Зима пришла‘необычно рано даже для этих северных мест. Уже в середине октября ударили крепкие морозы, завьюжило, заснежило. Колючие ветры намели вдоль опушек сугробы, с головой прикрыли еловый подрост.
Утром, в первый день ноября, лесник Зяблов с трудом открыл дверь избушки, за ночь буран намел у крыльца высокий сугроб. Выглянул, и от удивления у него отвисла челюсть: посреди двора, в снегу лежал лось с огромными рогами-лопатами.
— Надо же,— ухмыльнулся Зяблов,— полтонны мяса с доставкой на дом!
Не закрывая дверь, на цыпочках вернулся в избу, сдернул со стены ружье и загнал в стволы патроны, снаряженные пулями. Осторожно, чтобы не скрипели половицы, вернулся в сени, выглянул во двор. Зверь лежал на том же месте. Лесник вскинул ружье. От волнения стволы ходили в его руках ходуном и он долго не мог выбрать убойное место. Наконец, когда палец уже готов был нажать спусковой крючок, он тихонько выругался и отставил в угол двустволку. В кармане у него лежала лицензия на отстрел лося, и, застрелив его сейчас, он бы не нарушил закона. Но одно дело выследить, перехитрить зверя, потратить на это уйму сил, доказать свой ум и выносливость и другое — добить попавшего в беду беспомощного лося.
Вздохнув, покачал кудлатой головой, словно отгоняя наваждение. Взял со стола каравай хлеба, искрошил его в тазик и вышел с ним во двор. При виде человека лось рванулся, попытался вскочить, но искалеченные ноги не держали его и он снова рухнул в снег.
Зяблов поставил тазик с хлебом к морде зверя. Опустившись на корточки, осторожно протянул руку, погладил толстую несуразную губу животного. Тот фыркнул, зло прижал уши, но остался лежать, только по его шкуре пробежала дрожь.
Лось был напуган. С самой осени беды преследовали его стадо: во время перекочевки отставшего лосенка загрызла рысь, а потом погибла лосиха. Было это по первой пороше, когда животных поднял с лежки приближающийся шум. Шло много людей, шли не таясь, прямо к зверям. Уже на самом выходе из болота, там, где протянулась маленькая гривка с синеющей полоской ельника, глаза лося заметили какое-то движение. Не сбавляя хода, он резко свернул в сторону, и в этот момент грохнули выстрелы. Уголком глаза вожак увидел, как споткнулась лосиха и рухнула на землю.. Что-то обожгло ему холку. В ужасе, не разбирая дороги, он прорвался сквозь линию облавы, уводя за собой остальных.
Три дня уходило стадо в безопасное место, останавливаясь на отдых в глухих неприступных местах. А скоро снова прогремел выстрел, вспугнув отдыхающее стадо. Среди убегавших зверей не стало второй лосихи.
После этого стадо забилось в укромное болото, днем и ночью оставаясь на месте. Теперь они были втроем. Вокруг много осины, ее корой и питались сохатые. Кочевать и оставлять за собой предательский след было опасно. Да и время настало лихое — после первых морозов дохнуло ‘теплом, прошумел дождь и снег покрылся настом, больно ранящим ноги.
А беда шла по пятам. Ветер доносил пока еще трудно уловимые запахи. По ночам из-за дальних холмов слышались тоскливые волчьи голоса.
Незваные гости пожаловали на рассвете. Раскинувшись веером, дюжина волков стала окружать сбившихся в кучку лосей. Наклонив головы, сохатые ждали нападения. Наконец один, самый голодный, прыгнул вперед и тут же упал с раскроенным черепом, попав под острое копыто старого лося. На секунду хищники смешались, но тут же, взвыв, кинулись на лосей. Еще один волк отлетел, сраженный копытом. Два хищника повисли на лосихе, а худая облезлая волчица с остервенением рвала горло упавшего лосенка. Стряхнув впившегося в бок волка, вожак яростно его растоптал, а затем, расшвыряв могучими рогами остальных, помчался от страшного места. Он летел как на крыльях, не чувствуя боли в ногах от режущего,, как стекло, наста, оставляя на снегу кровавые следы. А сзади, обезумев от запаха крови, неслись волки. Внезапно перед ним возник высокий тесовый забор. Лось оказался в ловушке. Волки были уже рядом, когда он, собрав последние силы, гигантским прыжком перемахнул через ограду. И тут же упал. Взбивая копытами снег, пытался подняться, но израненные ноги не держали, и он долго бился в снегу, пока силы окончательно его не покинули.
И вот сейчас, ощущая страшный запах человека, он инстинктивно чувствовал, что нужно вскочить,, убежать или вступить в схватку, но сил не было и он продолжал лежать, вздрагивая при каждом прикосновении человека.
Зяблов осторожно гладил лося. Смахнул с морды снег и увидел на его лбу белое пятно. Видно, в одном из осенних сражений соперник ударом рога содрал ему кожу на лбу. Рана зажила, но вместо бурой на этом месте выросла белая шерсть, украсив мощную голову сединой.
— Белолобый! — прошептал Зяблов. Он уже слышал от лесников об этом лосе, но сам увидел его впервые, беспомощным и окровавленным. «Видать, волки подрали»,— решил он и, чтобы проверить это, вышел за ограду. Кое-где оставшиеся после бурана следы подтвердили его догадку.
Когда он вернулся во двор, хлеб в тазике исчез. Лось снова попытался вскочить, приподнялся на передние ноги, заскреб задними по снегу и опять рухнул на бок.
— Эх ты, бедолага! — с сочувствием вымолвил Зяблов.— Изрядно тебя потрепали. Отлеживайся да хлебушко жуй, он куда как пользителен и человеку и зверю.
Он принес из избы еще каравай, искрошил в тазик и, чтобы не беспокоить зверя, ушел в избу.
На следующий день утром Зяблов, прихватив новый каравай, вышел во двор. Лось, припадая на задние ноги, стоял под навесом и обгладывал кору с осиновой жерди.
— Разве это еда. Накось хлебца!
Лось шарахнулся в сторону, не удержался на больных ногах и упал. С трудом поднялся, зло прижал уши и шагнул навстречу.
— Ну, ну! Ты не шибко-то! — крикнул Зяблов, а сам на всякий случай спрятался за столб. Кинул хлеб, постоял, наблюдая, как лось принюхался к караваю и начал обгрызать корку.
После завтрака Зяблов запряг лошадь и привез с болота полные розвальни краснотала. Рубил не подряд, а только самые молодые и тонкие. Свалил под навес и, управившись с нехитрым домашним хозяйством, отправился на лыжах в обход.
Вернулся уже в сумерках. Открыл калитку и отшатнулся. Почти рядом, загородив дорогу, стоял лось. При виде человека он фыркнул и наклонил голову, выставив навстречу Зяблову страшные рога.
— Ты чо? — заорал испуганный Зяблов.— Оклемался, нечистый дух. А ну, пшел вон! — и замахнулся рукавицей.
Лось попятился. Осторожно, бочком, увязая в снегу, Зяблов обошел зверя и, оглядываясь, заторопился к избе. Прихрамывая, лось двинулся следом. Зяблов уже не помнил, как взлетел на крыльцо и захлопнул за собой дверь.
Немного отдышавшись, он выглянул в щелку. Лось стоял возле крыльца. Широко расставленные ноги мелко дрожали. И эта дрожь, бессильно опущенная голова так потрясли Зяблова, что он, заскочив в избу, схватил со стола хлеб и вышел на крыльцо. Лось переступил ногами и поднял голову. Широко раздувая ноздри, почуял запах хлеба и потянулся к человеку. Зяблов оторвал от каравая кусок и протянул зверю. Тот было отступил на шаг, но потом нерешительно взял мягкими губами кусок…
Через неделю раны на ногах лося зажили, и он легко расхаживал по двору, каждое утро поджидая возле крыльца Зяблова с хлебом. Но однажды лось исчез. Зяблов нашел место, где могучий зверь перепрыгнул забор и ушел в лес.
— Выздоровел. Теперича не пропадет! — обрадовался лесник и тут же почесал затылок— надо было ехать в лесничество за мукой. Весь свой запас он скормил своему гостю.
В середине декабря, когда зима по-настоящему набрала силу, Зяблов снова увидел Белолобого. Тот стоял на опушке возле кордона и смотрел на него.
— Видать, понравился хлеб-то! — засмеялся Зяблов. Вернулся в избу, прихватил каравай и вышел за ограду. Но пусто и одиноко просвечивал лес, продуваемый холодным ветром. Белолобый ушел, не дождался.
