Хозяин магазина представил мне мастера-резчика, служившего у него. Это был сухощавый старичок в легкой старенькой одежонке, тихий, с острыми глазами и тонкими нервными пальцами.
Только вышел я из магазина, как снова увидел незнакомца в леопардовой шкуре. Он стоял, будто поджидая меня, около клеток с обезьянками и попугаями. Я пошел к нему, а он — от меня. Лавируя среди торговых рядов, юноша вывел меня в ту часть ярмарки, где разместились мелкие торговцы. Один из них выставил статуэтки, чашки, кувшинчики прямо на земле. Рядом продаются резиновые шлепанцы, дешевые дхоти, материя. Спиной к торговцу зерном устроился торговец сигаретами, зажигалками, какими-то пакетиками. Он в темных очках, с черными, расчесанными на пробор волосами, в грязной, по-молодецки распахнутой рубашке. Как Ходжа Насретдин, он сыплет остротами.
Дальше — будки на четырех ножках, сбитые из досок и фанеры. Это — тоже лавочки. В одной из них устроился продавец фруктов, он выложил пирамидками сочные мандарины, розовобокие яблоки, коричневые гранаты, а сам разместился среди них, сложив крест-накрест ноги. Напротив него— щуплый старик в серой изношенной тунике. Он поджаривает на маленьком костре початки кукурузы, но их никто не покупает. Продавец фруктов мог бы рассказать, что старик приходит сюда с восходом солнца, собирает щепки для костра, достает из узелка початки кукурузы и жарит их. Полный надежд, он призывает отведать свое лакомство. К обеду, когда станет нестерпимо жарко, старик, ничего не продав, замолкнет и тихо просидит до захода солнца.
