Христофор Барданес
В те времена, о которых пойдёт рассказ, то есть в 40—60-е годы XVIII века, Бессарабия, ныне Молдавия, формально принадлежала Турции. Но всеми своими экономическими, культурными, религиозными интересами тяготела к России, связи с которой были весьма оживленными. Вот почему, когда у кишиневского купца Барданеса, грека по происхождению, подрос сын Христофор и стал вопрос о его учении, решено было послать юношу в Киев, культурный центр юго-западной России.
Поплакали, снабдили советами, деньгами, на дорогу напекли, наварили и насобирали всякой всячины и всякой снеди — и жареной, и пареной, и вареной, и копченой. Не забыли и одежду — дорога дальняя, мало обжитая. По обычаю, посидели перед дорогой, перекрестились, и вот уже возок покатил вдаль, увозя юношу в далекий Киев, навстречу судьбе.
Увы, она оказалась далеко не ласковой. Но об этом еще никто и не догадывался. Наоборот, Христофору завидовали, прочили блестящую карьеру, а какую — пока еще неизвестно: может быть важного чиновника русской администрации новоприсоединенных областей Причерноморья, может быть… Впрочем, много что может быть впереди, а скорее всего, что, получив в Киеве образование, Христофор возвратится в родной Кишинев, в отчий дом, и станет деятельным помощником отца по торговой части.
Прошло несколько месяцев. Наступило жаркое украинское лето. Христофор отправился домой на побывку. В те времена дороги были не безопасны. По украинской степи бродили шайки татар и кочевых ногайцев, совершавших молниеносные набеги на небольшие хуторки и караваны путников. Налетят, постреляют, нашумят, разграбят караваны и жилье, уведут в плен скот и людей и… словно сгинут в бескрайней степи, растают в степном мареве.
Поехал домой Христофор, разумеется, не один, а с небольшим караваном. Но не спасло это его от беды: в степи налетели ногайцы, разграбили караван, кого убили, а остальных, в том числе и Христофора, скрутили, связали по рукам и ногам и… прости-прощай, родная семья, родной дом, гимназия, Киев, свобода! Отныне ты, Христофор, уже не сын молдавского купца, не ученик киевской гимназии. Отныне ты — раб!
Мы не знаем, долго ли томился Барданес в неволе у первого хозяина, но знаем, что был он привезен им в Стамбул, где в то время процветал международный невольничий рынок.
…Шумит разноголосыми и разноязычными говорами майдан невольничьего стамбульского рынка, самого крупного в Европе, да, пожалуй, и в Азии. Каких только людей здесь не увидишь: белолицые и белокурые англичане; смуглолицые и черноволосые испанцы и португальцы, венецианцы и генуэзцы; купцы из стран арабского Магриба, из Египта, Сирии и многих и многих других стран.
А рабы? Кого только не выставляют на продажу предприимчивые купцы-работорговцы! Здесь и черные, как сажа, суданцы, курчавые, толстогубые, дикие, но здоровые и выносливые! Смуглые сирийцы. Большеглазые и пугливые индийцы. Но, право же, самые лучшие из лучших, это выставленные на продажу русы — белокурые, голубоглазые, мускулистые. Дороже всех ценятся они на торжище. Русские рабыни тоже в большой цене. Покупают их охотнее других.
Измученные и скорбные стоят невольники — юноши и девушки, взрослые и дети. Ну, и что такого, если жену отрывают от мужа, сестру от брата, ребенка от матери. Поплачут, конечно, не без этого, но пройдет время, успокоятся. А не успокоятся сами, хозяин найдет нужные «успокоительные» средства!
Молодой и здоровый Христофор не долго ждал своего покупателя. Вот он уже стоит перед рабом, окидывает испытующим взглядом, оценивает, ощупывает мускулы, заглядывает в рот, целы ли зубы, глядит, нет ли где на теле изъянов? Нет, вроде, раб подходящий. И покупатель начинает торговаться с хозяином.
И вот уже договорились, продавцу вручены деньги, раб передан в руки покупателя. Отныне Христофор — его собственность, которую он может оставить у себя, перепродать, а под злую руку изувечить или убить. И совесть его будет чиста и перед собою, и перед господом богом, и перед людьми, ибо кто такой Христофор? Вещь, мужское тело. О рабах еще в древнем Риме на невольничьих рынках так и говорили: «продается мужское тело, имя такое-то, умеет делать то-то, цена такая-то».
Не установлено, кто купил Барданеса на невольничьем рынке в Стамбуле, известно только, что с этим хозяином он объездил всю западную и южную Европу. О целях многолетних скитаний мы можем только строить разного рода предположения. Определенно известно лишь то, что основным местожительством хозяина была Вена и что этому человеку не сиделось на месте. Германия и Польша, Франция и северная Италия, снова Польша и Германия, снова Италия и Франция. И так много лет. Вена и Прага, Берлин и Кельн, Париж и Марсель, Милан и Венеция, Рим и Генуя, Варшава и Краков— не раз и не два видел Христофор их улицы и стены, площади и рынки.
Мы не знаем, почему хозяин Барданеса возил с собой раба. Можно предположить, что Христофор сумел стать ему, если не помощником, то нужным и полезным слугой. Ибо, как отмечал впоследствии его анонимный биограф, «…он говорил на многих языках, был весьма здоров, довольствовался малым… Как человек, видевший много на свете, ничему не удивлялся, но все особенно значительное открывал весьма скоро. Он имел великую страсть к собиранию всяких известий, заводил везде знакомства с отличнейшими мужами, беседовал с путешественниками и потому был начальству своему полезен».
Но никто уже не сможет нам объяснить, почему, имея столь ценного раба, хозяин его, возвратившись из очередного вояжа по Европе, продал Христофора другому купцу, тоже оставшемуся неизвестным. Однако вскоре после перепродажи, Христофор освободился, вероятнее всего сбежал. Как писал его биограф, он «… бродил в печальном виде по Венгрии и Польше, пока не оказался в ходе своих странствований в Петербурге».
Вот Христофор в Петербурге. В «печальном виде» прибыл он в столицу России, наверное пешком и, надо полагать, не без приключений.
Вот она, столица великого государства; вот он, Петербург 60-х годов XVIII столетия. Длинная и широкая Невская першпектива, хотя и немало замусорена, но являет собою величественный вид. Высятся дворцы вельмож. Еще нет ни Казанского, ни Исаакиевского соборов, еще Адмиралтейство не имеет того стройного и строгого вида, какой оно приобретет в недалеком будущем; еще многое в Петербурге напоминает времена создателя его, Петра I. Но на Невском и за ним видны леса вновь воздвигаемых зданий — все больше и больше дворян, купцов, иностранцев поселяется в стольном граде, поближе ко двору, к милостям императрицы Екатерины II.
Прожив некоторое время в столице, осмотревшись, заведя нужные знакомства, Барданес здесь прижился и стал устраиваться пофундаментальнее. Возраст уже немалый, за тридцать, надо приобретать надежную специальность, добиться исполнения давней мечты — получить образование. И вот, будучи уже в столь почтенном для ученика возрасте, Христофор поступает в Петербургское медико-хирургическое училище.
Училище, учрежденное еще Петром I, размещалось на Выборгской стороне, близ нынешнего Литейного моста. Двадцать ее штатных учеников комплектовались из числа семинаристов, преимущественно из тех, что хорошо знали латинский язык. Преподавание велось, в основном, на латыни, иногда на немецком и только изредка на русском языках. Преподавателями были, как правило, иностранцы, большей частью немцы.
Что же касается порядков в училище, то читатели, знакомые с известными описаниями бурсы Помяловского, примут во внимание, что его бурса конца XIX века была просто раем по сравнению с медико-хирургическими училищами и их «порядками». Жестокая воинская дисциплина, дрянное обмундирование, скверная пища и… полная свобода любому преподавателю мучить учеников. Розги, плетки, карцер — вот основные «наглядные пособия», к которым часто прибегали наставники, полагая, что «ум, вогнанный через задние ворота»,— наилучший способ овладения науками.
Срок обучения для лекарей был семилетний; в половине учебного курса хорошим ученикам присваивалось звание подлекаря. Его и получил Барданес в свое время.
Сразу же по сдаче экзамена он назначен на должность подлекаря в Адмиралтейский госпиталь здесь же, в Петербурге. Начинается новая страница в трудной жизни Барданеса. Но теперь он уже не раб, не человек без роду и племени, без образования и специальности. Он — вольный человек, на службе ее величества, императрицы всероссийской, подлекарь Санкт-Петербургского Адмиралтейского госпиталя.
Экономическое развитие России во второй половине XVIII века вызвало необходимость изучения малоизвестных и слабо освоенных территорий юго-востока европейской России, Урала и западной Сибири. С этими целями в 60—70-х годах были сформированы четыре академические экспедиции. Возглавляли их академики С. С. Паллас, И. И. Лепехин, Г. Гильденштедт и И. Фальк. Хотя экспедиции назывались «оренбургскими», фактически они охватили и районы горного Алтая на востоке, Закавказье и Иран — на юге. Белое и Баренцево моря — на севере.
Узнав о формировании экспедиции, Барда- нес обратился к Фальку с просьбой зачислить его в состав отряда. Хотя отряд в основном был уже сформирован, оставалась не замещенной еще одна весьма скромная должность — «чучельщика». Однако ни скромность предложенной должности, ни малые размеры оклада не остановили Барданеса, он стал спутником Фалька.
Личные качества Барданеса, о которых мы уже говорили, способствовали тому, что, будучи официально скромным «чучельщиком», он фактически стал одним из самых деятельных помощников Фалька.
Иоганн-Петр Фальк, руководитель отряда, член Российской Академии наук, был принят на русскую службу по рекомендации знаменитого Линнея. С 1765 года Фальк стал профессором ботаники и медицины при Медицинской Коллегии и смотрителем ее Аптекарского сада.
Отряд Фалька составляли: И. Георги, впоследствии также академик, «студенты» Академии наук Иван Быков, Степан Кашкарев, рисовальщик П. Григорьев, Христофор Барданес и два стрелка. Вот и весь отряд, которому предстояло исследовать обширные районы юго-востока европейской части России и значительную часть южной Сибири.
5 сентября 1768 года отряд отправился в дорогу. Из Петербурга выехали обычным для того времени маршрутом: через Тверь, Москву, Саратов, Царицын а Астрахань, куда добрались только в конце лета 1770 года, ведя в пути научную работу. Отсюда, из Астрахани, и началось путешествие по Южному Уралу, Западной Сибири и горному Алтаю, продолжавшееся около двух лет.
Маршрут этого интересного путешествия подробно описан В. Гнучевой в книге «Материалы для истории экспедиций Академии наук в XVIII и XIX веках» (изд. 1940 г.) и здесь мы расскажем лишь вкратце о двух самостоятельных поездках Барданеса в казахские степи, где проявились лучшие его качества как ученого.
Вот какими словами начинает он свой отчет: «Поручение моего начальника академика Фалька учинить особую поездку в киргизскую, еще мало известную степь, при моем ненасытном желании и надежде открыть что-либо полезное, наполнило меня живейшей радостью. Поездка сия была под прикрытием войск, посланных в оную степь по причине беглых калмыков, и состоявшего под начальством подполковника Титова. Не взирая на все предусмотренные опасности и затруднения, охотно последовал я сему повелению».
Далее Барданес приводит маршрут этого интересного путешествия, совершенного, как видим, с отрядом войск, посланным вдогонку за калмыками, которые в эти годы в большом количестве откочевали с Нижней Волги в Узбекистан, а затем двинулись в нынешний китайский Синцзян или Джунгарию (ее Барданес именует «Зюнгорией»).
Вот вкратце этот путь по почти неизведанной степи, по полному бездорожью и среди не совсем еще мирного населения.
20 апреля 1771 года вышли из Челябы по направлению к Звериноголовской крепости на реке Тобол, отсюда 5 мая пошли в Троицк, а спустя пять дней пришли к развалинам, что находятся в 19 верстах выше Тугузина.
На этой остановке, последней на Тоболе, Барданеса заинтересовало происхождение названия реки Тобол. Вот его объяснение: «У источников, что имеются вблизи этой реки, весьма обыкновенная птица таволка, по-казахски — табул, по-башкирски — табол, от него и название реки».
27 мая достигли Алгинского хребта в 463 верстах от Троицка. 28 мая выехали обратно. 7 июня остановились у озера Эбелей, что лежит в 165 верстах к северу от Алгинских гор. Через четыре дня снова вышли к Тоболу и 15 июня возвратились в Троицк, на базу отряда.
Отсюда же, из Троицка, Барданес совершил и второй свой самостоятельный маршрут в «Киргизскую и Зюнгорскую степь».
Из Троицка выехали 16 июня 1771 года и через Звериноголовскую крепость прибыли в Петропавловскую крепость на Ишиме, где находилась воинская команда подполковника Рычкова, к которому Барданес и присоединился. Назначение эта команда имела то же, что и предыдущая: отыскать откочевавших калмыков и возвратить их на место. 14 июля прибыли в Омск, где в это время находился Георги. Барданес отдал ему все, что было собрано им в пути от Троицка до Омска.
Из Омска пошли далее по так называемой «Сибирской линии». Пройдя последовательно переправу через реку Карасу, приток Иртыша, озеро Каргакул, крепость Железнинскую, 26 июля встретились с кочевьем султана Мамета, владетеля малого улуса Средней Киргизской Орды, у которого и прогостили один день. В своих записках Барданес приводит живое описание кочевья и самого султана Мамета, Из этого кочевья вышли к Ямышевской крепости и у близлежащего соленого озера Барданес познакомился со способом лечения чумных больных.
13 августа Барданес расстался с отрядом Рычкова. Последний проследовал дальше в поисках калмыков, а Барданес направился в Семипалатинскую крепость и из нее пошел далее вверх по левому берегу Иртыше. Пройдя последовательно станицы Лебяжью, Спасскую и Грачевскую, он возвратился в Семипалатинскую крепость 22 августа. Описывая Семипалатинск, Барданес сообщает следующие сведения о его жителях: «…В нем 120 человек драгун, 80 казаков и инвалидов, свободных людей 183 души мужского и 166 душ женского пола, кои занимаются, главным образом, скотоводством». Название крепости он производит от развалин семи каменных татарских или монгольских палат, лежащих в двух верстах от крепости. При осмотре им этих развалин, он обнаружил на них сохранившиеся еще тангутские надписи.
Отсюда, из Семипалатинске, он вышел вместе с майором Зейфертом по левой стороне Иртыша в глубь Алтая. 27 августа пришли в Шул- бинский форпост, из которого двинулись далее на юго-восток в «Зюнгорские» горы. Пройдя берегом Иртыша свыше 300 верст, 9 сентября пришли в Аблакет, откуда повернули в обратный путь и 23 сентября возвратились в Семипалатинскую крепость.
В томе «Ученых путешествий», содержащем описание итогов экспедиции Фалька, по материалам Барданеса приведены данные о минеральных источниках и грязях Сибири, Казахстана и Северного Кавказа.
Осенью 1772 года в Томске Фальк встретился с руководителем другой экспедиции — академиком Палласом. Сюда же прибыл из Барнаула и Георги. Так как у Фалька во время пребывания в Томске повторились сильные припадки психического расстройства, которые у него бывали и ранее, пришлось прервать путешествие и возвращаться в Петербург. Сюда же, в Томск, к этому времени прибыл и Барданес из своего самостоятельного маршрута по казахским степям, Паллас поручил ему и Георги сопровождать больного Фалька в обратный путь. В пути, в Казани, Фальку стало легче, и они втроем совершили поездку вниз по Волге и далее через калмыцкие степи на Северный Кавказ, вплоть до нынешних Минеральных вод. Возвратившись в 1773 году из этой поездки снова в Казань, Фальк в очередном припадке психического расстройства застрелился. Георги поручил Барданесу собрать и доставить в Петербург рукописи и коллекции покойного ученого. Барданес доставил все это в столицу уже в 1774 году.
Возвращаться в экспедицию не было смысла, так как она уже свертывалась. Поскольку Барданес проявил себя с хорошей стороны и деловые его качества в Академии наук уже были известны, «подлекаря» оставили на службе при Академии в качестве лаборанта химической лаборатории. Однако новая — очень уже спокойная — работа не увлекла Барданеса. Вскоре он оставил должность и возвратился к медицинской профессии. За его спиной — немалый стаж и житейский опыт, а потребность в медиках в стране большая. Он решил поступить на флот. Его назначают лекарем, сначала в Кронштадт, а потом в Таганрог. Здесь и проходит вся его дальнейшая служба.
В Таганроге в то время проживало много его соплеменников — греков; материальное и служебное положение Барданеса было прочным. Казалось, можно было осесть на месте. Но беспокойная натура снова влечет его а странствия. И вот, в качестве судового лекаря он совершает несколько дальних морских путешествий на кораблях русского военного флота.
Ученик киевской гимназии; раб; воспитанник медико-хирургического училища в Петербурге; «чучельник» в отряде Фалька и деятельный помощник его; исследователь северной части Казахстана, вплоть до границ Джунгарии; лаборант химической лаборатории Академии наук; лекарь в Кронштадте; судовой врач в Таганроге; мореплаватель — таковы этапы не слишком долгой жизни Барданеса, полной превратностей и лишений. Приходится удивляться огромной жизненной энергии, целеустремленности, настойчивости, наблюдательности и многим другим примечательным качествам Барданеса, помогшим ему не смириться с долей раба, а вырваться на волю и стать ученым, сделавшим немалый вклад в познание многих районов тогдашней России.
