Семнадцать машин косили напрямую. Со стороны казалось, что на поле разыгралось сражение. Свет десятка мощных фар , наталкиваясь на идущие навстречу комбайны и грузовики, отбрасывал длинные пляшущие тени. В моменты, когда машины, вползая на подкошенный и перехлестнутый ветром овес, с ревом увеличивали обороты, картина боя была почти реальной.
Комбайнеры докашивали третью загонку, и Нуратов помчался отрезать следующую клетку, когда с полевого
стана, разбитого близ леска, заговорила сигнальная фара.
— Кажись, повар приехала,— сказал кто-то, и сразу же отовсюду посыпались шутки, довольные возгласы.
Сцена, которую наблюдаешь и главным действующим лицом которой является каждый из нас каждый день, — трапеза. Люблю это старинное слово, но с ним почему-то связываю не боярскую, извините, обжираловку, не богатые пиры подгулявших купцов и даже не скромные вечеринки российского студенчества. Нет, не с праздничными обедами ассоциируется это слово. Когда после трудов праведных человек садится за стол, он ищет не удовольствие, а возможность, необходимость напитать свои мышцы, каждую клетку уставшего тела новой силой. Это — трапеза. А чувство настоящего человеческого удовольствия приходит сам о собой вместе с ощущением вливающейся в тебя силы.
Группками и поодиночке жнецы стекались к вагончику, где совхозный повар Надежда Ботова уже накрывала стол. Самые изголодавшиеся уселись первыми. Пока Надя разбирала посуду и прикидывала, на сколько едоков разливать, механизаторы завели старый неоконченный разговор о том, управятся ли к утру с этим полем, хорош ли будет овсишка или нет и не притянет ли западный ветер всем надоевшие дожди. Только здесь, в вагончике, где в железной печке пищали дрова и где острый нежный дух свежеиспеченного хлеба перемешался с запахом раскаленной «буржуйки», комбайнеры почувствовали, как холодна и ветрена ночь.
