Володьку Шмакова взяли в нашу группу потому, что он играл на аккордеоне и, следовательно, имел хоть какое-то отношение к музыке. Шеф считал обязательным присутствие такого человека в группе, хотя бы ради солидности. Его даже не смутило, что прежний Володькин начальник с подозрительной легкостью уступил своего подчиненного. Впрочем, шеф был несколько гипертрофированного мнения о своем авторитете и организаторских способностях…
Задача нашей группы была чисто эмпирической — научить позитронную машину сочинять музыку. Никто, разумеется, не собирался создавать механических композиторов. Просто необходимо было проверить возможности позитроники.
— Красавица!— восхищенно вскричал Володька, в первый раз увидев машину.
Она и впрямь была красива,— сказалось введение в штат института профессиональных художников. Вместо огромного, неуклюже сваренного комода, в беспорядке утыканного разноцветными лампочками, получилась изящная обтекаемая вещица, чуть побольше рояля и напоминающая его формой. Даже покрыта она была черным рояльным лаком. У нее, разумеется, тоже были лампочки, но они были собраны в одном месте, за выпуклым овальным стеклом, и не только не портили внешнего вида, но даже украшали.
Когда Володька произнес свой комплимент, машина была включена и нудно выпиливала хроматическую гамму в фаготном тембре. Очевидно, от содрогания воздуха ее лампочки засияли сильней, и она перескочила через ноту.
— Ну, ну, моя хорошая, не надо торопиться, ты пропустила ре-диез,— сказал Володька, вынимая носовой платок и стирая следы чьих-то пальцев с лакированной поверхности.— Хроматическая гамма тем и знаменита, что в ней нотка бежит за ноткой, как по лесенке.
Лампочки горели с явным перекалом. Машина помолчала, будто собираясь с духом, и вдруг лихо просвистела всю гамму в сногсшибательном ритме.
Володька пришел в восторг.
— А что я говорил!— заорал он.— Это же не машина, это вундеркинд! Мы ее еще такому научим…
Тут шеф решил, что пора показать, кто хозяин в лаборатории.
— Шмаков, зарубите на носу, что вы лично ничему учить ее не будете. Ваша задача вполне определенная: программировать вводимую в машину информацию. Учить ее будут профессиональные музыканты.
Лампочки у машины моментально потускнели.
Однако шеф в данном случае сел в калошу: учить машину пришлось все-таки Володьке. Профессиональные музыканты оказались людьми капризными, как и полагается деятелям искусства. То у них концерт, то репетиция, то просто нет настроения. А время не ждало. И Володька, обладавший, к счастью, кое-какими познаниями в нотной грамоте, приступил к занятиям.
Машина могла принимать информацию по двум каналам — обычным перфокартным способом и на слух. До нас она прошла обучение в группе лингвистов, освоила три языка и могла даже сочинять стихи.
Володька пользовался обоими способами, но предпочитал второй. Любо было смотреть, как он ерзал возле машины на складном стульчике и, заглядывая по привычке в шпаргалки, вдохновенно излагал теорию музыки, а машина весело играла разноцветными огоньками. Мы заметили, что, занимаясь с профессиональными музыкантами, когда они все-таки приходили, машина не бывала такой оживленной. Тогда ее лампочки горели ровно, без энтузиазма, как говорил Володька.
Проблему практических занятий Володька решил чрезвычайно просто. Когда шеф уезжал на совещания, он доставал аккордеон и подолгу наигрывал машине лирические песенки, грустные танго или разухабистые твисты. В свою очередь, шеф выписал со склада магнитофон и угощал машину классическими произведениями, которые он не понимал и не любил, но на чем же и воспитывать неофита, как не на классике? По крайней мере, ни одна инспекция не придерется.
Впрочем, легкую музыку шеф вообще ненавидел. Прослышав однажды — как мы ни оберегали Володьку — о содержании его «подпольных» практических занятий, он влетел в лабораторию даже не багровый, а какой-то малиновый с разводами, и прямо с порога заорал:
— Шмаков!.. Вы… вы… Это черт знает что!— Присутствие женщин не позволило ему высказаться яснее.— Отныне и навсегда я запрещаю… запрещаю… Запрещаю! Вам ясно?
— Нет, Сидор Карпович, я так и не понял, что вы мне запрещаете.
Шеф на мгновение застыл, остолбенело глядя на Володьку, и снова взорвался:
— Я запрещаю учить машину этим штучкам! Запомните раз и навсегда: ваше дело — всякие там арпеджии, септаккорды и прочие доминанты. Понятно, черт побери?!
Последние его слова покрыл отвратительный грохот: это ревела возмущенная машина. Шеф подскочил к ней и трахнул кулаком по кнопкам. Брызнули осколки, и лампочки погасли.
— По-нят-но!— нараспев произнес Володька и как-то уж слишком спокойно пошел за запасными кнопками…
Наконец обучение закончилось. Настал день испытаний. Добрых полчаса мы перетаскивали из конференц-зала мягкие стулья для гостей.
— Тоже мне, музыкальная работа!— пыхтел Володька, нагрузившись четырьмя стульями сразу. Сегодня он был бледнее обычного и, кажется, чего-то опасался.
Когда приемочная комиссия расселась по местам, шеф произнес короткую речь о перспективах позитроники и нажал кнопку. Машина медленно оживала. Переведя регулятор на «исполнение», шеф подсел к директору института.
В машине что-то прошуршало, и полилась нежная минорная мелодия. Скрипки выплескивались рыданиями, их сдерживали скорбные аккорды меди. Потом машина… запела! Это была песня о любви, разделенной непреодолимой преградой. И столько было в ней чувства, что кое-кто из женщин украдкой смахнул слезу.
— Интересно!— сказал директор, когда песня кончилась.
Остановись машина на этом — все бы, возможно, обошлось. Но она вдруг залихватски выкрикнула: «Эх, пропадать, так с музыкой!» и ахнула твист. Да какой! Ученые только укоризненно покачивали головами, стесняясь смотреть на шефа, а ноги их непроизвольно отстукивали веселую дробь. Внезапно Люба Скворцова, кандидат наук, сорвалась с места. Поддернув слишком узкую юбку и придерживая очки, она продемонстрировала отличное знание твиста. Володька, которому уже нечего было терять, составил ей компанию.
Это зрелище доконало шефа. Не помня себя, он рванул рубильник и взревел, хватая воздух скрюченными пальцами:
— Вон!.. Оба… Вон… Увольняю!..
…Их обоих выгнали. Володька устроился в институт космической кибернетики, а машина… Машина работает в соседнем ресторане. Говорят, посетители ею довольны. Володька частенько заходит в ресторан. Они с машиной по-прежнему добрые друзья.