Серегу я всегда считал не очень надежным соседом. Во время дворовых баталий, когда мы носились вокруг дома с фанерными щитами и выструганными из реек мечами, он обычно занимал наблюдательный пост на своем балконе и, формально соблюдая нейтралитет, втихомолку сообщал то одной, то другой стороне о численности противника, о засадах и возможных тактических ходах.
Обе враждующие армии в дни сражений охотно пользовались его информацией. Зато во время перемирий Серега ходил с синяками, которыми щедро награждали его представители той и другой стороны.
Однажды летом, когда большинство наших ребят разъехалось по дачам и пионерским лагерям и двор превратился в арену мирного сотрудничества, Серега начал против меня холодную войну.
На перилах его балкона неожиданно появились девять солдат, три танка и две пушки, жерла которых были направлены на мое окно. Наши переговоры были кратки.
— Ты чего, на меня? — спросил я Серегу, когда он вышел на балкон с десятым солдатом в руке.
— А хоть бы и так.
— Объявляешь войну?
— Пока нет.
— Тогда убери своих солдат… И вообще ты поступил нечестно, ведь знаешь, что я весь свой пластилин истратил на макет планетария и теперь ничего не могу выставить против тебя.
Серега промолчал, только улыбнулся ехидно и демонстративно прикрепил к перилам десятого солдата с развевающимся флагом.
Что мне оставалось делать? Я поступил так, как бы на моем месте поступил всякий уважающий себя человек: провел тотальную мобилизацию остатков пластилиновых ресурсов и с трудом наскреб материала на две фигурки солдат. Но выставить их на подоконник так и не решился. Что такое два тонконогих заморыша против десятка дородных Серегиных гвардейцев!
Враг был коварен и хитер. Он начал свои действия рано утром, да еще в понедельник, когда все магазины, торгующие пластилином, закрыты. Я побежал во Дворец пионеров с твердым намерением взять с выставки свой планетарий, чтобы тотчас превратить его в руины и пластилин пустить на военные нужды. Благо, Дворец был рядом.
Но когда я увидел плод своего двухнедельного труда на высокой подставке в самом центре выставочного зала и прочитал под ним имя автора, мое варварское желание моментально исчезло. Козни Сереги были мельче высокого назначения науки.
Пришлось жертвовать серией новозеландских марок. На них я выменял у Женьки Макухина изрядный ком пластилина и с головой ушел в работу.
Через час Серега вывел на балкон новые силы. Подняв край занавески, я наблюдал из окна, как он расставлял технику на стыках между шеренгами пехоты. Армия его выросла до пяти танков, десяти орудий и двадцати шести солдат. Правда, это были уже не вчерашние холеные франты, а какие-то инвалиды, кособокие, безликие, похожие скорее на арестантский сброд.
Я ликовал: превосходство в технике было на моей стороне. Дождавшись, когда Серега закончит расстановку своих сил, я торжественно раздвинул занавески и крикнул:
— Сопротивление бессмысленно, капитулируй!
Мой подоконник был сплошь заставлен самолетами, орудиями дальнобойной артиллерии, миноносцами и подводными лодками. Сережка аж зажмурился от такого обилия вооружения.
— Ступай, готовь белый флаг,— кричал я агрессору.— Жду до четырнадцати ноль-ноль. В случае молчания буду вынужден начать военные операции!
Серега покинул балкон. Но армию с перил не убрал. Я тотчас раскусил его военную хитрость: сейчас он начнет в спешном порядке поиски пластилина у дворовых ребят. Надо действовать!
Схватив альбом с марками, я выбежал из квартиры. На лестничной площадке мы столкнулись носом к носу. У Сереги в руках была банка с водой, в которой плавал тигровый меченосец. Я так и знал: враг идет к Сашке Бедову, готовому выменять у Сереги редкую рыбешку на что угодно.
В таком случае я иду к Сашке Холопову — прощай, моя Британская Гвиана! От Славки я побежал к рыжему Леньке и за три марки Никарагуа взял еще одну коробку пластилина.
Теперь хватит! Если, конечно, Серега не догадается отнести свою знаменитую пару неоновых рыбок Шурику Табакову. Тогда я пропал: у Шурки пластилину навалом… Зайду-ка я к Боре Самсонову, может, он соблазнится каравеллой Колумба!
К полудню моя коллекция марок значительно поредела. Зато я располагал восемью коробками пластилина и двумя помощниками для пополнения резервов. По имеющимся у меня сведениям Серега, опустошив свой аквариум, сумел выменять только шесть коробок да и то неполных.
Втроем мы лихорадочно принялись за дело. Надо было спешить— приближался роковой час: четырнадцать ноль-ноль. Рыжий Ленька раскатывал брусочки пластилина в длинные колбаски, Сашок нарезал из них заготовки для ракет, а я прилаживал хвостовые оперения и заострял снарядам носы.
За полчаса мы завалили ракетами весь кухонный стол. Теперь следовало перебазировать их на подоконник. Я подобрался к окну, чтобы незаметно потеснить свою старую технику и освободить место для новой.
Но что это! Вместо самолетов и орудий, миноносцев и подводных лодок на подоконнике лежала какая-то бесформенная жидкая масса. Кое-где из нее торчали, согнувшиеся крючком, стволы пушек и мачты кораблей.
А что творилось на перилах Сережкиного балкона! Они напоминали залитый кремом торт «Березовое полено».
Солнце! Это оно, выкатившись после полудня из-за угла дома, растопило своими горячими лучами всю нашу мишурную военную мощь… Я уселся на подоконник и начал горланить:
— Пусть всегда будет солнце!..
Но тут из открытой двери соседнего балкона до моего настороженного уха донеслись сердитый женский голос и сдержанные завывания бывшего врага. Разговор, по-видимому, шел на высшем уровне. Серегу мать ругала за рыбок… Я завидовал ему, потому что разговор с моей мамой был еще впереди.
