пишу. Знаю, что впечатления о трех днях — а их много — сохранят свою остроту и непосредственность только в том случае, если будут записаны сейчас же, когда еще ощущаются следы физического напряжения и перед глазами еще маячат обочины дорог. Когда в душе еще не остыло чувство радости за своих товарищей, идущих через испытания, выпавшие на долю геологов…
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Бригадирский балок наполнился людьми. В коллективе 12 человек. Большинство ребят молодые (до 30 лет), но уже испытавшие в полной мере таежное житье-бытье. За годы работы в полевых условиях они крепко сдружились. Этому, конечно, способствовал Евгений Кузьмич Сорокин, обладающий волевым и общительным характером, сумейший сколотить дружное звено и подчинить его общей цели. И не удивительно. Ведь с профессией монтажника Сорокин связал свою жизнь двадцать лет назад. Работал в Грозном. В 1967 году по, приглашению старого знакомого Михаила Капацевича приехал в Сургут. «Так,— говорил,— на год, чтобы посмотреть просторы…» Но через год не уехал обратно, а словно прикипел к этим местам. Уже через три года возглавил бригаду монтажников. Я не раз, видел Сорокина беседующие с кем-нибудь. Пригладит, бывало, шершавой ладонью волосы, закурит папиросу и с интересом слушает, потом интересуется вроде бы самым обыденным. Но, оказывается,— важным. Вот поэтому росли мои симпатии к нему. По-моему, именно такой человек способен создать дружный коллектив.
— Ну так,— начал бригадир,— прибыли на место благополучно. Сейчас займемся демонтажом и перетаскиванием оборудования буровой на новую точку. Расстояние приличное — пятьдесят километров. Это вы знаете. В каком состоянии дорога — сами видели. Вообще-то лучшего и не стоило ожидать. Я, конечно, поставлю в известность руководство нашей конторы. Но ждать, пока разберутся,—дело долгое. Да что вам объяснять — не новички. А работать надо. Вначале будем таскать легкие грузы. На обратном пути идти по сторонам дороги, расширяя зимник. Ходить попарно, чтобы в случае чего помочь друг другу. Так что за дело.— Говорил бригадир мягко и в то же время требовательно.
Окружающий лес отозвался на грохот тракторов, на стук и звон топоров. Откуда-то появились даже две собаки. Они, вероятно, учуяли жилье и примчались в надежде поживиться, сразу же расположились поближе к кухне и хитрыми глазами начали следить за дверью. Что ж, и этот уголок земли обжит.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Работа не прекращается. Люди не считаются с усталостью. Но до конца работ — как пешком до Сургута! В этот день трудные рейсы. В пути никогда не знаешь, где ты будешь через час, два, три или к вечеру. Вот и сегодня думал попасть на обед, но вышло так, что еле к ужину поспел. А все опять из-за плохой дороги.
Тягач натужно тащил «пену». А я беззаботно наблюдал, как мелькает в деревьях маленькое солнце. Но вскоре началось болото. Гусеницы давили, утрамбовывали сугробы. Колея исчезла, ее засыпало снегом, и машина шла словно вслепую. На развороте неожиданно попала в выбоину, стукнула балансирами. Лязгнули об отбойники траки, и кабина наклонилась. Буксовал долго, но выбраться не удалось. Тяжелая ноша не давала тягачу продвинуться ни назад, ни вперед. Хочу отцепить трос. Напрягаюсь так, что перед глазами полетели мушки. Вернее, не мушки, а какие:то темные пылинки с зазубренными острыми краями. Но и из этого ничего не получается! Думаю оставить тягач и возвратиться на буровую, пешком. Знаю, что сейчас помочь некому. Тракторы сегодня на такое расстояние не пойдут. Уже захлопнул дверку кабины, как меня осенила мысль: а не попробовать ли лебедкой? Хорошо, что недалеко отъехал от деревьев. Наростил трос, зацепил за дерево и пошло. Отсюда и вывод: быть настойчивей и думать. Открытие, конечно, не новое, но наперед полезное.
К вечеру я уже на прямой. Открывшийся вид буровой вознаграждает меня за все усилия, заставляет забыть усталость. Пополняю запас топлива, чтобы рано утром уйти в рейс. Подошедшие монтажники удивляются:
— Куда это ты столько горючего деваешь? Случайно, сам его не пьешь?
— У меня в одной упряжке четыреста пятьдесят лошадей. Надо же их чем-то кормить,— шучу в ответ я.
— А ты попробуй сеном,—слышу чей-то голос.
Дружный хохот гремит вокруг нас.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Лишь только-только забрезжил рассвет, как мы с очередным грузом в пути. Торопимся доставить последнее оборудование. Потому что завтра надо сделать передвижку буровой установки. Она уже стоит на транспортных тележках в ожидании своей очереди.
Пока дорожники возились со своими тракторами, мы утрамбовали гусаницами рыхлый снег, а мороз-трескун спаял его льдистой коркой. Так что все было готово.
По рации нам передали, что на перетаскивание вышки прибудет кто-то из руководства конторы. Вот теперь Кузьмич ходит у тяжеловеса, дотошно проверяя, все ли на своих местах…
Когда, возвратясь из рейса, беззаботно сидели в столовой, послышалось стрекотанье вертолета. МИ-8 коснулся земли, и из него выпрыгнул заместитель директора по производству Ф. И. Семилеткин. Это высокий жилистый мужчина, отличающийся от других «конторских» своей выносливостью. Для него протопать километров двадцать — тридцать не составляет особого труда. Не успел Семилеткин обойти вокруг буровой, как примчались дорожники. Они сновали рядом с ним, прося подписать акты. об окончании строительства зимника.
Чем все это закончилось, я не знаю. Потому что мы опять ушли в рейс, трудный рейс, которыми так насыщена наша жизнь…
ДНИ ПОСЛЕДУЮЩИЕ
…Перетащив буровую установку на новую точку, бригада принялась за ее строительство. А наши быстроходы уже на нижневартовской дороге.
Нескончаемо плывет навстречу лента зимника. Впереди — Сургут. Но на этом дороги для нас не кончаются. Они будут, непременно будут — старые и новые, легкие и трудные…
