Сквозь шторы, никогда не закрывавшиеся нагл’ухо, пробивалась бледная, едва различимая полоска света. Мегрэ помедлил, лежа на спине с открытыми глазами. Из кухни донесся запах кофе, и, услышав, как открыл ась и ту! же захлопнулась входная дверь, он уже знал, что жена побежала за свежими рогаликами для него.
Утром он ничего не ел, пил только черны й кофе. Зато по воскресеньям и праздникам, как было заведено женой, ему полагал ось долго оставаться в постели, а мадам Мегрэ выходила из дома и покупала ему рогалики на углу улицы Амло.
Сегодня он все-таки встал, сунул ноги в шлепанцы, накинул халат и раздвинул шторы. Он знал, что делать это не следует, что жена огорчится. Чтобы доставить ей удовольствие, он способен был на большую жертву,но валяться в постели, когда это надоедало, было выше его сил.
Снег так и не выпал. Конечно, могло показаться странным, что человек, которому перевалило за пятьдесят, разочарован тем, что в рождественское утро’ на улицах нет снега, но ведь пожилые люди совсем не такие серьезные, как считает молодежь.
Свинцовое, грязновато-серое небо нависло над крышами домов. На бульваре Ришар-Ленуар ни души; напротив над большими воротами слова на вывеске «Склады Легаль, сын и компания» чернеют, как вакса. Непонятно почему, но заглавная буква «С» выглядит как-то грустно.
Мегрэ снова услышал, как жена снует взад и вперед по кухне, на цыпочках проходит а столовую, старается не шуметь, даже не подозревая, что он стоит у окна. Часы на тумбочке у кровати показывали только десять минут девятого.
Накануне вечером они ходили в театр, а после спектакля охотно бы закусили, как все, в ресторане, но оказалось, что столики везде уже заказаны для рождественского ужина, и они отправились к себе. Домой пришли около полуночи, потому им и не пришлось дожидаться, когда можно будет вручить друг другу подарки.
