Христина Денисовна — человек известный. Ее рукодельные работы — коврики» игрушки — не раз бывали на областных» всероссийских выставках прикладного искусства. Газеты о ней писали, телевидение передачи ей посвящало» в кино Христину Денисовну показывали…
Она еще и рисует» и лепит, и строит. И тот, кто видел ее работы и потом пытается рассказать о своих впечатлениях, всегда пользуется одним и тем же словом — «поразительно» «поражен», «поразительное искусство».
А Христина Денисовна удивляется:
— Никак не понимаю: ну, что тут поразительного? Неграмотная я баушка-то. И говорю плохо, и слова не все выговариваю.
Не понимает Христина Денисовна в безыскусной душевной своей простоте, что даром владеет редким, удивительным.
— Вся моя жизнь — в этой вот кропотушке. Охота все это было делать всю жизнь. Много переделала, ох, много! И все — своими руками: узоры, скатерти, полотенца, коврики. Пряла, ткала, вышивала, шила. Я ведь и портниха, и все добрые люди— ко мне. Шила на людей платья, кофты, юбки, шапки, фуражки.
А потом наш батька четыре года на войну ходил. Нас оставил — пять человек. Детки все — в школу, да все малы. И я все сама правила: сено косила, дрова ладила. Сегодня не сделаешь, так надо завтра пораньше встать. Корова-то вредная была, не принимал ее пастух — тоже сама пасла. И мне все охота было делать, и не тяжело было,
У меня так до сих пор и осталось: делаю, делаю, остановиться не могу, хоть и стара уже. Меня даже люди, бывает, попрекают:
— Ты что, от ума отстала, за чем тебе все это?
А мне — пусть что хотят, то и говорят. Мне интересно. Я захожу в свой дом, и все у меня тут есть: все, что когда видела, слышала, со мной навсегда остается. Все — с самого детства.
Вот и раскрыла свой секрет Христина Денисовна: не должна уходить из жизни человека пережитая им радость, изменчивая красота времен года» память о дорогих сердцу местах и людях. И удержать все это рядом должно искусство…
— Родилась я в деревне. Вот, смотрите, на коврике моя деревня. Вот в этом домике жили, а это — соседский. А это — речке. За речкой-то — луг. А на лугу, вишь, лошадь пасется.
Вот так в деревне было, когда я девчонкой бегала. Работы-то в деревне много. Родители-то сами работали и с детей спрашивали. Старший брат тоже сидеть не давал. Иван-то Денисович трудиться любил, все сам умел — плотницкие работы, телеги, инвентарь сам ладил. Кони у нас были — так он и кошевку, и сани. Я тоже умею сани сделать. Все умею…
А рукоделие тоже с той поры пошло. Чтоб рукоделье уметь, надо с детства начинать. Руки приловчиться с малых лет должны. Вот у меня внучка Света, хорошая девочка, учится хорошо и музыке учится на пятерки. А вот так сделать уже не сможет. Уже время вышло. Сызмальства надо начинать.
Вот глянь-ко, скатерка. Мне восемьдесят годов, а она, поди,— тоже старушка. Пятнадцать годков мне было, когда ее вышивала. Прочная еще: стираю — хоть бы что. Узор — цветы по углам. А посредине — салфетка кладется, тем же узором вышита. По старинке-то подносы на стол ставились. Вот и я свой поднос сделала. Ручная работа. Филейка — тоже ручная работа. Мы филейку-то свяжем с мамой, бывало, натянем ее, хоть большую, хоть маленькую, и вышиваем, какой рисунок надо, шерстью. А шерстку тоже мама сама пряла — тоненько-тоненько.
Вот с детства все и получилось. И рисунки — с детства. Что такое лыко, знаете? Это с липы кору надирают. Она как канва. Я коврики из лыка делаю, а потом их раскрашу, разрисую -— красиво получается.
А сейчас у меня Саша-то, сын, робит в мастерской. Он какой ящик не нужен — изломает, принесет домой. И я на дощечках тех красками рисую. Что понравится, то и рисую. Большую добрую семью собрала вокруг себя Христина Денисовна. Свела вместе и поселила под крышей своего небольшого гостеприимного дома таких непохожих друг на друга, разных судеб и жизней людей.
— Вот Лев Толстой. И это — он тоже. Тут он еще молодой был. Тут на обороте надо смотреть. Это я из журнала вырезала: Толстой в кругу семьи. Вот семья-то какая была у него большая.
Тут тоже на обороте надо смотреть. Тоже из журнала: Байконур, домик Гагарина. И на моей стороне— домик Гагарина.
А ,это — моя любимая артистка Мария Пахоменко. Как на сцену выйдет, такая спокойная, как запоет — так заслушаешься. Вот я ее у себя дома и оставила. Нарисовала вместе с гитаристом, который играет, когда она поет. Онисим его зовут.
А это я свадьбу в Малиновке нарисовала. Дедушка с бабушкой внучку ростили, ростили. Андрюшка-то приехал да вот ее и увез. А они вслед в окно смотрят…
«По Дону гуляет казак молодой», «Под окном черемуха колышится». Вот так я и композирую. У меня ведь многое с телевизора. Я все смотрю, а делаю, если мне только понравится.
А эти женщины в белых длинных платьях, с косами — «Ой, цветет калина…» Это две сестры. Они не русские певицы. Они на празднике песни пели, свои, национальные. А потом диктор по телевизору объявил, что будут они песню русскую петь «Ой, цветет калина в поле у ручья». И как пели-то они хорошо! Мне понравилось. На другой день я встала поутру и давай их рисовать.
Фигуристы Ирина Роднина и Александр Зайцев. Хотели картину в Свердловск увезти, да я не дала — жалко. Я их по телевизору видела. Катаются, катаются… Мне их жалко стало. Думаю, пусть отдохнут, посидят, чайку, попьют, и нарисовала их за отдыхом.
Что-то от язычества есть в самобытном, неповторимом мироощущении Христины Денисовны — от тех далеких времен, когда, одухотворенная мыслью и чувством человека, вещь начинала жить и, обретая силу талисмана, служить ему, помогать исполнению желаний…
— А вот это — гости ко мне на день рождения едут. Эти игрушки я целый год делала. Это — внучек, он в шестом классе учится в Свердловске, цветок в руке — бабушке везет. А вот Света в голубом платье и оранжевом берете. Это — сношка, Светина мама. Это внучка от дочери Вали, сумка с подарками у нее и веточка. А это как раз и есть «Тихий океан» — сын Толя, баянист и моряк…
«Я играю на гармошке»: у Мишки-медведя — день рожденья. Он самовар поставил — гостей-то надо угощать. К нему друзья пришли — козочки, волк, лиса, кролик. А медведь на гармошке играет.
Природу и животных я люблю. Я же выросла в деревне. Игрушки у меня почти все животные: зебра, овечка, лошадь, жеребеночек… Игрушки я для себя делаю, а людям нравится, они все их просят у меня.
Ну вот такая игрушка: танкист и моряк на посту у Кремля. Это сыновья мои, один танкистом служил, другой — моряком. А еще солдаты были нарисованы. Москва картину забрала, Пограничников у пограничного столба тоже Москва забрала.
«30 лет Победы» игрушку делала. Я ее в Москву послала — письмо пришло с благодарностью. На Олимпияду… Ишь, не могу выговорить слово-то… Тоже послала. И Катерина, что своего Данилушку ищет в сказах Бажова,— тоже в Москве.
Ковров-то у меня много. Их я люблю делать. Вот этот называется «Тихий океан». Сын-то мой, Толя, во флоте четыре года прослужил. Ждала его, ждала, уж пора давно домой, а он не едет. Вот я и вздумала тогда ковер шить своему Толику. Назвала его «Тихий океан». Вокруг — волны, рыбы, чайки… Гуси идут в океан купаться. А по океану пароход идет, не знаю, как его назвать…
— Толя! Ну -ко иди, назови, на чем домой едешь. Вот-вот, на паруснике… Значит, на паруснике этом мой Толя домой ко мне возвращается — сам в матросской форме и бескозырке. Сшила я ковер, а он вскоре и приехал.
А этот коврик «Пусть всегда будет солнце» называется. Песню-то внучка Светочка всегда пела. Вот она, эта песня, как на коврике вышла. В середине — солнце, а вокруг цветочки, звездочки. А по бокам — домики. Коврик «Заповедник». На нем — поляна: грибы, ягоды, деревья. И окно: тут человек живет, заповедник от злых людей охраняет. Мне и ковер «С добрым утром» нравится. Тут и ягоды, и звездочки, и цветы.
Много у меня ковров. Подарила много. Сейчас вот в Москву много увезли. Выставку там делают. В Суздале у меня два ковра на выставке были. После выставки один ковер в Суздаль взяли, другой в Англию купили для музея. Тот, что в Англию, красивый был, шибко красивый. Мне его жалко. Ковер взяли, а мне выслали акты да чеки. Ну, что же я буду возражать, пусть смотрят в Англии.. Я спрашивала, почему так далеко мой ковер взяли, в Англию? Што там в Англии такие ковры не сделают? Они што, не плетут эти плетушки-то?
Иван Данилович Самойлов у меня много взял. Теперь он у меня хозяин — для музея у меня все берет. У него моих ковриков двенадцать, разного цвету. Игрушек тоже много. «Тихий Дон» у него: Аксинья да Григорий. У него — Петушкова выступает на своем Пепле. Петушкову-то я сразу смастерила, как увидела: лошадей-то очень люблю.
Вот, глянь-ко, какой офицер на коне! Я его по телевизору видела. В Венгрии бега бы’ли, и он на своем коне занял первое место. И как он мне понравился! Я сразу сделала ему коня и тележку сделала. Он у меня теперь живет.
А вот этого офицера я все время жалею. Он — с коня ,упал. Это Анны Карениной офицер. Вронский его фамилия. Бега-то были, гонки. И он с коня упал, бедный. Мне его жалко стало. Я его обратно на коня посадила…
Вот и это слово, «жалею», частое у Христины Денисовны, тоже не из сегодняшнего дня. И не слезную жалость оно означает. Доброе в нем, участливое сострадание. Сострадание, по которому жалеющий всегда деятелен, не только сочувствует, но и принимает на себя о другом, кто нуждается в помощи, активную, деятельную заботу.
— А это — брателка мой. Он почему на коне? Он в царской армии семь с половиной лет отслужил в кавалерии, а потом на коня — и на войну германскую. Потом уж домой пришел. Денисом Денисовичем звали его. Он уже помер. А у меня на коне сидит.
А вот русская тройка. Все в шапках, в шубах. Ту т пришлось еще сани делать, а к саням нужен ход, связь. Да это совсем не трудно: и молоток, и пилы — все есть. И топорик у меня маленький есть.
Много, ой, много переделала. Видишь, у меня хоть небольшой, но огородишко. Летом — хозяйство. Не так что я сяла и делаю. А так, что туды-сюды. То поделаю, друго поделаю. И подружек-то жалко. Старушки-то ходят: в мастерску-то шить не идут, я им лучше пошью.
— Света! Ты сумку-то последнюю покажи, синюю… Вот. Дерево с цветами и подсолнухи, и ягоды. Жалко таку в магазин носить. Вишь, мода нынче на старину пошла: лоскутом, косяками, треугольниками, елочкой сумки , расшивать. Я такую сумку, когда замуж вышла, в приданое принесла. Вот и на меня мода. На выставки приглашают, грамоты, благодарности — вот их сколько. Опять же телевидение виновато. Показало людям игрушки мои, коврики, рисунки. Теперь люди мне письма пишут. Довольны моей работой. Благодарят за нее. Красиво, говорят.
А красит-то что? Расцветка-то красит, расцветка. На коврики — тряпочки старые, лоскуты от шитья — все в дело идет. На коврики — и драп, и велюр можно, и сукно. Простое полотно тоже — ситцы, сатины. Вот синтетика плохо идет. Она скользкая, из рук прыгает.
Я так считаю, что главное в рукоделье— подбор. Главное, применять что к чему. Если у меня материала нету, то я отступаюся, ищу, пока найду, что подойдет. Пока не найду, делать не буду.
Я ведь нигде не училась. Я — самоучка. Но для себя я думаю, что главное — подбор. У меня был однажды художник в гостях, так он говорил:
— Не тот настоящий художник, который рисует, а тот, который знает, что к чему приставить, что к чему подобрать.
А еще заходил молодой парень из Москвы. Видно, учился он этому. Так он говорил:
— Уж слишком богата ты, бабуся, подбором.
— Правда? — я его спрашиваю.
— Правда.
— А как ты знаешь, что правда?
— Так я же вижу. Вот оно все передо мной.
Ну, раз правда, значит, я тоже художник.
…Поразительно самобытный все-таки человек и художник Христина Денисовна Чупракова из Алапаевска!
