1.
Было это в незабываемом девятьсот девятнадцатом. В тот год весна выдалась ранняя, теплая.
У шлагбаума при въезде в Уфу стоял полицейский и сонно щурил глаза. Увидев двух подростков, девочку и паренька, в лаптях и с котомками за плечами, сердито спросил:
— Кто такие?
— Сироты мы, дяденька,— ответила девочка.
— Куда идете?
— К родне. Тетка у нас в городе живет.
— Ну проходи, проходи, не задерживай!
Очутившись за шлагбаумом, девочка, поправляя на голове дырявый платок, из-под которого виднелся грязный бинт, зашептала над ухом подростка:
— Видал? «Кто, куда идете?..»
— Погоди, скоро наши хвоста им накрутят! — коротко отозвался паренек.
У железнодорожных мастерских дети остановились. В воротах показались рабочие в замасленной одежде. Девочка шагнула к одному из них.
— Позовите нам дядю Максима.
Рабочий вернулся за ворота и крикнул:
— Максим! Тебя тут спрашивают.
Вскоре вышел высокий сутулый мужчина и направился к ребятам.
— A-а, Дуняша…
— Здравствуйте, дядя Максим!
— Здравствуй! А это кто с тобой?
— Женька. Вместе мы теперь ходим.
— Ладно… Идемте…
Все трое пересекли дорогу и стали подниматься в гору по деревянной лестнице. На верхней площадке рабочий осмотрелся.
— Переночуете у дяди Васи, вон в том домике. Завтра я зайду за вами.
2.
Поеживаясь от утренней прохлады, Дуняша и Женя спешили за широко шагавшим дядей Максимом. Наконец тот проговорил:
— Давайте присядем,— и первый опустился на влажную от росы землю. Ребята расположились рядом и приготовились слушать. Поблизости не было ни души. Внизу, под горой, сновал маленький паровозик, выпуская белые облачка, вслед за которыми доносились требовательные нетерпеливые гудки,
— Вот что, ребята,— начал дядя Максим, пристально вглядываясь в лица подростков.— Красная Армия идет в наступление от Самары. Надо помочь нашим. И тут, можно сказать, многое будет зависеть от вас. Ничего, что малы еще… Одним словом, задание вам такое: дойдете на поезде до фронта, а дальше проберетесь к нашим пешком.— Дядя Максим достал Из кармана сверточек величиной со спичечную коробку.— Передайте вот это…
— Кому? — Не вытерпела Дуняша.
— Не перебивай. Все скажу. Так вот; вы попадете в Двадцать пятую дивизию. Она в тех местах. Командиром у них Чапаев Василий Иванович. Может, слыхали такого?
— Я слыхал! — отозвался Женя.— Белые его здорово боятся!
— Вот, вот. Слушайте дальше. Когда попадете в дивизию Чапаева, спросите Шульгу.
— Дядю Филиппа?! — обрадовалась Дуняша.
— Верно, ты его знаешь.— Максим протянул сверток Дуняше.— Возьми. Передадите лично Чапаеву. В случае опасности — уничтожить.
— Знаем,— деловито ответила Дуняша.
3.
Через сутки машинист высадил ребят на разъезде и показал им дальнейший путь. К вечеру Дуняша и Женя добрались до леса и, никого не встретив, заночевали в стоге сена. Рано утром они двинулись снова. Неожиданно, пересекая лесную поляну, наткнулись на всадников.
— Стой!
— Вы отколь? — спросил молодой веснушчатый конник в папахе.
— Из деревни, дяденька,— ответила девочка.
— Чего бродите?
Дуняша посмотрела на Женю.
— Лошадь у нас потерялась,— ответил подросток.
— Гм, лошадь потерялась,— усмехнулся конник.
— А почему с пустыми руками?
Ребята переглянулись.
— Где, говорю, уздечка?
— А мы без уздечки. Лошадь у нас смирная.
Конник посуровел.
— Смирная? Ну вот что, айда в штаб.
— Дяденька, да вы же наши! — закричал
Женя, только сейчас разглядев на груди у конников красные банты.
— Шагай. Там разберемся, чьи да откудова.
Ребят привели в большое село. В просторной избе за столом сидели военные с загорелыми, обветренными лицами. На лавках — седла, вещевые мешки, оружие.
— Bor ребят задержали в лесу,— доложил веснушчатый.— Лошадь, говорят, потеряли…
Дуняша шагнула к столу.
— Дяденьки командиры, нам очень нужно дядю Шульгу.
— Какого Шульгу? — спросил один, вероятно, старший.
— Он у вас, у красных.
— А ты почем знаешь, что мы красные?
— А ленты-то! Что я, слепая? Шульгу нам надо.
— Не знаем такого…
— Погоди, не морочь ребятам голову,— проговорил другой, усатый.— А ты, девочка, знаешь, как зовут-то Шульгу?
— Филиппом, дядей Филиппом.
Усатый высунулся в окно, крикнул:
— Эй, Семен! Позови Шульгу. Да быстро!
В избу вошел, согнувшись под притолокой, широколицый рябой военный лет тридцати, перетянутый ремнем поверх телогрейки. Дуняша бросилась к нему.
— Дядя Филипп!
— Вы как сюда попали? — удивился Шульга.
— У нас письмо к вам,— сказал Женя.
— Так давай.,.
Дуняша незаметно ущипнула Женю за руку.
— Путает он. Пакет не вам, а самому Чапаю.
— Что ж, Василий Иванович как раз у себя.
На улице сновали конные, пешие. Вдруг Дуняша увидела, что навстречу им через дорогу идет быстрой походкой сухощавый усатый человек. Лихо заломлена папаха, на лбу тонкое кольцо волос, левая рука на рукоятке серебряной шашки, а в правой нагайка.
— Что за ребята? — спросил он у Шульги.
— Разрешите, товарищ комдив, доложить… Наши связные из Уфы. Пакет привезли.
Чапаев шагнул к ребятам. Взгляд у него открытый, глаза синие-синие, с зелеными искорками.
— Ну, айда ко мне. Там погуторим…— И, круто повернувшись, зашагал обратно через дорогу.
Вошли в светлую просторную горницу. Дуняша протянула сверток Чапаеву. Взял он его, развернул на столе. Не торопясь прочел. Потом потребовал карту, циркуль. Сел на табурет. Сидит, что-то выписывает и по карте отмечает.
— Задумали генералы с высоты уфимского берега из пушек нас расстрелять! — Голос у Чапаева стал веселым, высоким, словно петь собирается.— Что ж, посмотрим, кто кого…— И повернулся к ребятам: — Ну, спасибо вам. Одним словом — молодцы! А сейчас отдыхать идите.
4.
Так Дуняша и Женя стали чапаевцами. Не раз по заданию командования ходили они в тыл к колчаковцам.
После взятия Уфы Чапаевскую дивизию перебросили опять в уральские степи.
Шел август 1919 года. Дивизия с боями продвигалась на помощь городу Уральску, осажденному казаками.
У одной из станиц разгорелся жаркий бой. Ребята обычно находились в обозе, им строжайше было запрещено лезть под огонь. Но разве усидишь, когда в цепь ушли почти все обозники! Женя и Дуняша набрали из ящика грэнат — ребристых, круглых, величиной с гусиное яйцо, и огородами выбрались за станицу, в цепь к чапаевцам. Глянула Дуняша в степь, и от волнения дух захватило: по золотистому жнивью ряд за рядом шли белоказачьи цепи. «Что же наши не стреляют?!».
Когда над казачьей цепью понеслось из конца в конец «А-а-а!» и она устремилась к окопам, раздалась команда:
— По белякам — огонь!
Затрещали выстрелы. Цепи казаков редели, но продолжали лезть вперед. Дуняша и Женя тоже стали бросать гранаты. С фланга ударил вражеский пулемет. Дуняша упала на землю.
— Женька… Помоги встать… Слышишь?..
Но Женька не отозвался. Его еще раньше скосила пулеметная очередь.
Очнулась Дуняша в госпитале. Вместе с другими ранеными ее отвезли в Москву.
5.
В маленькой палате на три койки было холодно. Дуняша лежала у огромного заледеневшего окна и прислушивалась к голосам, доносившимся из коридора. В палату вбежала радостно возбужденная молоденькая сестра
и проговорила:
— Ленин, Ленин приехал!.. И Крупская!
Некоторое время было слышно шарканье ног у двери. Потом на пороге показался главный врач. За врачом вошла немолодая женщина в длинной черной юбке и близоруко осмотрелась. Увидев Дуняшу, улыбнулась и негромко сказала:
— Здравствуйте.
Почти одновременно от дверей донеслось более звучное и какое-то по-особенному бодрое:
— Здравствуйте, товарищи!
В дверях в наброшенном на плечи халате стоял коренастый человек с удивительно живыми глазами. Он сделал несколько шагов вперед.
— Поздравляю вас с праздником Красной Армии и желаю скорейшего выздоровления!
«Да ведь это Ленин! — догадалась Дуняша.— А рядом с ним — Крупская».
Сестры стали раскладывать по тумбочкам подарки — писчую бумагу, карандаши, конверты.
— В этой палате— раненые девушки,— говорил главный врач.— Самой старшей — шестнадцать лет.
— Позвольте, а как попал сюда мальчик? — спросил Ленин, подойдя к койке Дуняши.
Врач ответил:
— Вас ввела в заблуждение короткая стрижка, Владимир Ильич. Это девочка, с уральского фронта.
Крупская осторожно присела на край Дуняшиной койки.
— Как зовут тебя?
— Дуняша… Дуня Кузнецова…
— Тебя ранило?
— Посекло… Грудь и ноги посекло.
Крупская подняла глаза на Ленина, и тот, повернувшись к врачу, спросил:
— Как ее состояние?
— Теперь вне опасности. Но положение было очень серьезным.
Когда главный врач и Владимир Ильич подошли к следующей койке, Крупская, помолчав, тихо спросила:
— Ты знаешь, что Чапаев погиб?
— Да, знаю… Письмо мне прислали…— И Дуняша заплакала.
— Не надо, милая, не надо, успокойся,— по-матерински приговаривала Надежда Константиновна, ласково поглаживая Дуняшину руку.
— А куда…— пересиливая слезы, спросила девушка,— куда я потом пойду? У меня же никого не осталось…
Крупская достала блокнот, что-то написала и вырвала страничку.
— Вот, возьми. Выздоровеешь — приходи ко мне в Наркомпрос.— И встала.— Ну, поправляйся.
Дуняша посмотрела на Ленина. Он стоял с главным врачом у выхода. В его прищуренных глазах светилась печаль.
— Молоды… Очень молоды! — произнес Владимир Ильич.— Нелегкая у них юность…— И, как бы с кем-то споря, добавил: — И все-таки им будут завидовать. Да, да. Ведь они принимают участие в работе изумительной по своей исторической значительности!
* * *
Весной 1920 года Дуня Кузнецова выписалась из госпиталя. Надежда Константиновна помогла ей поступить учиться в 4-ю Калужскую военноокружную школу инструкторов физического воспитания. Окончив ее, Евдокия Афанасьевна стала учительницей. И в какой бы школе она ни работала— в Бирске, Славгороде или в Уфе,— всюду ее уважали, как человека отзывчивого, искреннего, прямого.
Сейчас Евдокия Афанасьевна на пенсии.
