В Казанском музее имени А. М. Горького готовится к открытию комната, посвященная Андрею Степановичу Деренкову. Что это был за человек, чем объясняется интерес к его личности?
…Был он сыном бывшего крепостного крестьянина, державшего лавку в Казани. Андрей получил нехитрое трехклассное образование (позже окончил приходское училище), помогал отцу в торговле, и ничего особенного судьба ему, вроде, не готовила.
Но юноша был слишком энергичен, жаден до знаний, пытлив, чтобы безразлично относиться к событиям, потрясавшим Россию. Стачки, забастовки, громкие судебные процессы над борцами за социальную справедливость… Спросить: «почему?» было не у кого, и Андрей стал много читать, а потом, разыскав запрещенный Указатель лучших книг и журнальных статей товарищеского общества братьев Покровских из Челябинска, начал собирать революционную литературу. Литература эта подсказывала одно: надо бороться. Вокруг библиотеки Деренкова возник кружок самообразования, который привлек многих свободомыслящих людей. По существу, его члены вели революционную деятельность. Деренков поддерживал ее доходами своей небольшой торговли. Квартира молодого Лавочника превратилась в место конспиративных встреч. »
Как-то студент-медик Кудрявцев привел к Деренкову высокого сутуловатого парня, назвал Алексеем Пешковым и попросил приютить, шепнув, что парень очень толковый и обязательно пригодится в кружке. Кудрявцев не ошибся. Сначала, получив доступ в деренковскую библиотеку, Пешков серьезно занимался самообразованием. Познакомился с «Капиталом» Маркса, прочел «Наши разногласия» Плеханова («злокозненной» назовет впоследствии эту библиотеку Горький и скажет, что физически родился он в Нижнем Новгороде, а духовно — в Казани). Потом, когда было решено организовать булочную, так как расходы на книги и печатание брошюр росли, Алексей Пешков стал и вовсе незаменимом человеком. Он изучил в пекарне Семенова, самодура и пьяницы, хлебопечное дело (И начал работать в новой булочной. Трудно было. Ночами — работа. А утррм, наполнив корзину, в которую вмещалось до двух пудов булок, Алексей отправлялся их продавать. По заданию руководителей кружка он вместе с булками разносил запрещенную литературу, передавал записки членам подпольных кружков, студентам.
Трудно было не только молодому Пешкову, но и Дереншву, который тоже не знал отдыха и покоя в заботе о революционном деле. Ведь дело это требовало не только мужества и энтузиазма, но и больших материальных средств. Вот что впоследствии писал Горький: «Все чаще случалось, что люди, не считаясь с ходом дела, выбирали из кассы деньги так неосторожно, что иногда нечем было платить за муку. Деренков, теребя бородку, уныло усмехался: «Обанкротимся. Несерьезно все. Все всё берут — без толку. Купил себе полдюжины носков — сразу исчезли…» Это было смешно — о носках, но я не смеялся, видя, как бьется скромный, бескорыстный человек, стараясь наладить полезное дело, а все относятся к этому легкомысленно и беззаботно, разрушая его. Деренков не рассчитывал на благодарность людей, которым служил, но он имел право на отношение к нему более внимательное, дружеское и не встречал этого отношения».
Два года жил Алексей Максимовичу Деренкова (1885—1887), а затем жизнь надолго разлучила их. Политическая обстановка была сложна. Голодный 1887 год, страшный год реакции. В декабре произошла сходка студентов Казанского университета. Начались массовые репрессии. За булочной на Большой Лядской, за молодежью, которая посещала конспиративные собрания, был установлен негласный полицейский надзор. Последовали первые аресты. Кружку грозила опасность. Пришлось объявить о роспуске и спешно скрываться. Деренков с восемью рублями в кармане бежал в Сибирь.
Людям пришлым сибиряки не удивлялись. Поэтому, когда Андрей Степанович добрался до глухого селеньица Лебедянка в Томской губернии, там его особо не расспрашивали — кто да откуда. Мол, обживется — увидим. Было беглецу в то время тридцать три года. Он вполне еще мог начать в этом тихом месте тихую жизнь, обзавестись вместо книг ружьишком, лодкой, бить зверя, ловить рыбу, вдыхать смолистые запахи девственной тайги… Попробовал Андрей Степанович… Но понял, что уже не обойтись ему без дел ж книг.
Так уж случилось, что прибыл сюда Деренков в очень знаменательное для всей страны время. Здесь был найден уголь. Правда, разговоры о том шли только в Западно-Сибирском отделении Русского географического общества, и царские власти в 1888 году еще не торопились с детальным изучением района. Однако к концу века строительство шахт, а затем и угледобыча все же начались. И опять, достав челябинский указатель, начинает Деренков собирать книги…
С открытием угольных копей в близлежащих поселках — Анжерке и Судженке — глухомань становилась все менее похожей на глухомань, все более проникал сюда революционный дух. Шахтеры были пролетариями чистейшей воды — угнетенными, но не забитыми. Андрей Степанович быстро нашел с ними общий язык.
…Странный это был лавочник. Удивительно, как он только не проторговался в пух и прах! В долг попросят — дает без уговоров; если должник долго расплатиться не может — сделает вид, что забыл о долге. А вот что рассказывали о Деренкове старые горняки Анжеро-Судженска (местная газета «Борьба за уголь», 15 января 1957 года): «Задолго до революции Деренков давал порядочные суммы денег подпольной партийной организации, под всякими предлогами выдавал для чтения запрещенную литературу, принимал и скрывал в своем доме тех, кого искала полиция».
То, насколько был верен себе «купец-революционер», выдавало в нем цельного, недюжинного человека. Огромное мужество и честность надо было иметь, чтобы, оказавшись в чужих краях, и потеряв лучших друзей, начать жизнь сначала и вновь пойти опасной дорогой борьбы, пусть не открытой, но — борьбы. Стать примиренцем не позволяли ему воспоминания, не позволяло прошлое. Частенько задумывался он о судьбе своих казанских товарищей. О некоторых из них доходили кой-какие известия. а вот куда Алеша Пешков канул… Будто сквозь землю провалился…
Революцию Андрей Степанович встретил как праздник, жалея только о том, что исполнилась его мечта, когда ему уже перевалило за шестой десяток. В первые же месяцы Советской власти он сделал рабочим города прекрасный подарок — передал в пользование свою библиотеку, которая насчитывала около двух тысяч книг. Они были собраны уже здесь, в Сибири. Не каждый библиофил способен на такой нравственный подвиг, тем более что в коллекции имелась немало ценных изданий.
И до революции, и долгое время после нее существовал в Томске книжный магазин Макушина, куда наведывался Андрей Степанович, бывая в этом городе. Но однажды заинтересовали его не книги на прилавке, а портрет писателя. лицо которого показалось знакомым. Но фамилия — «Горький» — ничего не говорила. Продавец охотно объяснила пожилому человеку, что это псевдоним Алексея Максимовича Пешкова. Радости Деренкова не было предела. Не откладывая, написал он Горькому, а вскоре получил от него посылку с книгами— «Бывшие люди», «Фома Гордеев» и «Мещане». Тогда и завязалась переписка. Андрей Степанович не раз гостил у Горького в Москве. Алексей Максимович тоже собирался навестить его в Лебедянке, уже были четкие планы поездки — но, к сожалению, не удалось Горькому побывать в Сибири. Дружба Горького и Деренкова продолжалась долгие годы.
Следопыты клуба «Поиск» Анжеро-Суджеиского Дома пионеров об этой дружбе знают не меньше, чем сотрудники казанского музея Максима Горького. Между ними существует тесная связь. Недаром, приезжая в Анжеро-Судженск, научные работники первым делом идут к ребятам. В 1977 году благодаря им музей получил неизвестное письмо Горького, переписку казанцев с Андреем Степановичем в сороковые годы, а недавно поехала в Казань… резная деренковская этажерка. Резная этажерка незамысловата и… пустая. Дело в том, что книги Деренкова исчезли бесследно. Две тысячи томов — не иголка в сене. Но сдаваться следопыты не собираются. Пока они нашли тот самый знаменитый указатель Покровских, который дает некоторое представление о содержании бывшей библиотеки.
Не дает покоя следопытам и пропажа заветной шкатулки Андрея Степановича, в которой хранились письма Горького, Шаляпина, Скитальца. Пропала она сравнительно недавно, в пятидесятых годах. Шансов найти шкатулку почти нет, но ребята все-таки надеются на удачу.
…Исчезла библиотека, исчезли письма, но не исчезла память. У некоторых людей сохранились еще воспоминания об Андрее Степановиче. Вот письмо старейшей учительницы, ветерана народного образования Л. П. Шубиной, которая пишет, что детей он любил, часто угощал конфетами и всегда говорил: «Приходите еще!». Она помнит, как смешно, по-волжски «окал» лавочник и как это веселило ее и подружек. Потом довелось Шубиной учить правнучку Деренкова Галю Чубисову, и вновь она увидела его в последние годы жизни. В то время жил Андрей Степанович у внучки Анны в старенькой избушке.
…За печкой, в тепле лежал маленький, сухонький, похожий на сказочного старичка-боровичка дедушка и читал книгу Л. Толстого «Казаки». Увидев гостью, чтение прекратил и очень обрадовался затеянному ею разговору. С большой гордостью рассказал, что пригласили его в Казань, чтобы восстановить булочную, где работал Алексей Максимович.
— Ну, мыслимое ли дело: почти столетнему старику в такую даль ехать!..— сокрушались родные.
Так или иначе Деренков не раз побывал в Казани и оказал музею неоценимую помощь. Приглашали его там работать, но слишком прочно укоренился он в Сибири, слишком полюбил этот край, нехитрую свою Лебедянку и ее жителей. Кое-кто из старожилов еще помнит, как Деренков, будучи в преклонном возрасте, брал книги в Анжерской библиотеке и носил их в мешке за плечами для чтения лебедянцам. Это был замечательный книгоноша,. простой, скромный, умеющий заинтересовать.
Простой, скромный… Но если добавить к этому еще и «великий» — ошибки не будет. Великий книгоноша — именно им был Андрей Степанович Деренков.
