Настоятельно рекомендуем нашим читателям поискать в библиотеках книгу Е. П. Брандиса, в середине прошлого года вышедшую вторым — переработанным и дополненным — изданием: «От Эзопа до Джанни Родари» (М., «Детская литература», 1980, 446 стр., тираж 30 000 экз.). Рассказывая в этой работе о переводных книгах, прочно вошедших в круг чтения детей и юношества, виднейший наш критик-«фантастовед» сжато и одновременно исчерпывающе характеризует и творческий путь очень многих зарубежных писателей-фантастов — от Жюля Верна до Станислава Лема (в частности же — и Жозефа Рони-старшего). А поскольку работа снабжена алфавитными указателями упомянутых в ней книг и авторов, она приобретает характер поистине неоценимого энциклопедического свода знаний по зарубежной детско-юношеской литературе.
…Победив малосимпатичных Коренастых, отряд Гура-Занка — «людей, живущих в воздухе» — возвращается к родным становищам, где их поджидает с основными силами вождь рода — Уамма, Голубой Орел. В арьергарде, окруженные воинами, у которых наготове нефритовые топоры, дубинки и дротики, движутся несколько десятков пленных, предназначенных для торжественного пиршества. Но торжествовать рано: высланные вперед разведчики сообщают, что в ближних кустарниках прячутся добрых две сотни воинов враждебного племени Красного Носорога…
Не правда ли: вполне может показаться, что речь идет об очередном романе из числа «доисторических»? Тех, едва ли не самым ярким образцом которых остается и по сей день знаменитая «Борьба за огонь» Ж. Рони-старшего? Ведь кто прочел ее б детстве, уже не забудет, вероятно, ни отважного уламра Нао, отправившегося с друзьями добывать огонь для родного племени, ни встречающихся на их пути мстительных рыжих карликов либо угасающих, живущих крохами былой мудрости людей-без-плеч из страны вод…
Что ж, Жозефа Рони-старшего мы вспомнили не случайно: речь идет именно о нем— и о его романе «Удивительное путешествие Гертоиа Айронкестля».
К «доисторическим» этот роман, впрочем, не относится. Жозеф Анри Рони-старший (1856—1940), хотя и известен в наши дни прежде всего своими книгами о первобытных людях, писал не только на эту тему. Младший современник Жюля Верна, за свою долгую жизнь он вместе с братом Жюстеном (с которым иной раз выступал в соавторстве) выпустил свыше ста томов сочинений и славу себе снискал остросоциальными романами о современной ему французской действительности… Однако нас сейчас интересует иное направление в его творчестве — по-видимому, мало освещавшееся критикой, а потому не отразившееся в наших энциклопедиях— от «Брокгауза-Ефрона» до «Краткой литературной» и последней «Б. С. Э.».
Дело в том, что Рони-старший писал и фантастику. С этой стороны он почти неизвестен современному советскому читателю: лишь дза-три его фантастических произведения переведены на русский язык за последние десять-пятнадцать лет.
Между тем, Е. П. Брандис, исследуя творчество Рони, пришел к выводу, что писатель этот, наряду с Ж. Верном и Г. Уэллсом,— один из предтеч современной фантастики.
Звучит как будто бы слишком громко, не так ли? И тем не менее…
Едва ли не самым первым Ж. Рони ввел в фантастику тему нечеловеческих, неантропоидных цивилизаций. Это — не столь малый вклад, как может показаться на первый взгляд. Фантасты прошлого века, отправляя своих героев в космические странствия, на любой иной планете находили заведомо человекоподобных носителей разума,— такой подход к делу был весьма и весьма типичен. Но не забудем: в том же девятнадцатом веке (правда, в самом конце его) закладывал основы современной — куда более широко смотрящей на вещи — фантастики Герберт Уэллс. И в том же девятнадцатом веке утверждал эти основы (притом отчасти — еще до первых романов Уэллса) и Жозеф Рони-старший.
Возьмем раннюю его повесть «Ксипехузы» (1887). Древние земляне становятся здесь свидетелями и жертвами вторжения неких кристаллических структур, пытающихся завоевать нашу планету. Будущему предводителю могущественного союза земных племен удается высмотреть «ахиллесову пяту» пришельцев: они — не бессмертны! И землянам, пусть с немалым уроном для себя, удается-таки отстоять родную планету…
Обратим внимание: мотив противостояния злонамеренным пришельцам возник у Рони за одиннадцать лет до появления классической «Войны миров» Уэллса; в фантастике даже малый этот срок — при особо ревнивом отношении ее читателей к оригинальности идей — оказывается весьма весомым! Кроме того, Уэллс носителями зла делает в своем романе все-таки удивительно земноподобных существ — спрутов, если соотнести их с обитателями нашей планеты. У Рони — иное, значительно более смелое и, кстати, созвучное идеям многих сегодняшних фантастов допущение: мыслящие конусы, призмы, цилиндры… И, наконец, не видя возможности мирного сосуществования с ксипехузами, герой Жозефа Рони, тем не менее, не ожесточился сердцем: когда пришельцы гибнут, он искренне скорбит о печальной судьбе этой иной, чуждой, враждебной, но все-таки — жизни…
По существу, о такой же кристаллической форме жизни — железо-магнитах — идет речь и в более позднем романе Ж. Рони «Гибель Земли» (.1911). Эта иная жизнь появляется на свет как порождение безудержной и бесконтрольной «технологизации» людского бытия, в результате которой исчезло на планете все разнообразие фауны — кроме, разве что, птиц, приобретших зачатки разума и даже научившихся человеческой речи. Чуждая жизнь пока еще не являет собою сформировавшуюся цивилизацию: лишь инстинкты, грозящие вот-вот перерасти в нечто большее, объединяют эти странные фиолетовые образования…
Несомненным новатором выступает Рони в рассказе «Неведомый мир» (1898). Герой рассказа — первый, очевидно, в истории мировой фантастики мутант,— человек с более быстрой, чем у обычных людей, реакцией, с большим объемом зрения (он даже наблюдает вокруг неизвестные нам проявления жизни), с ускоренной речью (окружающие не способны воспринять его «скороговорку»), с некоторыми другими чисто внешними отклонениями. И он передает эти свои изменения, оказавшиеся генетическими,— по наследству…
В одной из повестей («Нимфея», 1909) Ж. Рони изображает неведомое науке племя, приспособившееся к жизни в водной сфере — едва ли не в большей степени, чем на суше. В другой («Чудесная страна пещер», 1896) рисует еще один — обусловленный исключительными обстоятельствал’.и — вариант возможного развития «гомо сапиенс»: летающего человека…
Собственно, и в «доисторических» его романах мы можем — при желании — обнаружить совершенно фантастические существа. Разве не таковы, к примеру, в его «Борьбе за огонь» (1911) — голубые люди, обитающие в лесных дебрях,— могучие широкогрудые великаны, пока что предпочитающие передвигаться «по старинке»: на четвереньках? Или племя Ва — люди-без-плеч, которые зимой, подобно медведям, впадают иной раз в спячку?
Тех и других кое в чем напоминают и Коренастые из романа о Гертоне Айронкестле, вышедшего вскоре после первой мировой войны. Они неумелы в обращении с огнем, им неизвестно употребление металлов, питаются они полусырым мясом, молодыми побегами и кореньями и, в сущности, еще очень недалеко ушли от приматов. И тем не менее это вполне разумные существа, понаделавшие для себя уйму тайных убежищ и ходов-переходов под поверхностью земли, примитивно, но все-таки уже общающиеся между собой.
Любознательный главный герой романа, с несколькими друзьями отправившийся в глубь Африки на поиски неведомой страны, с помощью Гура-Занка благополучно минует территорию злонравных Коренастых. И вот уж там-то он попадает в поистине странный лес!
Здесь преобладают голубой и фиолетовый цвета. Среди растительных форм господствуют папоротники и… гигантские мимозы, достигающие высоты крупных деревьев и приобретшие в ходе тысячелетий эволюции совершенно необычайные свойства. Свойстаз эти заставляют героев романа впрямую говорить об интеллекте мимоз-гигантов: ведь их растительное сообщество словно бы «заэкранировалось» от окружающего мира, представителей которого чудо-мимозы допускают в свои владения лишь в тех пределах, в каких они не вредят дальнейшему их развитию, не нарушают их экологической (переходя, опять же, на современный язык) обособленности. У мимоз нет враждебности по отношению к людям: соблюдая диктуемые сообществом законы и ограничения, те вправе существовать рядом — и действительно здесь существуют. Эти местные «сапиенсы» — странные чешуйчатые люди с цилиндрообразными головами, усенчанными чем-то вроде мшистого конуса, с ртом в форме треугольника и тремя сплюснутыми дырами вместо носа,— прекрасно осведомлены об особенностях «разумных зарослей» и вкупе с ними составляют идеально сбалансированную экосферу… Чем, право, не иллюстрация к наисовременному роману о какой-нибудь экзотической сверхдалекой планете?
Но любопытна в романе Рони не только попытка нарисовать сугубо фантастический мир, в котором «верховодят» растения. Привлекают в этой книге и необычайно злободневные по нынешним нашим меркам размышления ее героев о взаимоотношениях человека и природы. Вот послушайте: «Я не могу допустить мысли, чтоб все виды, до австралийских двуутробок и утконосов, могли сохраняться долгие века для того только, чтобы погибнуть от руки человека… А мы истребляли без пощады, без милосердия. Наша цивилизация самая смертоносная, какие только когда-либо появлялись на земле… Сколько поколений кишащих здесь животных люди истребят или покорят себе еще до исхода двадцатого века?!..»
До чего же неожиданна у старого автора, родившегося как-никак 125 лет назад, и до чего же созвучна нашим временам глубоко гуманная эта горечь по поводу бездумно потребительского отношения ко всему живому, что нас окружает или могло бы окружать! А ведь писатель не знал ни современных мегаполисов с их далеко не целебным воздействием на окружающую среду, ни хищнического отношения гигантских промышленных корпораций к природным богатствам…
Что ж, Жозеф Рони-старший и в самом деле по праву может быть назван в одном ряду с Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом: не только превосходные «доисторические» его повести, но и столь современно звучащую «биологическую» его фантастику рано предавать забвению. У этих книг будет еще немало благодарных читателей.
